Чистильщик (СИ)

— Единорогов не бывает.
— Ты еще скажи, что девственниц не бывает.
— Нет, эти-то как раз бывают. Сам… — он осекся.
— Ну, договаривай, раз начал, — Кнуд пихнул его локтем в бок.
— Да что там договаривать… — Он снова от души отхлебнул, хмельное уже почти не обжигало. Пожалуй, хватит, все равно не поможет. — Я здесь, она в Солнечном, вот и все.
— Так зацепила?
Эрик кивнул. Не рассказывать же, что Мара до сих пор снится — хотя какое там до сих пор, это ведь лишь кажется, что много времени прошло, раз столько всего случилось, а на самом деле… И сны такие, что только скабрезными словами и передать, потому и рассказывать незачем, и вспоминать… ох, ты ж, как невовремя!
— Перемелется — мука будет, — Кнуд хлопнул его по плечу. — Лучше найдешь.
— Может быть. Но единорогов все равно не бывает. И русалок. И драконов.
Врал Альмод, как пить дать врал.
— Как это не бывает! Пошли смотреть!
— На драконов? — Эрик приподнял бровь.
— На единорога. Раз говорят, что привезли, значит — привезли.
Кнуд подхватил его под руку и целенаправленно куда-то поволок.
— Так ночь на дворе! Закрыто!
— Пфф, кто это в зверинец через главные ворота ходит? Деньги лишние, что ли? Пошли, говорю. А потом будем искать русалок.
Эрик покачал головой, сунул фляжку обратно за пояс. Но спорить не стал. Зверинец, так зверинец. Тем более, что он там действительно никогда не был. Хоть посмотрит.
Кнуд свернул куда-то в закоулки, такие узкие, что пришлось все же зажигать светлячка, а то в тени домов собственных ног не разглядеть. Остановился перед каменной стеной в полтора человеческих роста, из-за которой торчали дубовые ветки.
— Вот. Погоди.
Может, когда-то стена и была монолитной, но время выкрошило кладку. Кнуд вскарабкался наверх с быстротой и ловкостью кошки. Эрик замешкался. Будь это дерево… Или хотя бы выпей он чуть меньше. С другой стороны, был бы он трезв — полез бы ночью в королевский зверинец?
— Чего задумался? — раздалось сверху.
Кнуд сидел на стене, болтая ногами, и ухмылялся. Эрик подавил желание подпрыгнуть и сдернуть за штанину. Будь это дерево, а под ногами сугробы или, на худой, конец, трава, а не сплошной камень — точно не удержался бы от соблазна.
Он сорвался в полуярде от земли, ободрав пальцы и изрядно приложившись скулой о шершавый камень. Выругался, запустив в хихикающего наверху приятеля фляжкой — больше под рукой ничего не было. Кнуд поймал, пошатнувшись, присосался к горлышку.
— Эй, нам еще обратно лезть, — окликнул его Эрик.
— Вылезем. Только не здесь, — он широко ухмыльнулся. — Помочь?
Эрик показал ему неприличный жест и начал карабкаться снова, в этот раз намного внимательней выбирая, куда поставить ногу. Взобравшись, уселся рядом, оглянулся. В паре ярдов от стены рос раскидистый дуб. Чуть в стороне поблескивала вода, дальше виднелась решетка.
— Не вздумай прыгать вниз, — предупредил Кнуд. — Надо перебираться на дерево.
— А что там, внизу?
Вместо ответа Кнуд опустил светлячок к самой воде. Оттуда вынырнуло длинное рыло, разинулась полная зубов пасть, щелкнув, попыталась ухватить огонек.
— И ты не представляешь, как быстро они бегают.
Эрик присвистнул.
— Даже не хочу представлять.
— Не надо, поверь. Я как-то на спор прыгнул. Как взлетел на дерево — не помню.
Самая нижняя ветка, насколько Эрик мог судить при не слишком ярком свете, торчала на высоте в два человеческих роста.
— Неплохо.
— Угу. Чуть штаны не намочил.
Кнуд распрямился, балансируя на верху стены — словно и не пил вовсе. Прыгнул, поймав ветку— та спружинила под его весом— и вскарабкался, оседлав ее у самого ствола. Эрик по-хорошему ему позавидовал: сам он предпочитал библиотеку тренировочной площадке, а Кнуд, худощавый и гибкий, двигался на диво ловко.
— Прыгай, — сказал тот.
Эрик помедлил. Боязно. Кнуд понял.
— Подхвачу, если что, — в воздухе повисло почти законченное плетение.
Эрик примерился, прыгнул и не промахнулся, закинул ногу на ветку, взбираясь на нее. Кнуд поднялся на ноги, прижавшись к стволу, перебрался на другую ветку, потом на следующую, что вторым концом вросла в решетку ограды. Пробежал, балансируя руками, спрыгнул по ту сторону решетки. Эрик красоваться не стал: прополз, вися, цепляясь руками и ногами. Сознание, что внизу караулит здоровенная зубастая пасть, изрядно прибавляло цепкости пальцам.
 
Наконец, он тоже приземлился под другую сторону ограды.
— Ты будто вообще не пил.
— Нет, в черепушке шумит, и море по колено, — ухмыльнулся Кнуд. — Но знаешь, сколько раз я здесь хаживал?
— Догадываюсь. — Эрик покачал головой. — Ну, ладно, сейчас ночь, никого нет. А днем неужели не ловили?
— Ловили, конечно. Но что они сделают, мы же не чернь. Наябедничали в университет, розгами досталось, только и всего. Не в первый и не в последний раз.
Эрик озадаченно воззрился на него:
— Меня ни разу не секли.
— Да ты что? Такой примерный был? — поинтересовался Кнуд, возвращая ему фляжку.
— Как все… У нас вообще редко секли. Вот в карцере сидеть на воде и хлебе доводилось.
Больше всего его тогда утомила скука, а вовсе не голод и темнота. Три дня без книг — это ж рехнуться можно.
Кнуд двинулся по аллее, Эрик зашагал следом.
— В наш университет прутьев завозили больше, чем в мастерскую корзинщика. И после Бьёрна удивляться, пожалуй, нечему.
Эрик промолчал — имя ему ни о чем не говорило. Светлячок вырвал из мрака за решеткой огромную полосатую кошку. Зверюга сощурилась на свет, зевнула, явив здоровенные клыки.
— Что за история? — поинтересовался Эрик, чтоб не молчать.
— Это было за два года до того, как я там появился, так что только слухи…
Из темноты лениво вышел еще один громадный кот, желтый, с заросшей длинным мехом головой. Неодобрительно глянул на светлячок и рыкнул — громко и жутко. От неожиданности Эрик упустил нити, свет погас. Кнуд рассмеялся.
— Здоровенные, правда? Не хотел бы я быть тем, кто их ловил. Под такую лапу попадешь…
Эрик кивнул.
— В общем, я так и не узнал, с чего там все началось, — продолжал Кнуд, зажигая свой светлячок. — И, кстати, в первый раз меня высекли за то, что посмел спросить об этом профессора. Навсегда отбили охоту лезть не в свои дела. Потом все равно узнал. Над ним подшутили, ему не понравилось. И прежде, чем его скрутили, Бьёрн Уголек убил трех учеников, сломал ногу четвертому и едва не убил преподавателя. Открыто, без оружия, на чистом плетении. Говорили, он всегда был нелюдимым и не понимал шуток.
— Некоторые шутки и я не понимаю, — пожал плечами Эрик. — После розыгрыша должно быть весело всем, а когда один сидит по уши в дерьме, образно говоря, а остальные ржут…
— Не знаю, меня там не было, — сказал Кнуд. — Может, он всегда был говнюком. Может, те пошутили слишком неудачно. Может, он вообще свихнулся, переучившись — он слыл очень старательным, а до защиты оставался месяц. Но после того секли за малейшую провинность, на всякий случай.
Он остановился у таблички на перекрестке аллей, вгляделся в руны.
— Гляди-ка, и вправду, единорог. Пошли смотреть?
— Единорогов не бывает, — уперся Эрик. — Это сказки.
— Тогда пошли смотреть на сказку.
  
Глава 14
 
Здоровенная туша за решеткой на сказку не походила совсем. Жирное тело на массивных ногах-колоннах, серая складчатая кожа, совершенно лишенная волос. Мелкие глазки и здоровенный рог на носу.
— Что ж… — сказал Кнуд после долгого ошеломленного молчания. — По крайней мере, он явно существует.
 
Словно в подтверждение этого зверь разогнался и со всей силы влетел лбом в решетку. Та зазвенела так, что заложило уши, но выстояла.
— И мы ему однозначно не нравимся, — сказал Эрик.
— Мы и не должны ему нравиться, — хмыкнул Кнуд, гася светлячок. — Не девицы же.