Невинность (ЛП)

Кора нахмурилась. — Думаю, ты мог бы. Но для чего?
— Пока ты не узнаешь свое место.
— Мое место? В качестве кого, твоей жены? — Она медленно прикинула в уме. — Трофея, выставленного на обозрение, чтобы доказать твою власть над Титанами?
Маркус покачал головой, снимая пиджак. — Вполне возможно.
— Ты спятил. — Он навис над ней, мрачный и красивый в тусклом свете, снимая запонки и закатывая рукава. При виде его рук, гладких и сильных, покрытых темными волосками, ее сердце екнуло. Этого хватило, чтобы отвлечь ее от гнева.
Почти. — Если думаешь, что я забуду то, что ты сказал, что сделал со мной… — Она стиснула зубы.
— Знаешь, сколько женщин убили бы, чтобы оказаться на твоем месте?
— За место привязанной к твоей кровати? — усмехнулась она.
Он высокомерно приподнял бровь. Почему он так красив, когда насмехается над ней?
— Они могут забрать тебя. Мне все равно. — Она отвернулась, сохраняя на лице непроницаемое выражение.
— Я мог бы взять их, — согласился он. — Каждый вечер новую. Если бы захотел связать их, они бы умоляли меня.
— Ух ты, я просто поражена твоим мужским мастерством, — невозмутимо произнесла она. — А ты делаешь зарубки на спинке кровати? — Она повернулась, чтобы посмотреть на изголовье кровати, и ее желудок скрутило от образов, которые вызвали его слова, представляя Маркуса в объятиях другой женщины.
— Ты научишься следить за своим острым язычком, — пробормотал Маркус. — Что ты там говорила раньше? Богатый, могущественный, красивый… большинство женщин согласились бы на одно из трех. Тебе повезло. — Он положил руку ей на бедро. — Ты единственная, кого я хочу. Как только увидел тебя, понял, что заполучу тебя. Вот так, — его голос стал глубже, и, несмотря на это, ее внутренние мышцы напряглись. Маркус провел грубыми пальцами по нежной коже внутренней поверхности бедра. — Я знал, что сломаю тебя. Мы отлично повеселимся, ангел, ты и я.
Она изо всех сил старалась скрыть, как у нее перехватило дыхание от его прикосновения. Почему? Почему ее все еще так влечет к нему?
— Хватит меня трогать, — процедила она сквозь стиснутые зубы. Она не могла думать, когда его рука находилась между ее ног.
Нежное прикосновение превратилось в сильную хватку, твердую и требовательную. Ее телу это тоже понравилось. — Ты моя. Куплена и оплачена.
С каждым его словом становилось только хуже. Она не шлюха. — Это не так — прошипела она, продолжая изо всех сил бороться с притяжением своего тела к нему.
— Разве нет? Я пролил кровь за тебя, Кора.
Она вздрогнула, и ее тело мгновенно остыло. «Мужчина, который пришел в собачий приют, чтобы предупредить ее, с лицом, покрытым синяками. Не думай об этом. Если пойдешь по этой тропе, то закричишь».
Столько было предупреждений и красных флажков. Но она ведь не прислушалась к ним? Она объяснила каждую из них, она была так ослеплена Маркусом. А теперь… — Тот мужчина, он мертв?
— Он прикоснулся к тебе. Ни один человек, который причинит тебе вред, не останется в живых. — С тем же успехом слова можно было высечь на камне.
— Никто, кроме тебя, — волна усталости захлестнула ее. — Чего ты хочешь от меня?
— Твоей покорности.
Никогда.
Она сердито посмотрела на него.
Он наклонился вперед, и свет осветил его лицо. Его взгляд скользнул по ее обнаженной плоти. — Твое полное подчинение. Мгновенное полное послушание. Твое обучение начинается сейчас.
— Обучение?
— Ты не хочешь вести себя как жена, прекрасно. Ты все еще моя собственность.
— Что это значит?..
— Если ты хочешь встать с кровати, тебе придется научиться ползать.
Ее кожу покалывало, в груди стоял жар, ярость разгоралась все жарче и жарче. — Пошел ты на х…
— Первым делом, — прервал он ее. Он вытащил из прикроватного ящика какой-то предмет, который она не видела, и что-то звякнуло. — Не хочешь носить мое кольцо, тогда будешь носить это. — Он поднял кусок толстой кожи, прикрепленный к длинной блестящей цепи.
Ошейник.
— Ты сошел с ума, — прошептала Кора, ошеломленно глядя на ошейник.
— Напротив. — Он наклонился ближе. Так близко, что она чувствовала запах лосьона после бритья, который так любила. Но его лицо? Его лицо совсем не походило на лицо человека, которого она знала. — Я очень долго ждал, чтобы увидеть, как мои враги ползают у моих ног.
Она покачала головой. Что? — Я тебе не враг, — прошептала она. — Я едва тебя знаю.
— Грехи отца падут на сыновей. Или дочь в данном случае. Грехи отца, Кора.
Он провел рукой по ее щеке, и она отстранилась. Отголоски ярости и новой жуткой, невыносимой печали боролись в груди. У нее никогда не было шанса с Маркусом, верно? Он всегда видел в ней мать, когда смотрел на нее. От этой мысли ее чуть не стошнило. Поскольку это значило, что на самом деле все являлось фарсом.
Как ему это удалось? Целовать и прикасаться к ней все эти месяцы? Держать ее за руку и смотреть ей в глаза, когда у нее было лицо матери, которое он так презирал?
Она закрыла глаза. Это не Маркус. Маркус, которого она знала, умер. Или, что еще хуже, никогда не существовал. Она не могла взывать к человечности этого человека. У него ее не было.
— Ты сказал, что позаботишься обо мне, — вырвался у нее сдавленный шепот.
— Я так и сделаю. Я позабочусь о тебе. Подчинись, Кора.
Все бесполезно. Ей нужно закалиться, как и он. Собравшись с силами, она выпалила: — Катись к черту.
— Я вижу, тебе нужно больше времени, чтобы обдумать свое затруднительное положение. Я вернусь, когда ты будешь готова занять свое место.
Он почти дошел до двери, когда Кора окликнула его: — Подожди. Прости. Пожалуйста, — даже она услышала отчаяние в собственном голосе. — Я… я хочу пить. И мне нужно в туалет.
Она закрыла глаза. Неважно. Это всего лишь слова. Слова ничего не значили. И если пресмыкание означало, что она может освободиться от кровати, на которой ее держали голой и распростертой, то, конечно, могла пережить небольшое унижение.
Потому что главное слово, на котором нужно сосредоточиться, — выжить.
Ей хватило сил пережить все, через что заставила ее пройти мать. Годы изоляции. Наказания. Эмоциональная манипуляция.
Она выжила и стала сильнее.
Но с Маркусом.
Сможет ли она пережить Маркуса?
Дрожь пробежала по ее спине, когда она заставила себя посмотреть на него и встретиться с ним взглядом.
— Ненавижу тебя, — вырвалось у нее, но на этот раз он не отстранился, а только усмехнулся. Это было так неправильно — слышать тот же звук, который она обожала, в этих ужасных обстоятельствах, когда он поднял ее волосы и застегнул ошейник на шее.
— Я сделал его специально для тебя, — не сводя с нее глаз, он пристегнул цепочку и потянул. Щеки Коры запылали. Затем последовал ужас. Она должна выбраться отсюда. Он только что надел на нее ошейник. Ни один здравомыслящий человек так не поступает. Он убивал людей.
Она не вынесет больше ни секунды. Ей нужно бежать.
Он развязал ей руки.
«Спокойно, — прошептала она себе. — Будь умнее. Хорошенько подумай».
Но ее сердце трепетало, как у кролика, которого преследовал хищник.
Бежать.
Маркус подошел к изножью кровати, цепочка, привязанная к ошейнику на ее шее, звякнула. Не похоже, чтобы он крепко держал ее. Он даже не смотрел на нее, когда развязывал лодыжки.
Бежать.
Как только он развязал ее левую лодыжку, она сорвалась с кровати и бросилась к двери.
Бежать!
Лишь для того, чтобы ее больно дернули назад за ошейник. Она поперхнулась, когда ее сдернули с ног на задницу. Кашляя и задыхаясь, Кора схватилась руками за ошейник.
— Ай-ай-ай, — Маркус обошел ее вокруг, спокойно погрозив пальцем. Он вообще не держал поводок. Он обмотал его вокруг изголовья кровати, и именно поэтому она так безжалостно откинулась назад.
— Ты действительно хочешь, чтобы тебя снова привязали к кровати? Я думаю, мы попробуем повторить позже.
— Нет, нет! Я буду хорошей! Обещаю.