В сетях любви

Она спокойно и терпеливо наблюдала за ним. Он чувствовал: Лидия с радостью выслушала бы продолжение его рассказа, но и с не меньшей радостью помолчала бы. Где, черт побери, была эта женщина десять минут назад? Куда она делась и зачем уступила свое тело этому шипящему, плюющемуся суккубу?
На мгновение у него возникло желание потребовать от нее своей очереди, чтобы все произошло так, как они и договаривались. Но он был сыт, ослепляющая страсть не подавляла совесть, и сейчас совесть требовала от него прочтения литании.
Он позволил себе одно прикосновение: провел рукой по ее волосам.
— Спи, Лидия. У тебя был длинный день. — Он встал с кровати и погасил свечи.
Кошмар повторился, причем еще более страшный, чем прежде. Выстрелы. Жуткие вопли лошадей. Крики в ночи. И хлопанье дверцы экипажа.
Однако она чувствовала рядом с собой его присутствие. Он спасал ее от ужасных видений прежде, чем они успевали овладеть ею. Он прижимал ее к себе, протирал влажный лоб краем простыни и разговаривал с ней: «Лидия. Дорогая. Ты в безопасности. Я не дам тебя в обиду». Потому что считал, что все эти кошмары связаны с ней самой.
Блэкшир мог бы уйти после их страсти, но не ушел. Теперь он узнал, что ее мучает разрушительный голод. Он одним глазком заглянул в отвратительные глубины ее желаний и вместе с нею погрузился в них, впитывая в себя каждую вспышку ее ярости. Он сделал это, потому что он человек безграничной силы, безграничного терпения, безграничного понимания слабостей других.
Он лбом прикоснулся к ее затылку. Она шеей ощутила его теплое дыхание. Как и прошлой ночью, он обнимал ее одной рукой, только сейчас на них не было никакой одежды. Каждый раз, просыпаясь, она чувствовала прикосновение его обнаженного тела, и каждый раз это ощущение заново изумляло ее.
Лидия заморгала и открыла глаза. Уже утро? Болела голова. Не надо было пить кларет.
Они не задернули шторы, и сейчас комнату заполнял предрассветный сумрак. Да, уже утро. Но вставать пока рано.
По тому, как были напряжены его мышцы, она поняла, что он тоже не спит, но боится пошевелиться, чтобы не разбудить ее. Судя по его возбуждению, у них есть выбор, как провести время до завтрака.
Своей рукой под одеялом он нащупал ее руку, и их пальцы переплелись. Он понял, что она проснулась.
Через какое-то время ей придется столкнуться с последствиями того, что она натворила. Но не сейчас. Пока она может отвлечься на него — на великолепное олицетворение мужественности, — который не давал обещаний ни одной даме. И забыться вместе с ним. Она подтянула его руку к своей груди так, чтобы ладонь легла на сосок.
Он вздохнул. Это был облегченный вздох мужчины, который долго ждал, когда дама проснется и положит его руку на свою грудь.
— Ну, как твоя голова? — ласково спросил он, поглаживая ее.
— Плохо. — Только бы он не решил, что нужно оставить ее в покое. — А вот другие части тела в полном порядке.
Она спиной ощутила рокот в его груди — это он рассмеялся, не выпуская смех наружу.
— Если ты пожелаешь, этим другим частям станет еще лучше. — Прикосновение его руки к соску вызывало у нее сладостное покалывание во всем теле.
«Да». Это молитва и ликование. «Да, да, да, да, да».
— А какие именно части ты имеешь в виду?
— Сейчас я их осмотрю и решу. — Нежное и неожиданное прикосновение: он поцеловал ее за ухом. — Повернись ко мне. — Его голос упал до шепота. — Дай мне взглянуть на тебя.
Она перекатилась на спину, а он приподнялся на локте. При виде его лица у нее захватило дух. В бледном сумраке она хорошо различала темные густые брови, придававшие ему суровости; глаза цвета крепкого кофе; щеки, шершавые от отросшей щетины. И выражение целеустремленности. Откинув одеяло, он открыл ее почти всю, до середины бедер. И себя тоже. Она увидела волосы на его груди, выступающие ключицы, плоские мышцы живота. Вчера ночью все это почему-то ускользнуло от ее внимания.
Его рука вернулась к ее груди, на этот раз чтобы зажать между пальцами сосок. Его взгляд переместился к ее лицу. Он хотел видеть, как она изнемогает от наслаждения. Она сглотнула, и он посмотрел на ее шею.
 
— Тебе нравится? — спросил он.
Ее пронзил трепет. Вчера он точно таким же голосом задал похожий вопрос, стоя перед ней во всей своей обнаженной красоте: «Ты этого хочешь?» Даже монашка не смогла бы ответить «нет».
— Так нравится? — Он слегка сжал сосок.
— Да. Сильнее. — Ее дыхание участилось.
Он покачал головой, уголок его рта приподнялся.
— Ты забыла, что сейчас будет по-моему? Не приказывай мне. Я запрещаю тебе говорить «сильнее». — Он продолжал ласкать ее сосок, но его движения замедлились и стали едва уловимыми.
Нет, это невозможно!
— А что, если я буду умолять, а не приказывать?
Его брови сошлись на переносице, а по глазам она поняла, что он живо представил себе это зрелище.
— На меня это не подействует, — твердо сказал он. — У меня есть план, и я буду следовать ему.
Ее охватила паника. Она знала, каково это — лежать на спине и принимать то, что ей предоставляет мужчина. Существовали способы уйти поглубже в себя, подальше от всего, что с ней делали. Существовали способы настоять на своем и зубами вырвать свое удовольствие. Даже прошлой ночью она управляла им так же, как любым другим мужчиной, и получила от него все, что хотела, держа его при этом на расстоянии.
Но сегодня она проснулась в его объятиях, уставшая, согревшаяся и открытая для него. Свою броню она оставила в ночи, и сейчас, возможно, уже поздно доставать ее.
— Не беспокойся. — Он чувствовал ее волнение. — Это замечательный план. Тебе понравится.
— Ты так уверен в себе, да? — Она отказывалась отступать. Она отказывалась отзываться на его ласки, хотя они и приносили ей несказанное удовольствие. — Это мне решать, нравится мне или нет. — Она снова сглотнула.
— Ты очень восприимчивая. — Благоговейный взгляд на ее грудь и полное пренебрежение к только что произнесенным ею словам. — Я едва прикасаюсь к тебе, а ты вся горишь. Зачем же ты настаиваешь на том, чтобы все было жестче, и быстрее, и сильнее, если даже слабое прикосновение наполняет тебя восторгом?
— Потому что мне так нравится. — Может, и стоит откликнуться на ласки. Ее неподвижность не обманет его, он не будет думать, будто ей неприятно.
— Тебе и так тоже нравится. — Он дотронулся до ее соска ногтем.
— Да. — По всему телу от кончиков пальцев до макушки прокатилась волна наслаждения. — Сдвинь руку пониже, и увидишь, как сильно мне нравится.
— В тебе нет ни капли скромности, верно? — Он усмехнулся, и эта ухмылка получилась очень чувственной. — Терпение, Лидия. — Он нагнулся над ней, оперся рукой на матрац и ухватил ее сосок губами.
Она непроизвольно вскрикнула. От его языка, ласкавшего сосок, в венах словно разгорелся огонь.
Он поднял голову и заглянул ей в глаза. На его лице отражался первобытный триумф мужчины, который смог доставить наслаждение женщине.
— С тобой любой зеленый юнец будет считать себя героем-любовником, — сказал он. — Неудивительно, что твой покровитель хотел содрать триста фунтов за тебя.
Триста фунтов. Нелепость. Лучше бы он не соглашался. Она скажет ему об этом позже.
— Не останавливайся. — Сейчас это было важнее. — Пожалуйста. — Теперь он не обвинит ее в том, что она командует.
Он хмыкнул, как будто прочитал ее мысли, и поцеловал в губы.
Мужчинам всегда нравилась ее грудь. Больше, чем лицо. И она знала, на что способны руки и рот, до каких вершин наслаждения можно довести поглаживанием, щипками и укусами, а также то, какие удивительные вещи можно творить языком. И вот сейчас оказалось, что Уилл Блэкшир все это умеет. Ему с неподражаемым мастерством удается воспламенить ее всю, каждую клеточку ее тела. Она извивалась, как выброшенный на сушу угорь, и стонала под его ласками. Если он продолжит в том же духе, все закончится прежде, чем он войдет в нее.