Альтер Эго. Московские Звезды (СИ)

— Нам наверх? — обреченно спросила она, оглядывая корыто. Николаев обернулся, увидел ее лицо и рассмеялся.
— Извините, я не подумал, что вы здесь ничего не знаете, веду вас, как Сусанин поляков. Не удивляйтесь, это уборщицы тут инвентарь полощут, по лестнице наверх — карман сцены с противоположной стороны от того места, где я вас нашел. Можно сказать, мы прошли под ней.
Катя смутно помнила, кто такой Сусанин, кажется, это русский разведчик, или нет… Сцена — это хорошо, надо вернуться туда. Но Николаев прошел первый пролет лестницы и стал подниматься дальше.
— А куда мы идем? — Катя приостановилась. На лестнице сильно дуло, без кофты, в сырой шопенке ей стало холодно до дрожи.
— Ко мне в кабинет.
— Зачем?
— Чтобы те, кто, наверно, уже ищут вас, смогли сделать это легче и быстрее. Из кабинета я позвоню в радиоузел, они сделают объявление по внутренней связи. А мы пока выпьем кофе… И вы накинете что-нибудь, а то простудитесь перед третьим туром.
Они поднялись еще на этаж, оказались на третьем, снова пошли по коридору. Здесь уже не было похоже на театр, скорее, на учреждение. Равные промежутки от двери до двери, а напротив глухая стена.
Катя про себя машинально считала шаги: «Раз, два, три, четыре, пять — дверь, раз, два, три, четыре, пять — дверь…» Через три счета Николаев остановился.
— Добрались. — Он достал из кармана ключ с кожаным брелоком, открыл и радушно пригласил: — Входите, пожалуйста, располагайтесь, будьте моей гостьей.
— Спасибо.
В надежде согреться Катя охотно вошла и… остановилась в удивлении. Не ожидала она увидеть такой спартанской простоты, почему-то думала, что у Николаева шикарный кабинет с большим столом, дорогой мебелью.
На деле же — окно без шторы, плюшевый диванчик, как в грим-уборной, шкаф, у стены стулья, у стола офисное кресло с высокой спинкой, стол заложен папками, бумагами. На столе раскрытый ежедневник, перекидной календарь, письменный прибор, ноутбук и стационарный телефон. За него Николаев и взялся, но потом положил трубку и снова обратился к Кате.
— Ну, что же вы? Проходите, присаживайтесь, сейчас я найду, чем бы вас утеплить. И чайник поставлю. Прятать приходится, пожарники проверяют, — заговорщицки подмигнул он. Лицо его сделалось добрым, как будто секретарь жюри снял маску. Он раскрыл шкаф, достал зеленую бархатную ткань, развернул и протянул Кате. — Вот, только из прачечной, она мягкая и теплая, закутайтесь. Это штора, повесить не успели. С конкурсом вашим голова у меня пухнет.
Катя стояла неподвижно, тогда он сам подошел, накинул ей на плечи бархат, подвел к диванчику.
Вернулся к шкафу, достал чайник.
— Спасибо, но, может, лучше объявление сначала? Я очень хочу домой, — попробовала возразить Катя, секретарь жюри пропустил ее последние слова мимо ушей.
— Понимаю, переволновались. Как такое могло выйти? С фонограммой…
— Макс говорит, это нарочно.
Катя спохватилась, что зря это сказала, но было уже поздно. Получилось, что она ябедничает, хочет подставить звуковиков.
— Ну что вы, не может быть. Перепутали, на нерве все. А кто это — Макс?
— Наш импресарио, но он русский.
И снова она прикусила язык, когда слово вылетело. Что за человек этот Николаев! Так и хочется все ему рассказать, пожаловаться, чтобы он посочувствовал. Или это от усталости она так раскисла?
— Русский, но прилетел с вами из Амстердама.
— Раньше он тут жил, это друг Сережи.
— Залесского?
— Да, они вместе работали в Петербурге.
— Вот оно что… Ну, посидите здесь, я схожу воды наберу. Только не убегайте!
И как это он догадался? Катя в самом деле готова была потихонечку уйти из кабинета Николаева и теперь уже знакомым путем вернуться на сцену. Там она рано или поздно найдет Сережу, или он ее. Но последние слова секретаря удержали ее на месте. Невежливо сбегать, он хочет помочь и пытается сделать как лучше. Сережа, если вернулся уже в гримерку, то беспокоится, наверно. Почему она свой телефон не взяла? Сейчас бы он ей позвонил… Нет! Не позвонит он и не войдет, ключ от грим-уборной у нее, она его с собой утащила. Надо было в дверях оставить… Надо было сидеть и ждать Сергея! А теперь вон что вышло, Николаев этот, чай… Глупость какая-то! Ладно, пусть чай, только скорее, может, она и успеет вернуться до того, как Сережа схватится искать.
— Не заскучали?
Николаев вернулся с чайником, включил его и сел рядом с Катей на диван. Сначала ей показалось, что он втиснулся в ее личное пространство, расстояния между ними было слишком мало. Это вызвало тревогу, но мимолетную. Потом все улеглось, но Катя вспомнила о запертой грим-уборной и опять заволновалась.
— А можно объявление поскорее? Я ведь унесла ключ от гримерки, там все наши вещи и Сережин телефон.
— Да-да, конечно, объявление! — Секретарь перешел за стол и стал звонить по стационарному телефону. В ожидании ответа снова заговорил с Катей: — Давно вы с Залесским танцуете?
— Нет, с весны.
— И такую программу подготовили, это же… А вот, ответили! Радиоузел? Это Николаев. Примите текст. Объявление по громкой связи… — Николаев продиктовал текст и снова занялся чаем. Домовито, по-хозяйски освободил край стола, с верхней полки шкафа достал салфетку, чашки, сахар, заварку и пакет с печеньем.
— Только вы же человеческую еду не употребляете? А балетного у меня ничего нет.
— Человеческую еду? — засмеялась Катя. — Это почему же, я люблю печенье, даже пирожки.
— Неужели? А как же запрет на мучное?
— Это миф, немножко можно.
Катя согрелась в бархатной шторке, расслабилась, встряска от пережитого волнения отодвинулась в прошлое. Сейчас было хорошо, спокойно. Она не могла объяснить, почему испытывает безоговорочное расположение к этому приятному взрослому мужчине. Он вышел из ряда строгих персон за полукруглым столом жюри и превратился в кого-то близкого. Никогда еще не доверялась она незнакомому человеку так бездумно и поспешно.
— Вы с Сергеем постоянная пара? — спросил Николаев
— Да, — без тени сомнения ответила Катя и удивилась собственной уверенности.
Откуда она может знать такое? Никаких обязательств они с Сережей друг другу не давали. Ни по работе, ни по жизни.
— И оба из России? — Он налил в чашку кипяток, положил пакетик с заваркой. — Сколько сахара?
— Совсем не надо, я несладкий пью, — Катя приняла у секретаря чашку, с удовольствием втянула носом душистый пар. — Да, мы оба из России, но я уехала гораздо раньше, а Сережа меньше года.
— Вы очень хорошо говорите по-русски. А не хотели бы поработать в Большом театре? Вместе с Залесским, разумеется.
— В Большом? Нет, — Катя отпила из чашки, — сейчас точно нет, у нас премьера в Голландии — «Жизель», необыкновенный проект Максима и Адриана.
— А кто это — Адриан?
— Муж моей тети, как это у русских называется…
— Разве вы не русская? Это называется дядя.
— Правда? Я думала все сложнее. По происхождению русская, да, но я так давно уже не живу в России.
— На самом деле все гораздо проще, уверяю вас. Я полагаю, Адриан — кузен принцессы Максимы, он член Парламента?
Катя подумала, что ее предположения об осведомленности Николаева не так уж и беспочвенны. Но вида не подала.
— Да, по материнской линии он родственник принцессы, старинная итальянская фамилия. Он меценат, глава благотворительного фонда и много кто еще, но для меня просто Адриан.
— Понимаю. Ну, а Сергей? — Николаев не завершил вопрос, но Катя поняла. Смутилась. — Извините, — тут же отступил он, — я как медведь в посудной лавке, спрашиваю о личном. Не обижайтесь, вы так с ним танцуете, что невольно задумываешься и о ваших отношениях. Мастерством такого единения не достичь, я, наверно, и не видел еще ничего подобного, только слышал, в мемуарах читал. А вы показали мне истинную пару. Если бы вы согласились танцевать в Большом!
— Нет, нет… в ближайшие годы это невозможно. Мои планы все в Нидерландах, там еще и наша школа, девочки. И… я не хочу возвращаться в Россию. Даже для работы. Не хочу жить тут, мне тяжело.