Невинность (ЛП)
«А если он снова привяжет тебя к кровати? Медленно трахая тебя? Сколько времени пройдет, пока ты не сломаешься и не начнешь умолять?»
Невольно Кора задрожала всем телом, когда Маркус потянул ее через порог в пентхаус.
Она и раньше подчинялась, потому что оправдывала это тем, что в конце концов одержит верх и сбежит. Но сейчас? Теперь, если ее враг заставит ее выкрикивать его имя в экстазе, не будет никакого оправдания. В следующий раз у нее не будет никакой возможности мысленно оправдать свои действия.
Нет, если она снова подчинится Маркусу, значит, придется столкнуться с правдой, которую давно отрицала, — что какой-то ее части это нравится, которая жаждала его прикосновений и его доминирования.
Её разум сразу же попытался это отвергнуть. Нет. Никогда. Она никогда…
— Добро пожаловать домой, — язвительно сказал Маркус, захлопывая за ними дверь. Кора вздрогнула от этого шума. Маркус не отпускал ее запястья.
— Маркус, я…
— Я не хочу этого слышать.
— Но…
— Замолкни, — рявкнул он, словно щелкнул хлыстом.
Он потащил ее в гостиную и указал на диван. Она села на самый краешек дивана, напрягшись всем телом, и ждала, как студентка, которую вызвали в кабинет директора. Но секунды превратились в минуты, а приговор так и не наступил.
Маркус отошел, стягивая пиджак и снимая запонки. Он оглянулся один раз, закатывая рукава, обнажая предплечья, поджарые, крепкие и покрытые темными волосами. У Коры перехватило дыхание, но он только подошел к боковому бару. Звякнуло стекло, и он вернулся с бокалом, наполовину наполненным янтарной жидкостью. Маркус протянул его, но Кора покачала головой, но когда он не двинулся с места, она, наконец, его приняла. Он неторопливо отошел и налил себе еще бокал. Со стаканом в руке он подошел к окну и стал потягивать, его профиль скрывала тень.
В наступившей тишине она нервничала ещё больше. Что он с ней сделает? Ожидание могло убить ее.
Кора подняла свой бокал, но остановилась, вдохнув приторный запах алкоголя.
— Просто покончи с этим, — нарушила она безмолвную тишину.
Маркус повернулся и посмотрел на нее. Она со стуком поставила бокал на столик.
— Накажи меня, накричи на меня, что бы ты ни собирался сделать, — она сложила руки на груди. «Не впускай его. Несмотря ни на что. Он хотел поработить тебя, как это делала мама все эти годы». Она произнесла это вслух, чтобы напомнить себе, что он ничем не отличается. — Мама запирала меня в подвале. Думаю, оказаться привязанной в спальне — лучше.
Маркус помрачнел. Он неторопливо подошел, его небрежная походка не вязалась с яростной напряженностью на его лице. Сосредоточенностью охотника, который нацелился на свою добычу.
Она не могла пошевелиться, пойманная в ловушку его взгляда. Даже когда он подошел вплотную, соприкасаясь с ее коленом.
«Нет. Ты же хочешь обрести свободу. Это все, чего ты когда-либо хотела».
Он обхватил ее за шею теплыми твердыми пальцами.
Ее пульс забился под его ладонью. Она закрыла глаза, не в силах смотреть на его великолепное лицо. Но не могла отгородиться от тепла его руки или от того, как ее тело полностью расслабилось от его властного прикосновения. Почему? Почему он так на нее действует? Она была так сбита с толку, не зная, что будет дальше.
— Я должна была попытаться, — выпалила она, когда молчание стало невыносимым.
— Знаю. — Он погладил большим пальцем ее подбородок.
— Давай, сделай это, — она старалась говорить твердо, но голос ее дрогнул. — Все, что ты хочешь сделать со мной. Покажи, на что способен! — И она посмотрела ему прямо в глаза. Глаза у него потемнели, почти почернели.
Он опустил руку и сел напротив нее.
У нее перехватило дыхание. Он смаковал свой напиток и смотрел на нее так, словно она была произведением искусства, которым он владел. — Ты знаешь, почему я тебя обучал?
«Потому что ты помешанный на контроле?» Вертелось у нее на языке. Но в первый же вечер он рассказал ей, зачем все это делает. — Потому что тебе доставляет удовольствие мучить меня.
— Да. — Он допил остатки своего напитка. — Да, это так. Но в конце концов, Кора, я удерживаю тебя, чтобы ты была в безопасности.
Она рассмеялась. Ничего не могла с собой поделать. — Ты правда веришь в это? — Она покачала головой, устало потерев лицо. — Что ты делаешь все эти ужасные вещи во имя мира. Ты говоришь себе, что Олимп опасен и что ты единственный, кто может сдержать насилие.
— Это правда. Никто другой недостаточно силен.
— Ты считаешь себя спасителем города.
— Не спасителем. Императором.
Ну еще бы. Она представила себе, как он стоит на ступеньках Сената. Раздает лавры. Высылает войска, завоевывая целые народы, сжигая города, порабощая врагов и засыпая их поля солью.
— Лучше, чтобы тебя боялись, чем любили, — процитировала она слова Макиавелли. Маркус в двух словах.
— А ты, Кора? Ты боишься меня?
— Да. — Ее ответ был едва слышен.
Он с довольным видом склонил голову набок. — А что насчет любви?
— А что по поводу этого?
— Ты говорила, что любишь меня.
— Это было раньше. Теперь я знаю, какой ты на самом деле.
Он встал и поднял ее на ноги. — Я был слишком добр к тебе. Я отпустил тебя с поводка, а ты предала мое доверие.
Неужели он действительно думал, что она не убежит, если ей представится хоть малейший шанс?
— Ты никогда не будешь свободна. Но теперь ты знаешь границы своей клетки. — Он наклонился ближе, его запах окутал ее, смесь тонкого одеколона и виски. — Тебе некуда бежать, Кора. Я выслежу тебя. Твое место здесь, рядом со мной. Навсегда.
У нее перехватило дыхание, но он еще не закончил. — Так почему бы не прекратить борьбу? Отпустить себя. Позволить себе быть моей. — Он отступил, и она пошатнулась. Его присутствие сильно на нее давило, и когда он отошел, она ощутила потерю.
— А теперь раздевайся, — с этим приказом он ее оставил.
Покориться. Подчиняться. Сбежать. Таков был ее главный план.
Но для этого требовалось подчинение, не так ли? И Маркус не будет удовлетворен ничем, кроме полного контроля над ее телом и контроля над ее разумом. Она теряла себя, и самое страшное было то, что ей это нравилось.
«Все в порядке, — сказал ей тихий голос. — Он больше, быстрее, сильнее тебя. Ты можешь просто получить удовольствие».
А если она не послушается, он, без сомнения, сам ее разденет. Поэтому она стянула джинсы и рубашку вместе с чувством нормальной жизни. В прохладной комнате ее кожа покрылась мурашками.
Маркус вернулся с коробкой в руке, когда она осталась в лифчике и трусиках. Он поставил ее на стол и засунул руки в карманы, кивнув ей, чтобы она продолжала представление. С напряженным лицом она сняла все остальное. Вряд ли ей было что скрывать. Сегодня она впервые после свадьбы надела одежду.
Тем не менее, она ждала, тяжело дыша, пока он изучал ее. В конце концов он подошел к ней и провел рукой по ее спине и бедрам, как будто осматривал лошадь, которую хотел купить. Она не смогла сдержать дрожь желания, когда он обхватил ее попку. Она слишком хорошо помнила свое последнее наказание.
— Ты хочешь наказать меня?
Склонившись к ее подрагивающим бедрам, он поднял голову. — Ты хочешь, чтобы я наказал тебя?
Ответ замер у нее в горле. Что бы она сделала, чтобы облегчить муки ожидания?
Его слова звенели у нее в ушах. «Отпустить себя. Позволить себе быть моей».
Она не доверяла ему. Не могла довериться ему. По крайней мере, не сердцем.
Но ее тело? Думая о том, что было бы, если бы он увел ее обратно в то совершенное, экстатическое место, где она могла бы, наконец, избавиться от всей этой неразберихи и суматохи. Где она могла просто… быть.
— Да, — заявила она, внезапно решившись. — Я хочу, чтобы ты наказал меня.
Что-то мелькнуло в его глазах и тут же исчезло. Он вздернул подбородок. — Кажется, я недооценил тебя жена.
Стук сердца отдавался в ушах. Можно ли его удивить? Бросить ему вызов и заставить относиться к ней как к равной?