Ты мой грех (СИ)
Когда мой репертуар на сегодня заканчивается, часы показывают глубоко заполночь. Присев в реверансе, благодарю всех присутствующих за внимание и поспешно ухожу со сцены.
Над уверенностью в себе мне ещё работать и работать, и Соболев в этом мог бы стать самым лучшим учителем. Ведь у него совсем нет проблем с самооценкой, и парень всегда знает себе цену.
Прежде чем переодеться, ненадолго вытягиваюсь на диване и прикрываю глаза. Скидываю туфли, издав тихий стон облегчения. И хотя физически я не устала, но вот морально выжата как лимон. Единственное желание, которое у меня сейчас имеется — это принять душ, чтобы смыть с себя взгляды окружающих. А потом забыться сном, чтобы не думать о Кирилле…
Лёгкий стук в дверь заставляет меня резко вскочить и принять сидячее положение.
— Войдите, — говорю негромко.
Никакой реакции. Встаю с дивана, на носочках подхожу к двери и распахиваю её. Встречаюсь взглядом с серыми глазами, которые, как и всегда, смотрят словно в самую глубь моего сознания.
— Ты одета? — спрашивает парень, хотя видит, что одета.
Пробегает по мне взглядом от макушки до босых ног, а потом вновь смотрит в глаза. Проходить внутрь, похоже, не собирается, продолжая подпирать плечом стену. Странно, что он больше не вламывается в гримёрку, как было раньше.
— У меня несколько предложений для тебя, Ась, — говорит Соболев, всё ещё стоя по ту сторону двери. — И не только от Зиновьева. Нам нужно обсудить некоторые детали. Собирайся, я жду тебя в машине.
— Какие детали? — немного отступаю в комнату, демонстрируя, что не против, если он зайдёт.
Однако Соболев не двигается с места.
— Мы обсудим это в машине, — отзывается он после секундной заминки. — Я отвезу тебя домой, ты не против?
Я неуверенно киваю. В его поведении что-то бесповоротно изменилось. И мне не по себе от этой перемены. Наглый, хамоватый и не терпящий отказов Кирилл был мне более-менее понятен. А вот уравновешенный и деликатный — совсем нет. Что от него ждать уже в следующую секунду?
— Я соберусь за пять минут, — обещаю ему, медленно закрывая дверь.
В его взгляде мелькает лёгкое разочарование. Серые глаза смотрят на меня до тех пор, пока зрительный контакт не обрывает захлопнувшаяся дверь. Но я чувствую, что Кирилл остаётся стоять на месте. И я тоже стою, словно вижу его сквозь дверное полотно. И мы будто смотрим друг на друга.
Вот такие у нас могут быть отношения. Он там, а я здесь. Между нами стена, дверь… неважно…
Тяжело вздохнув, отступаю и быстро переодеваюсь. Бегло осматриваю букеты с цветами. Мне хочется забрать их все, но я выбираю лишь скромный букет из девяти розовых тюльпанов и жадно втягиваю их аромат.
Выйдя из гримёрки, Кирилла там не застаю. По коридору проходит бармен Артём. Заметив меня, замирает и ухмыляется.
— Кто бы мог подумать, Ась, что нам так неслыханно повезёт! — восторженно заявляет он. — Все мечтают попасть на работу к Соболеву. Неважно, в какую из его компаний. Да и вообще плевать, чем заниматься. Лишь бы у него. А тут он сам пришёл в наш убогий бар и сделал из него конфетку. Сегодня я заработал столько, сколько за полгода здесь не зарабатывал! И это только чаевые.
Похоже, Артём, как и все остальные, очарован Кириллом. Соболев определённо заслуживает звание всенародного любимца.
Одариваю бармена улыбкой.
— Я очень за тебя рада, — говорю искренне.
Он подмигивает, бросает на прощание, что я очень хорошо выступила, и уходит в сторону зала. Артём сам его закрывает. А я всегда запираю запасной выход.
Погасив свет в гримёрке и коридоре, выхожу на улицу. Дважды поворачиваю ключ в замке и убираю его в сумочку. Обернувшись, вижу машину Кирилла и его самого рядом с ней. Неуверенно приближаюсь.
— Это твои любимые? — уточняет парень, глядя на букет в моей руке.
Непроизвольно подношу цветы к лицу, зарываясь носом в плотные бутоны. Ответ, наверное, не требуется, обожание тюльпанов написано в моём взгляде.
— Что ж… — протягивает Кирилл, распахивая пассажирскую дверь своей дорогущей машины. — Эти цветы на тебя похожи.
Я невольно улыбаюсь и неуверенно устраиваюсь на сиденье.
— И чем же? — спрашиваю, бросив быстрый взгляд в лицо Кирилла.
— Такие же нежные. И среди вычурности, к примеру, тех же роз, нужно внимательно присмотреться, чтобы понять, как они прекрасны. И что никакие розы даже в сравнение не идут. Ты как эти тюльпаны, Ась, — он наклоняется, помогая мне пристегнуться. — Твоя красота скромная, чистая, не порочная.
Сказав всё это, он закрывает дверь и обходит машину. У меня снова начинает кружиться голова, потому что от его слов я испытываю настоящее потрясение. Кирилл сейчас и Кирилл четыре года назад — это два разных человека. Раньше я никогда бы не подумала, что парень может быть романтиком.
Соболев опускается на своё кресло. С присущей ему вальяжностью заводит двигатель и плавно трогается с места. Я смотрю только вперёд, стараясь не разглядывать его профиль. Но всё равно время от времени кидаю искоса взгляд, потому что ничего не могу с собой поделать.
Кирилл кажется задумчивым. Он следит за дорогой, которая в этот поздний час абсолютно пустая. Или просто не хочет смотреть на меня. Но это даже к лучшему. Атмосфера между нами и так слишком напряжённая.
Спустя две минуты он всё-таки нарушает молчание.
— Нам нужно принять предложение Зиновьева, — говорит так, словно размышляет вслух. — Из всех остальных оно мне кажется самым реальным. К тому же Зиновьев известен своей целеустремлённостью. Всегда доводит до конца начатое.
— А он что-то предложил? — интересуюсь сдержанно, хотя внутри целый ураган эмоций.
— Да, — Кирилл кивает. — Они напишут для тебя песню. Ты её споёшь, тебя запишут в студии звукозаписи…
Он замолкает, сглатывает, словно что-то ещё хочет сказать, но не говорит. Потом добавляет подчёркнуто расслабленно:
— Сначала они будут раскручивать твою песню на радиостанциях. Ну а потом уже клипы и всемирная известность, — хмыкает. — Что ты об этом думаешь?
Я счастлива — вот что я об этом думаю. И готова расцеловать Кирилла за такую возможность. Ведь раньше это казалось фантастикой! И, вероятно, всё это написано на моём лице, потому что Кирилл вдруг резко останавливает машину, немного не доехав до моего дома.
— Прежде чем ты начнёшь меня благодарить, я хочу сказать нечто важное, — говорит он без тени улыбки. Разворачивается ко мне всем телом и смещается ближе. Так, что в машине вдруг становится душно. То ли стены сжимаются, то ли у меня паническая атака от его взгляда и напряжённого тела. — Если согласишься, Ась, обратной дороги не будет. Зиновьев заключит с тобой контракт, например, на год, и ты не сможешь передумать, понимаешь?
— Я должна передумать петь? — не улавливаю, в чём, собственно, дело.
— У тебя семья, — словно разжёвывает Кирилл. — Сын, муж… Тебе придётся разрываться между ними и карьерой.
— Моя семья поймёт… и поддержит, — говорю я без особой уверенности.
Кирилл вглядывается в моё лицо, потом укоризненно качает головой. Он чувствует мою неуверенность.
— Надеюсь, что так и будет, — говорит он тоже без особой уверенности.
Потом тянется к бардачку, задевая ребром ладони мои колени, которые я сразу смещаю в сторону. Этот резкий жест не остаётся без внимания Кирилла, и он тяжело вздыхает. Наверняка я кажусь ему дёрганой.
Открывает бардачок. Достаёт оттуда какой-то свёрток и протягивает мне. Неуверенно развернув бумагу, вижу пачку денег. Мои глаза округляются, и я сразу протягиваю их обратно.
— Это твои деньги, — отрезает Кирилл. — Твои чаевые, если быть точнее. Я не имею к ним отношения.
Он видит, как я смотрю на пачку с сомнением, а потом негромко добавляет:
— В чём дело, Ась? Эти деньги кажутся тебе нечестными? Или грязными? Или, быть может, тебе противно брать их у таких, как я?
Резко смотрю в серые глаза и читаю в них недоумение и обиду. Кусаю губы, испытывая раскаяние, что так беспричинно обидела его.