Старая сказка про принцессу (СИ)
— Быть не может, — с ужасом прошептал он, осторожно взял меч за ножны и, не рискуя его вытаскивать, долго рассматривал рукоять. Словно там могло что-то измениться. Герб, вплетенный в кленовые ветви, поплыть и пропасть. Или ворон куда-то деться. — Не может быть.
Главный стражник с интересом подошел поближе.
А голова наконец опомнился, злобно вытаращился на стражников и заорал:
— Вы кого арестовали, идиоты!
— Он вашу дочь ограбил и… — залепетал один из стражников.
А второй видимо с перепугу выдал:
— Да откуда у бродяг столько денег?! Они еще и купцов щипали, точно вам говорю!
Городской голова щелкнул от неожиданности челюстью. Вытаращился еще больше и только приготовился заорать еще громче, как дверца, ведущая к камерам, с грохотом рухнула и оттуда вышло четыре белых призрака.
Бледный стражник от неожиданности по-бабьи завизжал и с места заскочил на стол, погремев нагрудным доспехом и мечом. Второй начал пятиться, сотворять охранные знаки, а потом и вовсе попытался спрятаться за начальство.
Один из призраков, видя подобное дело, громко заржал.
Второй проникновенно завыл и пообещал откусить кому-то голову.
Третий загадочно улыбался.
А четвертый и вовсе грохнул по столу чем-то похожим на медную тарелку, согнав оттуда стражника, мрачно на всех посмотрел и потребовал:
— Поставь меч, придурок!
Голова послушно уронил меч себе на ноги и отскочил от него, как от змеи.
Призрак хмыкнул, похлопал себя по рукаву, поняв в воздух тучку белой пыли и усмехнулся. Еще раз обвел всех мрачным взглядом и поинтересовался:
— Где мое кольцо?
А из-за его спины выглянул переставший смеяться призрак и проникновенно сказал:
— А ведь у вас проблемы. Большие.
И улыбнулся. Впечатлив свалившегося со стола стражника настолько, что он заорал что-то нечленораздельное и бросился на призраков с мечом. Правда, сразу же отлетел, наткнувшись на невидимую стену, и затих на полу.
Для жен, так и не сумевших втолковать мужьям, что вызывающе одетые, завитые и размалеванные, как фарфоровые куклы, девки были лишними во время карточной игры, день тоже продолжился плохо. Сначала эти дамы дружно всплакнули, потом сели в карету и поехали домой к жене городского головы. Они там намеревались пить сливовую настойку и заедать горе медовыми пряниками.
То, что не удастся в этом доме залечить душевные травмы они поняли даже не успев выйти из кареты. По двору, как оголтелые, носились служанки. Просто бегали. Словно им кто-то приказал именно этим заняться и не прекращать до самого обеда.
В доме кто-то надрывно орал. Причем голос был мало похож на человеческий.
Нянечка и дуэнья в одном лице старшей дочери городского головы почему-то сидела на ступенях и рыдала. А за ее спиной была распахнутая дверь, за которой валялся перевернутый стол.
— Нас ограбили, — поняла хозяйка дома и картинно прижала ладони к сердцу.
— Ничего, мой гуляка разберется, — басовито пообещала гостья и первая вышла из кареты, помогла выбраться страдающей подруге и решительно поволокла ее к нянечке. Она выглядела самой вменяемой.
Как оказалось, вид этот был очень обманчив. Немолодая женщина сразу же стала цепляться за хозяйку, рыдать еще горше и лепетать какой-то бред о кольцовом проклятье и увядшей красоте былиночки.
Довольно быстро устав слушать эту полоумную, решительная жена главы стражи схватила подругу за руку и практически поволокла туда, где кто-то продолжал реветь и завывать. Пугливая хозяйка дома тряслась и никуда идти не хотела. Она бы лучше осталась нянечку утешить. Но ее никто слушать не стал.
А оказавшись на втором этаже обе дамы как-то сразу поняли, что за былиночка и что за красота там увяла. Потому что прямо посреди коридора сидела та самая старшенькая дочь, чья нянька и дуэнья столь неожиданно спятила. Она была одета в платье с вышивкой серебром на лифе, за которую добрый дедушка заплатил столько, что и сказать страшно. Платье и без вышивки было красивое, темно-зеленое, шелковое, но вышивка его делала совершенным. По мнению как дедушки, так и внучки, хотя с ними многие могли и не согласиться.
Оказалось, вытье и рев были всего лишь плачем этой невинной девы. А рыдала она потому, что как только надела на пальчик изумительно подходящее к платью колечко, так враз практически облысела из-за вспыхнувшего на голове огня. Лицо покрылось красными пятнами, стало шелушиться и чесаться, а потом еще и опухло. И, кажется, еще и нос удлинился. И пальцы стали похожи на сардельки. И изящные лодыжки превратились в колоды. И…
В общем, метафоры с девушкой произошли такие, что родная мать только по платью сначала и узнала. Да еще и нежный голосок вдруг превратился в какое-то кваканье.
— Так… — решительная жена главы стражи уперла руки в бока и грозно спросила: — Кольцо ты где взяла, овца?
Она была уверена, что подбросила какая-то подружка. А оказалось, втершийся в доверие маг подсунул. В обмен на то, что добрая и прекрасная дева уговорит папеньку выпустить этого мага из тюрьмы.
И дамам как-то не пришло в головы спросить, что нежная дева забыла в той тюрьме. Впрочем, остаться дома они ей тоже не разрешили, схватили за обе руки и потащили за собой, пылая праведным гневом и мечтая спалить к болотным жабам тюрьму вместе с магом и родными муженьками, допустившими такое непотребство и не рассмотревшими вовремя тьмапоклонника.
Дева не прекратила рыдать даже в карете, привлекая завываниями и ревом нездоровый интерес прохожих. Кто-то даже решил, что вконец обезумевшие первые дамы города катали там медведя. Циркового. Которого для них мужья отобрали у хозяев, утопив весь остальной цирк в болоте. Не успела карета доехать до тюрьмы, как эта светлая мысль обросла страшными подробностями и пошла гулять по городу, то предрекая чью-то страшную месть, то обещая конец света, то коллективное потопление в болоте.
А уж когда зеленщица, как раз идущая к тюрьме, чтобы вызволить великовозрастного сына, подравшегося по пьяни с мясником, увидела, как нежную деву выпихивают из кареты, к слухам об утопленном цирке добавился еще и слух о начавшейся эпидемии.
Так что город был вполне готов к последующим событиям, реагировал на них бурно и со всем возможным рвением.
— Это произошло случайно и… — изо всех сил оправдывался городской голова перед Льеном.
Глава стражи старательно молчал. Еще и треснул по голове одного из подчиненных, которому почему-то стало интересно зачем сын целого кор-графа вырядился бродягой. Впрочем, от лекции про институт свободных магов беднягу это не спасло, да и остальным пришлось послушать. А потом маги еще и затеяли какой-то безумный разговор о сочетании плетений и усилении одних другими. И о том, почему сынок кор-графа предпочел эти сочетания испытывать подальше от людей. В итоге ненормальные маги еще и сговорились попробовать работать в группе и усиливать друг друга. А городскому голове персонально пообещали провести первое испытание этой групповой работы в его городе. После этого даже до стражников дошло насколько все серьезно. Увидели, что голова не очень-то и возражает, и наконец сообразили, которого именно кор-графа этот сын. И вспомнили на чьей земле стоит город и кто может как поднять налоги, так и взять и выстроить новую дорогу для купцов в обход города.
А еще Льен пообещал в крайнем случае взять и построить дорогу через болота до того места, где земляное масло добывают. Мол, есть с той стороны болота симпатичное село, в котором очень здорово умеют свадьбы гулять. Вот от того села дорога и начнется.
Впечатлив присутствующих планами, сын кор-графа решил вернуться к заданным ранее вопросам.
— Где мое кольцо? — мрачно вопрошал Льен, а остальные маги, видимо, вдоволь наговорившись, что-то писали в путевых блокнотах.