Операция «Химера» (СИ)

Рой, ни о чем таком думать в данный момент не способный, промычал что–то невнятное.
— Вот я тоже так считаю, — не стала спорить Марь Филипповна. — В карточку надо все записывать, иначе потребуется укол какой–нибудь поставить, а он из–за закодирования не подействует, бывает ведь такое? Или, наоборот, подействует, но не так. Это ведь до смертоубийства дойти может, а завхоз нам еще очень даже нужен. До него такие завхозы тут работали, что потом ни ведра, ни гайки не найти, зато к людям со всей душой, и выпить на праздники, и пошутить, и в общественной самодеятельности участие принять. Одного такого даже посадили, — шепотом поделилась она, — участковый Мормышкин его на пятнадцать суток за пьянство упек. Так тот протрезвел, и уволился. Обиделся, значит. В общем, много кого сменили, пока Кольку не назначили. Он здесь живо за дело взялся, учет наладил, даже бит поначалу бывал. Мужики–то наши привыкли, что коли общественное, значит, ничье, а Колька даже за бутылку поделиться не соглашался, только при наличии официальной бумаги. В общем, и так с ним, и эдак, и по–хорошему, и по–плохому, а он, кабан здоровый, на плохое не реагирует, первым здороваться перестал, только откуда–то такой самогон делать начал, что к нему понемногу весь поселок шастать повадился. Все по–своему перекроил, теперь с ним дружить хотят, а он рожу воротит. Да еще больше литра в одни руки не дает, только на праздники, на свадьбы какие или на похороны. Прям минздрав, а не самогонщик.
Как ни старался Рой понять, чего больше в рассказе Марь Филипповны — уважения или осуждения, так и не смог. А портретик действительно интересный вырисовывался, гладкий, как в учебнике. Только надписи поверху не хватало «носитель серости»; остальное все присутствовало в полной мере.
— Ох, спасибо, Марь Филипповна, — Рой усилием воли сдержал рвущуюся наружу отрыжку, свято помня различия между благодарностями во времена древней старины и нынешней цивилизованности.
Неведомая газировка возмущенно долбанула в нос, спустилась обратно в желудок и там недовольно затаилась.
— На здоровье, Рой Петрович, на самое хорошее и крепкое здоровье! — расплылась Марь Филипповна. За окном сверкало и погромыхивало, но уже гораздо менее уверенно. — Сейчас пойду, посудку помою, тесто проверю, дождик–то уже и поменьше пойдет. А вы непременно отдохните, чтобы вечером свеженьким быть, как огурчик. Я Верочку попрошу, она вам все–все про выделенные льготы расскажет. Митька — про школу, а я про Дом Культуры наш. Не зря столько лет там трудилась, и сейчас всегда помогаю, никогда не отказываю. Вы как своими собственными глазами все увидите, даже идти не придется, только в понедельник в промтоварный наведаемся, мне с вами сподручнее будет, а там отчетик напишем, подмахнем, в центр отправим, и еще немного отдохнем, сколько захотите!
Радужная картина, нарисованная Марь Филипповной походила на действительность как хорек на эскимо. Это даже совсем не местный Рой понимал. Но поскольку задача перед ним стояла совершенно определенная, требующая для решения хотя бы ознакомления со здешними неписанными правилами, то кивал он в ответ безмятежно и даже радостно.
— Ну все, пойду я, — заторопилась Марь Филипповна, — а вы, ежели раньше проснетесь, про пирожки–то не забудьте. Доешьте обязательно, у меня уже новые на подходе, еще вкуснее, не эти, скороспелые. Хотя эти тоже ничего, но другие совсем вкуснотища, вам обязательно понравится.
— А-а… А как выглядит этот ваш завхоз? — едва не забыв, о чем хотел спросить, после наказа в одиночку доесть утренние пироги, поинтересовался Рой. — Вы уверены, что он не захочет сам со своим самого… коньяком, то есть, к нам зайти? Он ведь где–то здесь проживает, насколько я понял. Неловко как–то получиться может.
Поганка Ерик проснулся только после второго осторожного прикосновения. Как жрать и веселиться, так он всегда первый, а как работать — не добудишься.
— Как выглядит, — задумалась Марь Филипповна. — Ну, как? Обычно выглядит. Здоровый, высокий, хмурый, — Ерик, допетрив, наконец, что от него требуется, спешно срисовывал портрет из плывущих представлений Марь Филипповны.
 
Со зрительной памятью у нее оказалось, к счастью, все в порядке, поэтому ни по поводу цвета глаз, ни на тему особых примет Рой спрашивать ее не стал.
— Понял, спасибо, — выпроваживая удивительную боевую женщину, поблагодарил он, — близко подходить не стану, предоставлю разбираться профессионалам своего дела.
Марь Филипповна польщено зарделась, видимо, четко ощутив полную искренность. Рой действительно не врал — умолчал только, что в роли профессионалов придется выступать им с Ериком.
— Подъем, — тихо скомандовал он, едва дождавшись, когда за Марь Филипповной захлопнется дверь. — На том свете отоспишься, — пообещал он, дав себе зарок сразу по прибытии в штаб выбить для напарника полноценный отдых. В конце концов, шеф ему паек обещал? Обещал. Вот пусть временем и выдает. Никто ведь не виноват, что фамильяр через Роя питается, и дополнительная жратва ему нафиг не сдалась. — Докладывай, — попросил он Ерика, опустившись в одно из двух жестких кресел.
Местная газировка, подло затаившаяся до поры до времени, не преминула попытаться спустить пар через нос.
— Извини, — булькнул Рой, когда Ерик недовольно фыркнул. — А ты чего хотел? Ели вместе, выхлоп, соответственно, тоже общий. Все, не отвлекайся.
Свободно общаться с напарником на людях — то же самое, что кадрить двух девиц на двоих. Переглядываться и о дальнейших действиях договариваться сколько угодно можно, особенно, если девицы сами заинтересованы, либо излишне наивны. Тут все прокатит — и звонок любимой приболевшей родственницы, сделанный из соседней комнаты, и срочный вызов на службу, если у одного что–то не складывается, а у второго все на мази. А вот если девушки хоть что–то заподозрят, тогда лучше вообще не продолжать. Все равно ничего хорошего не выйдет.
И впечатлениями — в обоих случаях — лучше делиться не на месте, а постфактум, когда вдвоем остаешься. Тогда никто из девиц случайно не узнает, что у одной ноги кривоваты, но с пивом потянет, а вторая, хоть и красивая, но слишком серьезная, наверняка потом жениться потребует.
Так и с Ериком. Пока никто ничего не заподозрил, Рою и заминки, когда он на ментальной волне общается, с рук сходят, и всякие не очень понятные действия вроде потери в кармане пиджака перьевой ручки, в озере потом всплывающей. А вот раз уж, наконец, наедине остались, пора сведения прорабатывать, а то опять кого–нибудь в гости принесет.
В принципе, расклад и так уже понятен до прозрачности. В поселке, где наблюдается риск повышенной серости, в общем–то, все пока в порядке. И так оно и дальше предположительно пойдет, до тех пор, пока с выявленным артефактом — природной защитой — ничего не случится.
Некоторые подозрения вызывала лишь невыносимая легкость, с которой найдены подозреваемые, а также большая безопасная неведомая магическая фигня, померещившаяся Ерику в третьем озере.
— Верно излагаю? — сурово спросил Рой нацеливающегося снова надуться напарника.
Обижаться тот передумал, вместо этого сложился в кляксу с неровными краями и послал невнятный отпечаток ускользнувшей ауры, якобы с упомянутой фигни снятый.
На эксперта, даже походного, Рой, если честно, не тянул. Но кое что все–таки умел. Проложил отпечаток защитой, чтобы не навредить, затем активировал выданный счетчик и снял показания с расчетом на водную среду. На особый результат, разумеется, не рассчитывал — сам ведь все проверил на месте, ничего не нашел. С другой стороны, запросто отмахиваясь от якобы не укладывающихся в общую картину деталей и мелочей, долго не проработаешь. Сгинешь — и дело с концом.
 
Счетчик послушно считал показания. Рой его еще раз подзарядил, для надежности, и проверил повторно.
— Ну что я могу тебе сказать, — вздохнув, поведал он Ерику. — Если бы Золотая рыбка нуждалась в пищеварении, ее экскременты, извини за выражение, именно так и выглядели бы. Почему Золотая рыбка? — переспросил он в ответ на выпущенную струйку скепсиса. — Да потому что она из данной местности ушла еще раньше, чем Тритоны с древнего Кипра.