И жили они долго и счастливо (СИ)

— Он раздражается, если я захожу, — призналась Василиса. — Я не хочу докучать.
— Он просто отвык от людей, — совсем печально вздохнула Божена. — Я буду тебе очень благодарна, Василиса.
И она снова развернулась и больше уже не оборачивалась, и бубенцы на ее браслетах печально пели свою последнюю для этой весны песню.
***
Тем вечером сразу после ужина Василиса сбежала в гостиную. После работы Настя затащила ее в торговый центр, а там недавно открылся магазин товаров для рукоделия. Василиса полчаса ходила вдоль рядов, пытаясь убедить себя, что ей ничего не нужно, а потом внезапно разозлилась и решила, что имеет право себя побаловать, она и так слишком долго отказывала себе в этой маленькой радости. Первые два года в этом мире ей ничего особо не хотелось, хватало и того, что она сама шила себе платья, но с тех пор, как она сошлась с Кощеем, руки все чаще стали просить работы для удовольствия, а не для дела. Так что к нему домой Василиса приехала нагруженная покупками и едва дождалась момента, когда можно было полностью отдаться любимому занятию. Полная предвкушения, она разложила все свои приобретения на диване, раздумывая, что именно хочет сделать. Решила, что могла бы вышить птицу. Оставалось придумать рисунок и сделать эскиз на ткани, и можно было приступать.
Кощей зашел в комнату, положил руку ей на плечо.
— Пойдем в спальню, — не без намека позвал он.
— Я не хочу, — пробормотала Василиса, увлеченная своим занятием, и замерла, осознав, что именно произнесла.
От переполнявшей ее секунду назад радости не осталось и следа. Она знала, что будет дальше. Сейчас он скажет: не дури. Возьмет ее за руку и потянет за собой. Сначала ласково, потом с силой… Это ведь была одна из причин, по которой она так ни разу и не сказала «нет», не остановила, даже когда почувствовала, что сможет сделать это. Она боялась узнать, что все его слова, что так можно, всего лишь слова. Нет, только не он… Ладно, это ничего, сейчас исправится, улыбнется и пойдет за ним добровольно, а в процессе будет думать о вышивании, а может быть, даже и захочет… Как плохо, когда на стенах нет цветов, и не на что смотреть, не в чем спрятаться…
— Жаль, — ответил Кощей. — Что ж, передумаешь, разбуди. Не засиживайся допоздна и, пожалуйста, не забудь погасить свет, когда пойдешь на второй этаж, хорошо?
И он поцеловал ее в лоб и ушел. Вот так просто. Она сказала «нет». И ее «нет» все решило. И ничего страшного не случилось. Кощей не обозлился и не стал настаивать. Он позволил ей выбрать.
С Кощеем она была в безопасности. Рядом с ним она принадлежала самой себе. Так на кой черт ей понадобилась его любовь?! Или даже больше: зачем ей понадобилось ее подтверждение в виде его слов?
Нет, в этот раз она не позволит представлениям о том, как все должно быть, все испортить.
Правда, теперь возникла другая проблема. Василиса уставилась на разложенное по цветам мулине, пытаясь заново обрести внутреннюю гармонию в его палитре, но получалось плохо.
Судя по всему, она поторопилась, заявив, что никогда не захочет снова выйти замуж.
  
Глава 8.
 
— Смотри-ка, — усмехнулся Григорий, глядя в окно. — Горбунок решил подработать семейным психологом?
Сокол отложил открытку с видом города, которую разглядывал все утро, встал из-за стола и подошел к своему заместителю, выглянул наружу.
На одной из парковых скамеек сидела Агата. Горбунок с Елисеем подошли к ней, и она вскочила со своего места. Видимо, Елисей что-то сказал, за что конек легонько ударил его копытом в спину. От этого толчка парень сделал пару шагов вперед, а потом протянул Агате планшетку и ручку. Она неуверенно приняла их.
— Что это они? — нахмурился Грач. — Уже успели поссориться? Молодежь…
— Кто бы говорил, — вздохнул Финист и вернулся за свой рабочий стол.
— Не начинай опять…
— Чтобы опять что-то начать, надо сначала это что-то закончить, а я как утверждал, что тебе надо жениться, так и буду утверждать.
 
— Ну, видимо, не родилась еще женщина, которая согласилась бы терпеть не только меня, но и мою работу.
— Ты просто не ищешь. А может она где-то рядом.
— Ага, прям постоянно ее вижу и в упор не замечаю. Ладно, закончим. Как там Яра?
— Нормально. Скучает по нас, но вроде как не плачет, уже хорошо. Зато Настя что-то совсем расклеилась…
Сокол снова взял в руки открытку, повертел. «Здравствуй, Василиса! Известно ли тебе… Твой друг». Слова на ней уже примелькались, но Финист еще помнил то самое первое впечатление, сказавшее ему, что он знает этот почерк. Где он мог его видеть?
— Гриш, — позвал он, — глянь, а. Ничего не напоминает?
Григорий подошел к столу, внимательно изучил открытку, пожал плечами.
— Ладно, — вздохнул Сокол, кидая карточку на стол рисунком вверх. — Забудь.
В этот момент в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, открыли ее. На пороге обнаружился Леший.
— Сидите-сидите! — воскликнул он, входя в кабинет.
Сокол, который и не думал вставать, приподнял бровь.
— А я вот решил поздороваться, раз уж вы с утра не смогли ко мне прийти. Впрочем, вы, должно быть, и так знаете, кто я, правда ведь, Федор Яковлевич?
— Знаю, Вячеслав Павлович, — ответил Сокол.
Леший улыбнулся и подошел ближе, протянув руку. Финист все-таки поднялся со своего места и ответил на рукопожатие. Оно у Лешего оказалось неожиданно крепкое, но Сокол лишь сжал ладонь сильнее, и улыбка их нового начальника дрогнула.
— Наслышан, — протянул он, бегло пожимая руку Грачу. — Один из сильнейших боевых магов Управления, гроза всех темных. Говорят, вам предлагали хорошую должность на Буяне, причем не один раз, но вы почему-то предпочли остаться здесь…
— На Буяне есть Гвидон и его богатыри, — ответил Сокол. — А здесь явно не хватало квалифицированных кадров.
— И вы исправили ситуацию, — снова улыбнулся Леший. — Видел статистику раскрываемости вашего отдела, производит впечатление.
— Рад стараться. Но это не только моя заслуга. Баюн…
— Никто не отрицает заслуг Баюна, — перебил Вячеслав Павлович. — Но нужно смотреть вперед. А если постоянно оборачиваться, то можно и споткнуться невзначай.
Сокол стиснул зубы. Вот, значит, как.
— Боюсь, я несколько старомоден в своей приверженности к традициям, — ответил он.
Улыбка у Лешего стала совсем широкой, словно волчий оскал.
— Главное, чтобы это не мешало вам работать, — заметил его новый начальник, и взгляд его упал на стол. — А что это у вас?
Наверное, это свет от электрической лампы отразился бликом в его глазах, раз они внезапно показались Соколу не карими, а золотисто-желтыми. Леший провел пятерней по волосам, зачесывая их назад.
— Вещдок, — пояснил Сокол.
— И как продвигается дело, к которому он относится? — поинтересовался Вячеслав Павлович.
— Будет раскрыто, как и все остальные.
— Что ж… Тогда не буду вас отвлекать, Федор Яковлевич. Приятно было познакомиться с вами. Григорий Михайлович, — кивнул он на прощание Грачу и покинул кабинет.
— Ты мог бы быть полюбезнее, — мрачно вздохнул Грач, когда дверь за Лешим закрылась и прошло несколько секунд.
— Мутит меня от него, — ответил Финист.
— И это повод портить отношения с новым начальством в первый же день?
На это Сокол промолчал. И сам чувствовал, что повел себя как дурак: несдержанно и глупо. Расхлебывай теперь. Его положение и так было шатким, как никогда.
— Тебе не показалось, что он как-то странно смотрел на открытку? — почесал бороду Грач. — Словно напрягся малость.
— Считаешь? — откинулся в кресло Сокол.
— Не буду утверждать.
Финист задумчиво цокнул, а потом крутанулся в кресле, разворачиваясь к окну. Небо за деревянной решеткой оконных створок манило, предлагая упасть в него и ни о чем не думать. Давненько он не летал просто себе в удовольствие. А надо. Надо вырваться. И как жаль, что он не может взять с собой Настю, разделить с ней ощущение полета. Может быть, тогда бы она отвлеклась от происходящего хоть на чуть-чуть… А ведь существовали артефакты, способные обратить ее в птицу. Первого уровня, что б их. Все они были запрещены, как и любые другие артефакты, влияющее на тело и сознание. А вот у Кощея в Нави наверняка что-то такое было. И сам он вполне мог бы провернуть подобный фокус. И если он, Финист, найдет того, кто покусился на Василису, Кощей будет ему должен…