Конечно, это не любовь (СИ)
— То самое?
— Да, очевидно, что у каждого факультета есть какие-то положительные качества. У Райвенкло это глубина мысли, у Хаффлпаффа — трудолюбие, у Слизерина — умение находить выход из любой ситуации. А вот у Гриффиндора я никогда этого положительного качества не видел, потому как, прости, конечно, но ни безрассудную отвагу, ни полное отсутствие чувства самосохранения я таковыми назвать не могу.
— А верность друзьям?
— Пожалуй.
Тот разговор, как ни странно, стал одним из многих, которые она вела с Драко. Он тоже получил разрешение на сдачу ЖАБА, и они стали готовиться вместе, чаще всего у него в библиотеке, которая была едва ли не богаче Хогвартской. Временами Драко безумно походил на самого себя в школьные годы, и в такие моменты Гермиона называла его исключительно по фамилии, а иногда и грозила проклясть чем-нибудь. Но большую часть времени он вёл себя вполне сносно. То есть он не перестал быть снобом и самодовольным гадом, разумеется, но грань дозволенного видел, так что его шутки и замечания, хотя и ядовитые, редко были действительно оскорбительными. Этим он сильно напоминал ей Шерлока, который тоже никогда не упускал случая съязвить.
Сам Шерлок почти не появлялся — по его словам, он с головой ушёл в учебу, чтобы освоить программу трёх лет за полтора года. Впрочем, Гермиона была за него спокойна. В конце февраля она приняла не совсем обычное решение и, в один из дней, наведалась в гости к миссис Уизли с вопросом о том, как работают её волшебные часы, показывающие состояние всех членов семьи.
Миссис Уизли была ей не слишком рада — похоже, не простила расставания с Роном, — но, узнав, что Гермиона хочет сделать артефакт, который позволит приглядывать за родителями, оттаяла и показала основные заклинания. Меньше чем за неделю Гермиона сотворила себе небольшие наручные часы с тремя стрелками — «Мама», «Папа» и «Шерлок» — и двумя указателями — «В порядке» и «В большой опасности».
До тех пор, пока все три стрелки указывали на отметку «В порядке», Гермиона могла спать спокойно, и её единственным серьёзным переживанием стала сдача экзаменов.
— Ты умнейшая ведьма поколения и даже меня превосходишь по успеваемости! — как-то сказал ей Драко, уставший, похоже, от её паники. — Ты сдашь всё блестяще, успокойся.
Этот комплимент настолько не вязался с его обычными шутками и подколками, что Гермиона рассмеялась и даже несколько расслабилась. Вряд ли она во всём мире могла бы найти более жёсткого критика её способностей, за исключением, может быть, покойного профессора Снейпа, так что к его словам можно было прислушаться.
Однако готовилась Гермиона всё так же усердно. Наконец, настал день, когда нужно было прибыть в Хогвартс — начиналась экзаменационная неделя. Школа была такой же, как и в тот день, когда Гермиона впервые вошла в её двери. Все следы войны были уничтожены, не было ни трещин в стенах, ни крови на полу, ни пыли. Вечный Филч всё так же, как раньше, намывал пол в холле, песочные часы с баллами факультетов переливались глубокими, насыщенными цветами, а Основатели улыбались с витражей.
И хотя Гермиона не могла забыть о том, что происходило здесь год назад, она была рада, что вернулась хотя бы ненадолго.
Прибыли они с Драко вместе, но сразу же разделились — он пошёл куда-то в подземелья, а Гермиона поспешила к друзьям. Гарри и Джинни, несмотря на волнение перед экзаменами, просто светились от счастья. Они выглядели так, словно были чем-то одним, Гермиона заметила, что у них стали совсем одинаковые жесты, и часто Джинни заканчивала мысль Гарри и наоборот.
— Что бы там ни было, — заметил Гарри, когда Гермиона спросила о подготовке — они как раз расположились возле камина в гостиной Гриффиндора, — моё будущее весьма определённое. Я уже подписал контракт со школой авроров, а в июле у нас с Джинни свадьба, так что…
— И вообще, кого заботят результаты? — хмыкнула Джинни, явно дразня подругу. — Разве что совершеннейших заучек.
— Ах так! — со смехом воскликнула Гермиона и разом оказалась втянута в дурацкую потасовку, сама не понимая, как так вышло, что она бьёт Гарри подушкой и отбивается от пытающейся задушить её шарфом Джинни.
В окружении друзей Гермиона расслабилась и, к своему удивлению, впервые сдавала экзамены легко. В конце концов, разве можно её озадачить вопросом про защитные чары, которые она могла наложить с закрытыми глазами, спросонок и чужой палочкой? Или предложением сварить основу для Оборотного зелья, рецепт которого она помнила наизусть? Или трансфигурацией собственной внешности? И даже на защите от тёмных искусств, которая обычно давалась ей труднее всего остального, она выступила блестяще — вызвала телесного Патронуса и продемонстрировала целый комплекс боевых заклятий.
У Гарри, Джинни, Невилла и Луны тоже проблем не возникло — впрочем, экзаменаторы и не сомневались в том, что герои войны, члены знаменитого Отряда Дамблдора, продемонстрируют впечатляющие результаты. А вот у Драко, за успехами которого Гермиона следила, всё было не так радужно. И хотя палочку он себе все-таки раздобыл подходящую, да и с дрожью в руках научился справляться, было видно, что экзамены ему даются тяжело, и не в последнюю очередь из-за предубеждения комиссии. Он мог сколько угодно перепрыгивать через голову, всё равно слышал от экзаменаторов только недовольное: «Достаточно».
Накануне перед последним экзаменом, древними рунами, Гермионе не спалось, и она решила прогуляться по замку. На неё не действовали факультетские правила, в том числе и о комендантском часе, поэтому она совершенно спокойно вышла из своей комнаты и направилась на Астрономическую башню. Она едва ли могла бы объяснить, почему идёт именно туда. Возможно, потому что с башни открывался самый красивый вид на окрестности замка, или из-за того, что с ней было связано множество воспоминаний.
Она поднялась наверх, подошла к открытому неостеклённому окну и вгляделась в темноту. Перед её глазами замелькали картинки: как она, маленькая девочка, впервые отсюда смотрит на звёзды, как они с Гарри тащат ящик с тяжёлым драконом, как они с Виктором стоят здесь и смотрят вдаль, и он тихо говорит ей по-болгарски о красоте своей страны… Следом пришли другие: авроры, нападающие на профессора МакГонагалл по указанию Амбридж, битва с Пожирателями, лежащий на земле и похожий на манекен профессор Дамблдор, над которым горит Тёмная метка.
Она не сразу поняла, что в башне есть кто-то еще, поэтому вздрогнула, когда сбоку от неё раздался тихий голос:
— Я тогда думал, что оказался слишком слаб.
Гермиона чуть повернула голову и увидела стоящего возле соседнего окна Драко. Она ничего не ответила, и он продолжил:
— Когда не сумел убить директора. Стоял здесь, направив на него палочку, знал, что должен произнести заклятие, но не мог. И ненавидел себя за это.
— Профессор Дамблдор знал, что ты его не убьёшь, — заметила Гермиона.
— Потому что я трус?
— Нет, потому что ты никогда не был злым. Это была его теория — что человек, в чьей душе нет зла, никогда не убьёт по своей воле.
— У него было много теорий. Знаешь, всё это вечное прощение, вторые шансы, сила любви, — он хмыкнул, — мы смеялись над ним из-за этого. Я был уверен, что ко мне эта чушь не применима. И хотел доказать себе, что это действительно так.
— И всё-таки ты бы его не убил.
— Нет. И никто бы этого не сделал, наверное, кроме Северуса. Беллатриса и прочие могли бы громко смеяться, издеваться над ним, но палочек бы не подняли — слишком его боялись. А Северус…
— Так было нужно, — сказала Гермиона. — Мы тогда не знали этого, но потом выяснили, что это был план директора.
— Планы у него тоже всегда были чудные, — со вздохом сказал Драко.
— Пожалуй, — согласилась Гермиона.
Она очень хотела найти какие-нибудь подходящие слова — сказать, что она в бешенстве от несправедливости комиссии, что всё будет хорошо, и ещё что-нибудь в этом роде, но вместо этого просто стояла и молча смотрела в темноту.