Позволь мне верить в чудеса (СИ)

— Проблема в том, что ты спешишь. Я не уверена, что хочу… Проводить с тобой выходные, — увиливать дальше было уже некуда, но даже тут Аня попыталась смягчить. Вроде бы поделилась своими сомнениями, но сделала это так, чтобы звучали они не как: «я
вообще
не понимаю, зачем согласилась погулять», а дающее надежду завуалированное «я
пока
не готова».
— Конечно, я спешу, Нют. Ты мне нравишься, если не заметила. Очень. Вот я и…
— А ты не спеши, Захар. Не дави на меня. Когда я буду уверена в том, что ты — тот самый…
Захар испустил нервный смешок, потом чуть сощурился, подмечая, что щеки Ани заливаются краской.
— То есть ты серьезно сейчас? — и задал вопрос, не зная даже, самое время рассмеяться или все же выругаться.
— Абсолютно…
— Может ты еще и до свадьбы ни-ни?
— При чем тут свадьба? Я хоть слово о свадьбе сказала? Я просто сказала, что мне нужно время…
— Чтобы понять, тот ли я… Самый? — прокатывая слова на языке, Захар будто пытался придать им реальности. Но что-то не получалось. Пусть Аня была очень красивой, пусть она действительно ему нравилась так, как ни одна девушка до этого… Но с сумасшедшей дела он точно иметь не собирался. А ее слова попахивали розовым романтическим бредом.
— Если ты ожидал чего-то другого, давай поставим все точки над и сейчас. Я испытываю к тебя симпатию, но не доверяю настолько, чтобы…
— А сколько нужно времени, чтобы заслужить твое доверие? — Захар снова сощурился.
— Глупый вопрос. Я тебя не держу. Если ты не хочешь подождать, пока я буду готова — можешь вообще не ждать…
Стоило выпалить… И Аня тут же испытала облегчение. Будто гора с плеч. И моментально становится понятно, что сейчас она говорит правильные вещи и делает тоже правильно. И лучшее, что в ответ может сделать Захар — кивнуть, скомкано попрощаться, дать Ане выйти из машины, а потом уехать раз и навсегда… И при следующей встрече в университете сделать вид, что они еле знакомы.
Но он перехватил потянувшуюся к дверной ручке девичью кисть, придержал…
— Подожди, Ань… Подожди… — несколько секунд смотрел на тонкое запястье, потом поднял взгляд на лицо девушки, ради которой, кажется, все же готов пойти на определенные уступки. — Я постараюсь не давить. Хорошо?
Губы дрогнули в попытке улыбнуться, Аня же еле сдержала тяжелый вздох. Потому что не хорошо. Хорошо было бы, дай он выйти, не останови. Но чертова вера в чудеса, а еще мягкость не позволяют настоять… Поэтому она кивает, вызывая у Захара уже полноценную улыбку. Вздрагивает, когда его пальцы отпускают руку, тянутся к щеке, проводят по ней, придерживают одну из кудряшек, чуть расслабляя, а потом позволяя собраться в привычную спираль.
— Спасибо за день, — когда его губы тянутся к ее рту, Аня закрывает глаза, пытается расслабиться, настроиться на то, чтобы почувствовать что-то кроме… Дискомфорта, безвкусной влажности, желания побыстрей отстраниться… Если бы хоть раз во время поцелуя было не так — ей стало бы легче, но пока…
— Мне бежать пора, — она даже в мыслях про себя каждый раз отсчитывала положенные, как ей казалось, десять «целовательных» секунд, чтобы потом с чистой совестью отстраниться, все же взяться за ручку, выскочить из машины, захлопнуть дверь, побежать к дому.
Захар по Аниной просьбе остановился не прямо напротив калитки, а чуть загодя, поэтому, идя по улочке, Аня слышала, как машина сдает назад, разворачивается, выезжает на проезжую часть, вливается в поток машин.
Слышала и снова выдыхала… Смотрела под ноги и думала, что это ненормально, неправильно и действительно лучшее, что она может сделать — побыстрее прекратить. Да только… Почему силы-то не хватает?
Подходя к калитке, Аня достала из кармана телефон. Вдруг вспомнила, что он вновь мог разрядиться. Но на сей раз нет — жив-здоров и ни одного пропущенного. Потянулась к щеколде, открыла, не глядя, толкнула, сделала шаг во двор, только потом подняла взгляд, боковым зрением зафиксировав будто силуэты, а еще услышав голоса…
Произошедшее дальше не заняло и секунды, а в голове у Ани будто разложилось на раскадровку.
 
Корней Высоцкий делает стремительный шаг, глядя не перед собой, а через плечо на мужчину, который идет следом. Этот второй мужчина не успевает упредить от столкновения, только увеличивает глаза и взмахивает рукой.
Сама Аня тоже не тормозит, как стоило бы, будь у нее чуточку больше времени, а смело шагает в Корнея…
Врезается… Но будто не в живого человека, а каменную стену. Телефон выпадает на плиты, которые ведут от калитки до крыльца, ударяется ребром, подпрыгивает, потом экраном, отскакивает, улетает в траву. Сама она зачем-то делает вдох, задерживает дыхание, старается сделать шаг назад, но не получается — ее придерживают за плечи мужские руки… И снова слишком ощутимо, пожалуй. Даже больно.
— Жива? — руки мужчины чуть ослабляют хват, когда он подмечает, что девушка кривится. Глаза заглядывают в ее лицо, она же… Молчит. А сердце в горле.
Кивает, все же пятится, приседает, тянется за телефоном…
Видит, что по экрану трещина, мысленно стонет…
— Разбился? — слышит вопрос, поднимает взгляд…
— Нет, — врет, прячет, встает.
— Точно? — Корней уточняет, Аня же чувствует раздражение. Передергивает плечами, машет головой из стороны в сторону. — Я виноват. Если окажется, что разбился — куплю новый.
— Нам ничего от вас не нужно. Просто оставьте нас в покое.
Он вроде бы сделал вполне логичное, даже щедрое предложение, Аня же лишь сильнее ощетинилась.
Им с бабушкой действительно от Высоцкого нужно было одно: чтобы он перестал приходить, чтобы смирился — дом они не продадут.
Чтобы ходил в своем безупречном костюме по центру города, позволяя такой же безупречной спутнице класть руку на свой локоть, а не топтал лакированными туфлями их неприглядный до оскомины двор. Ведь когда здесь был он — казался двор именно таким. Жалким. Контрастирующим. Как и дом. Как и подземный переход несколькими неделями ранее.
— Как считаешь нужным, — Корней мог бы настоять, проверить, не соврала ли, тут же дать денег на новый, если вдруг окажется, что телефону все же досталось, но он не стал. Если девочка хочет корчить из себя холодную недотрогу — ее право. Хочет зарабатывать на новую трубку, развлекая поздних гуляк — на здоровье.
Тактика создания себе проблем и препятствий, а потом героического их преодоления всегда казалась Высоцкому верхом глупости. А в этом доме, кажется, иначе не живут.
Он сделал шаг в сторону, освобождая для Ани дорожку. Она кивнула, прошла к дому. В отличие от Высоцкого, Вадим не отступил, поэтому его девчушке пришлось обходить по дуге, а вот взглядом ее проводил.
Уже за калиткой спросил с ухмылкой:
— Ничего так… Сколько лет, напомните? Совершеннолетняя?
И вроде бы чему тут раздражаться, а Корней почувствовал скачок злости. Небольшой, но ощутимый.
— Даже не думай. Если ты девку попортишь — дом нам точно никто не продаст.
Вадим еще раз глянул во двор через забор, ничего не увидел в окнах, вздохнул с досадой, а потом почти сразу отмахнулся.
Устроился в машине Высоцкого на пассажирском, не удержался — провел рукой по гладкой поверхности перед собой… Прикинул, сколько может стоить тачка. Потом — сколько ему самому до нее еще работать…
— Зря вы так, Корней Владимирович, — продолжил разговор, уже когда они выехали на дорогу, держа курс на офис. — Я ведь не дурак. Поухаживал бы за кудряшкой. Втюрилась бы. С бабушкой совсем другие отношения сразу. До-ве-ри-тель-ны-е. Вот я и уболтал бы… А потом уже попортил.
Сам же улыбнулся своей шутке, а скептический взгляд начальника пропустил.
 
Корней не посчитал нужным отвечать. Реагировать на каждую глупость — себе дороже. А он и так лимит на сегодня исчерпал.
* * *
Аня застала бабушку на кухне.
Зинаида Алексеевна сидела, глядя за окно. Когда поняла, что вернулась внучка, попыталась выдавить из себя улыбку, но получилось более чем натянуто. Аню таким не проведешь.