Старая сказка про принцессу (СИ)
— Дура несчастная, — сказала Томия и почти побежала к воротам, которые, к счастью, перед ней распахнулись самостоятельно.
Иначе пришлось бы их ломать. И такой позор отец бы точно не простил. Он и то, что она уже устроила, вырываясь из ловушки, вряд ли простит.
Впрочем, сам виноват. Незачем было помогать эту ловушку сооружать.
Дальше побег несколько застопорился. Отцовская самоходная карета, на попытки Томии разбудить огненного духа и заставить вращаться колеса, попросту не отреагировала. То ли папа догадывался, что норовистая младшенькая дочь не обрадуется внезапному предложению выгодного замужества и попытается сбежать, то ли у нее никогда допуска не было, а она, дурочка этакая, даже не замечала, что родители настолько не доверяют.
— Ненавижу, — злобно прошептала девушка, опять подтянув мерзкий лиф.
Она понятия не имела кого или что ненавидела в этот момент. Может, собственную беспомощность. Может, ленивого огненного духа, не отреагировавшего даже на толчки силой. Может, любящих родителей, не брезгующих устраивать ловушки для дочери во имя каких-то непонятных договоров. Но скорее всего все вместе.
— Ненавижу.
Из кареты пришлось выбираться и брести домой пешком, подтягивая проклятый лиф, цепляясь мерзкой юбкой за углы и ветви кустов, торчавших из-за кованных заборов, и мечтая о нападении каких-то идиотов, на которых можно будет сорвать злость.
Это она в семейном кругу неумеха и слабачка с ничего не стоящим даром. А для каких-то асоциальных типов запросто станет божественной карой. Кровь высших семей многого стоит. Иначе все эти женихи не стали бы столь настырно Томию преследовать, как только сообразили, что для семьи она не очень ценна и ее запросто отдадут.
— Как породистую кобылу, недостойную участвовать в скачках, — пробормотала девушка, освобождая юбку из очередного куста. — Ненавижу.
Больше всего в этот момент ей хотелось сбежать из дома, как какой-то сказочной принцессе. А что, дочь главы Дома Стрижа ничем не хуже принцессы, да по сути принцесса и есть. Жила бы чуть севернее, и Дом Стрижа назывался бы какой-то там династией. Королевской. А земель у любого Птичьего Дома побольше, чем у тех же северных королей.
Еще Томие хотелось пить.
А третьим желанием было забросить в кусты неудобные туфли и дальше пойти босиком. Но проклятое платье... оно рассчитано под этот проклятый каблук, а значит, будет волочиться по земле и лезть под ноги.
— Ненавижу, — прошептала Томия и опять подтянула лиф.
И никакие асоциальные личности ей в эту ночь не встретились. Наверное, они не водились на этой улице. А может, и в этом городе. Этот мерзкий тип, женишок, глава внутренней стражи Дома Соколов, говорил что-то о том, что его любимый город самый безопасный на Общих Землях. Может, сам и ходит по ночам, вырезая всех, кто угрожает этой безопасности.
— Ненавижу, — мрачно сказала Томия старинным деревянным воротам поместья, наконец доковыляв к ним.
К этому моменту по улицам Древнего Города стелился туман. Стало холодно и мерзко. А на востоке, словно в насмешку, появилась розовая, похожая на кружево, полоска.
Погладив ворота, Томия толкнула прорезанную в них калитку и, наконец, оказалась на территории родного Дома.
Первым, что увидела Томия, была самоходная карета.
Вторым — отец, сидевший прямо на ступенях и куривший длинную степняцкую трубку. Вид у отца был мрачный, но скорее задумчиво-мрачный, чем угрожающе.
— Остыла? — спросил он, когда непутевая дочь подошла поближе.
Томия упрямо мотнула головой. Ни в чем раскаиваться она не собиралась. Керен из Дома Соколов сам идиот, что решил загнать девушку в ловушку и сделать предложение при куче свидетелей и без предупреждения. На что он рассчитывал? Думал, что она настолько испугается окончательно погубить свою репутацию, что согласится?
Болван!
Нет, с отцом он явно поговорил. И с матушкой, наверняка. И с дедом, чтобы этот старый хрыч заикался три дня. И пообещал им что-то такое, что стоило упертой девчонки с так и не раскрывшимся даром. А ей не сказали потому, что прекрасно понимали — она не согласится. Потому что только совсем бесполезные женщины уходят из своего дома в чужой. Ну или безнадежно влюбленные. А Томия в этого самодовольного индюка ни за что на свете бы не влюбилась. И уходить в чужой дом ради каких-то жалких договоров о взаимопомощи она не собиралась.
Да об этих договорах забывают при первой же возможности. Историю Томия хорошо знала.
— Иди спать и думать, — мрачно велел отец. — И к обеду придумай что-то такое, чтобы я тебя простил. Иначе даже не знаю.
Томия кивнула, подтянула лиф, а потом гордо удалилась, отлично понимая, что вряд ли что-то придумает.
И в следующий раз ее могут попросту отдать замуж. По древнему обычаю. С мешком на голове и полной неизвестностью того, чьей же женой становишься.
Потому что она в любом другом качестве для семьи бесполезна. И воин средненький и маг почти никакой.
— Зараза, — сказала Томия статуэтке изменчивой судьбы, стоявшей на тумбочке у зеркала. — Вот за что ты со мной так?
Статуэтка промолчала.
Боги вообще не склонны отвечать на глупые вопросы.
Спала Томия долго-долго. Точнее притворялась, бездумно глядя в потолок и закрывая глаза, когда в комнату заглядывал кто-то из родственников.
И она ничего так и не придумала. Что тут придумаешь? Все и так понятно. Родители понимают, что толку с нее так и не будет, если не было до совершеннолетия. Она понимает, что выгодное замужество — единственное, чем она может быть полезна семье. Все эти мерзкие женихи понимают, что отдают ее только потому, что ее дар ничего не стоит. И они на это согласны, потому что кровь ценная и у ее детей с даром наверняка будет полный порядок.
И наверное следовало смириться, но Томия не могла. А все дурной характер.
Девушка печально вздохнула, посмотрела на часы и поняла, что больше не может притворяться. До обеда она до сих пор не спала. А сейчас время уже за этот обед перевалило.
Вставала Томия медленно-медленно, чувствуя себя старой, усталой, тяжелой и почти неживой. Выходить из комнаты очень не хотелось. Но надо было.
— И в конце концов, я ведь не сахарная принцесса из глупой сказки, — сказала сама себе девушка.
И, если честно, она чувствовала себя виноватой. Хотя и была абсолютно права. Вот как можно относиться к мужчине, устраивающем такие ловушки? И как он будет относиться к жене?
— Я сделала все правильно, хоть и сбежала, как та принцесса в туфельках из медвежьей шкуры, — сказала Томия зеркалу.
Уверенности все равно не появилось. Зато откуда-то взялась злость.
На богиню-судьбу, чья статуэтка красовалась на тумбочке. На родителей, которые вместо того, чтобы взять и приказать, что она бы приняла, зачем-то изобретают разные безумные планы, выставляя и женихов, и свою дочь в не очень хорошем свете. Это романтика такая, что ли? Настоящие принцессы должны падать в обморок от счастья?
— Вот за что ты со мной так? — спросила девушка у статуэтки и решительно вышла из комнаты. Неприятные разговоры нельзя откладывать вечно. Да и чем дольше их откладываешь, тем сложнее они будут.
В кабинете отца Томию уже ждали. Как назло, не сам отец и даже не мама. В кабинете сидели брат и сестра. Старшие. Сестра даже со своей горы ради такого случая спустилась. Загоревшая, в форме стрелков, уверенная.
— Заходи, несчастье, — насмешливо сказала она.
— Да, о твоем побеге нам уже рассказали. С подробностями, — столь же насмешливо сказал брат.
Томия зашла, чувствуя себя глупой пугливой ланью.
А еще она чувствовала себя жалкой половинкой. Подделкой, подброшенной в семью злыми духами, вместо выкраденной настоящей дочери. Ощущение было привычное, хотя появилось каких-то два года назад, когда Томия поняла, что шансов на раскрытие дара становится все меньше и меньше, даже не с каждым месяцем, с каждым днем. Если этот дар не раскрылся в детстве, то у взрослого он так и останется практически бесполезным бутоном.