Позволь мне верить в чудеса (СИ)

— Ясно.
Высоцкий произнес, снова переводя взгляд на город за окном.
Аня вернулась к кофе. Понятия не имела, что ему ясно, и что это «ясно» значит для нее. Но и спрашивать не собиралась. Благо, давно осознала, что пояснять все ей он не станет.
Когда стакан был пуст, Аня встала, подошла к раковине, взялась за ручку смесителя, собираясь помыть …
— Оставь. Днем придет человек — помоет. Мы опаздываем.
Получила замечание в спину, кивнула… То ли крану, то ли плитке кухонного фартука, поставила стакан на дно керамической мойки, стряхнула руки от так и не успевшей коснуться их воды, развернулась…
Проводила взглядом прошедшего мимо Высоцкого, посеменила следом к двери…
Следила, как он открывает входную. Надеялась, что незаметно, взяла в руки ту же сумку, с которой пришла сюда вчера…
Почему-то очень захотелось позволить себе оглянуться, чтобы еще раз запечатлеть в памяти местный коридор, часть кухни с гостиной, но Аня сдержалась.
А когда Высоцкий, открыв уже дверь, оглянулся, проходясь взглядом по ней, снова почувствовала пожар на щеках…
— В сумке вещи для бабушки? — к сожалению, он был слишком внимательным и слишком же прямым, чтобы не задать вопрос, Ане же только и оставалось, что покраснеть еще сильней.
— В-все. Мои и б-бабушки.
Девушка ответила, снова глядя на носки его ботинок.
Он же несколько секунд не говорил ничего, чтобы потом…
— Свои оставь.
Высоцкий сказал спокойно. В голосе не слышалось ни раздражения, ни энтузиазма. Это не был прямой приказ, как немного ранее «оставь, мы опаздываем», скорее… Пояснение. Очень в стиле Высоцкого. Пояснение для человека, чьим мнением он не особо-то интересуется.
Аня все же вскинула взгляд, немного нахмурившись несколько секунд смотрела мужчине в глаза. По выражению на его лице девушка при всем желании не поняла бы, какие чувства он испытывает, о чем думает, что значит это его «предложение».
В очередной раз ей нужно было делать выбор вслепую. Было очевидно, что замотай она снова головой — он только передернет плечами, выпуская ее из квартиры со всеми шмотками. Никто не будет ее уговаривать и пояснять, что кроется под слишком коротким «свои оставь». Но это не отменяет необходимость делать выбор.
Морщинка между девичьими бровями чуть разгладилась, Аня кивнула, опустила сумку на нижний сектор встроенного в коридоре шкафа, раскрыла ее, чтобы достать оттуда пакет с бабушкиными вещами. Поставила его на пол, после чего особенно громко, как самой казалось, снова закрывала замок. И все это под безразлично-пристальным взглядом Высоцкого.
Взяла в руки пакет, прижала к груди, выпрямилась, посмотрела ему в глаза.
— Спасибо.
Поблагодарила, сама толком не зная, за что. И снова не получила ответа. Просто кивок, а потом вид спины, выходящей из квартиры.
— Ба…
Аня заглянула в шестиместную палату, в которой занята была одна единственная кровать, вроде бы улыбнулась сидевшей на краешке той самой кровати бабушке, но свое тихое «ба» выдохнула так облегченно, что сомнений не было — волновалась жутко.
Волновалась весь вчерашний вечер, всю сегодняшнюю ночь, целое утро, всю дорогу от квартиры Высоцкого до больницы.
Сам он остался в коридоре.
Шел за Аней от машины до палаты, чаще глядя в свой телефон, чем на нее, позволяя девушке вести и самостоятельно объясняться с медицинским персоналом. Как Ане показалось, она справилась. Во всяком случае, до нужной палаты они добрались, при этом Высоцкий ни разу не хмыкнул, не скривился, не выразил хоть как-то свое недовольство скоростью передвижения или стилем ее общения.
Уже перед самой палатой он немного отстал, приложил телефон к уху, сказал негромкое «алло».
Ане даже разворачиваться не пришлось, чтобы понять, что он замедлился. Все ее локаторы и рецепторы будто настраивались на наблюдение за ним, когда Высоцкий был неподалеку.
Девушка затормозила у нужной двери, выждала несколько секунд, оглянулась.
Корней стоял на расстоянии нескольких метров, говоря по телефону. При этом смотрел он довольно пристально. На нее. Ланцова кивнула на дверь, как бы поясняя, что бабушка находится за ней. Высоцкий на секунду прикрыл глаза, будто отвечая, что усвоил. После чего развернулся уже спиной, продолжая разговор. Не пытался с помощью жестов сообщить, сколько займет телефонное общение, не просил ни идти без него, ни подождать. Снова все на ее усмотрение. Поэтому Аня сначала постучалась, а потом зашла, аккуратно прикрывая дверь за спиной.
 
Увидев внучку, Зинаида улыбнулась, протянула руку, которая теперь не дрожала, дождалась, пока Аня приблизится, не сопротивлялась, когда внучка, кое-как опустив пакет на стул рядом с кроватью, сходу прижалась всем телом, обнимая, что есть мочи…
— Ну ты чего, ребенок? Трясешься вся… Ты хоть спала, Анют? А кушала?
И пока Аня прижималась к самому родному в мире человеку, чувствуя, что вот сейчас, кажется, сдержаться уже не сможет — расплачется, пришла очередь Зинаиды засыпать внучку вопросами.
— Ну ты чего, Ань? — Зинаида слышала, что дыхание внучки прерывается, что оно становится больше похожим на сопение…
— Ничего, ба, ничего! Просто… У тебя ничего не болит? Врач уже приходил? Что сказал?
— Приходил, Анечка. Приходил. Все хорошо. Не переживай, родная. Я еще полежу здесь немного, а потом… Лишнего держать не будут. Понаблюдаюсь, подлечусь… А Корней Владимирович… Он приехал?
Зинаида спросила аккуратно, будто с надеждой. Аня поняла это по тому, что слегка изменился тон. И пусть хотела бы позволить себе провести в бабушкиных объятьях хотя бы пару минут. Просто прижимаясь. Просто слушая голос. Просто веря в то, что у них «все хорошо», что нет повода переживать, что им и нужно-то только полежать немного, а потом они вернутся в свое привычное «нормально». Но Аня заставила себя в очередной раз собраться. Оторвалась от любимого плеча, посмотрела в бабушкины глаза, кивнула.
— Приехал. По телефону сейчас говорит…
Аня прошептала, прекрасно понимая, что на глазах блестят слезы и бабушка это видит, но все равно попыталась улыбнуться, когда Зинаида потянулась к ее щеке, провела нежно, сгоняя одну слезинку…
— Не плачь, Анечка. Ты умница у меня.
— И ты у меня, ба… Ты у меня тоже…
Обе Ланцовы замолкли, глядя друг на друга красноречивее любых слов. И со страхом, и с надеждой. И с болью, и с любовью…
Обе вздрогнули, когда дверь палаты снова открылась. На сей раз уже не аккуратно, застенчиво, сначала на щелочку. А разом широко, впуская вместе с человеком поток воздуха. Высоцкий окинул комнату взглядом, остановился на сидевших на кровати женщинах, кивнул Зинаиде…
— Добрый день, Корней Владимирович. Спасибо, что…
— Не за что… — не дослушал, за что Зинаида собиралась его благодарить, закрыл дверь, сделал несколько шагов вглубь палаты… — Аня, ты не хочешь погулять немного?
Спросил напрямую, не считая необходимым утруждать себя хоть какими-то поисками правдоподобных поводов выдворить девочку из палаты.
Аня вскинула немного испуганный взгляд на бабушку… Чертовски не хотелось, чтобы Высоцкий разговаривал с ней так же.
— У меня тут список есть, Анют. Надо в аптеку сбегать. Сможешь? — вот только Зинаида, кажется, не боялась. Улыбнулась внучке, нежно погладила ладошку, которую держала все это время в своих пальцах. Потом отпустила, потянулась к тумбочке, взяла лист с перечнем препаратов, которые нужно купить…
— Да, сбегаю. Конечно…
Аня схватила его, пробежалась взглядом. Поняла, что писала не бабушка и разобрать слова довольно сложно. Открыла было рот, чтобы озвучить свои опасения, а потом прикусила язык. В мире Высоцкого, наверное, в таких случаях просто суют рецепт в аптечное окошко…
 
Поэтому кивнула, поднялась… Ей было непросто выпустить бабушкину руку из своей. Еще сложнее — поднять взгляд на Высоцкого, который все это время стоял у изножья кровати, молча наблюдая за Ланцовыми…
Промелькнула шальная мысль попросить его быть… Аня даже и не сказала бы, чего хотела — аккуратности, деликатности, чтобы попридержал коней правды-матки…