Альтер Эго. Московские Звезды (СИ)

— Сережа?
Он не заметил, как она спустилась по лестнице, увидел на последних ступеньках и… молчал восхищенно. Она была в зеленом платье, из той же ткани, что ее костюм в «Весенних водах», только не сценическом, а для жизни. Легком, элегантном. Темно-зеленый клатч, такие же балетки. Волосы распущены, схвачены шелковой лентой. В ушах сережки — зеленые и искрящиеся белые камушки, наверно, изумруды с бриллиантами. На шее на витой золотой цепочке подвеска. И тоже рассыпается искрами света. Цена не имела значения, сияние завораживало.
Катя вся словно светилась, исполненная радости жизни, встречи, еще чего-то пугливого и трепетного, до чего и коснуться страшно, чтобы не исчезло.
— Катя! Что так долго? Я беспокоился.
Он встал ей навстречу, она побежала к нему, чтобы привычно обнять, но остановилась, смотрела в глаза. Сергей протянул руки, коснулся ее пальцев и вздрогнул, его как током ударило. Он отпустил ее и только смотрел.
— Я наряжалась! Смотри, какое платье Жан Клод сшил! Узнаешь?
— «Весенние воды»?
— Да-да! Красивое, мне в нем так…
— Да ты принцесса, куда же я с тобой в таком виде, — он развел руками и оглядел свой джинсовый костюм. За шуткой он пытался скрыть волнение. — Чтобы тебя в город отвезти, «Роллс Ройс» нужно и вечерний костюм от Версачи. Куда уж мне…
— Ты чудесный домашний ковбой, как раз то, что надо! И сейчас день. Что? Почему ты так смотришь? — Она поправила волосы. — Надо было подобрать?
— Нет, так хорошо. Тебе очень идет.
Он не отводил глаз от ее лица, губ.
— Тебе нравится?
— Да. Такое платье…
Катя засмеялась и сама схватила его за руку.
— Ткань осталась и вот, представляешь, он мне даже не сказал! И вдруг приносят сегодня утром. Я еще думала, куда бы надеть, а ты гулять пригласил.
Сергей понял, что она и не думает про Каменскую, что все решилось там, в репетиционном зале, раз и навсегда.
Но Катя встревожилась.
— А ты чего такой задумчивый? Устал? Может, не надо ехать? Пойдем дома фильм посмотрим, поваляемся…
— Это как же такое платье не выгулять? Мне же весь Лейден завидовать станет, что я с принцессой, — снова отшутился Сергей.
— Смешной ты, милый… Да что с тобой, что ты на меня смотришь, как будто я растрепанная или тушь поплыла?
— Ты красивая, очень красивая.
Сергей наклонился, перевернул руку Кати и поцеловал ладонь. Долго не отрывался, прижимаясь губами. Она бросила клатч на диван, запустила пальцы в волосы Сергея, притянула его голову к груди. Сказала тихо, но с глубоким убеждением:
— Я тебя никому не отдам, Сережа, никому-никому.
Он выпрямился, нашел ее губы, стал целовать горячо, нетерпеливо. Катя обвила его шею руками, прильнула к нему тесно, всей собой. Он понимал, что она через одежду ощущает его желание, не смог сдержаться, со стоном прижался бедрами еще крепче. И вдруг она напряглась, как окаменела, Сергей тут же отпустил ее.
— Прости! Что это я, совсем… Прости!
— Нет, это ты прости. Я… Знаешь, со мной, наверно, что-то не так, я не чувствую ничего этого. Но мне с тобой хорошо. И если ты захочешь… потом… я не буду против. Но не сегодня, можно не сегодня?
— Катя, ты о чем?
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Давай не сегодня. Я тебе все расскажу потом. Поедем погуляем. Я сегодня такая счастливая! У меня Жанна получилась. А ты… такой был! Такой! Ах! Невероятный. — Она потянула его за руку к двери, на ходу подхватила с дивана клатч. — Вези меня куда-нибудь… Хочу ехать, ехать быстро и далеко…
Они добрались до Лейдена, посидели в кафе, держась за руки, погуляли по набережной. Бродили без всякой цели, почти не разговаривали, или перебрасывались фразами по поводу того, что видели вокруг.
Потом снова завернули в какую-то уютную пекарню с белыми столиками и мягкими кожаными диванчиками. Это оказался «Cinnabon» с его потрясающими воздушными булочками с корицей, шоколадом, ананасами.
— От одного запаха с ума сойти можно! — призналась Катя. — Ты любишь булочки с корицей?
— Не знаю, я не пробовал.
— Ни разу в жизни? Совсем ни разу?
— Совсем, — Сергей не шутил, он действительно не ел белый хлеб ни в каком виде, еще с Академии привык к этому. Его педагог был убежден, что хлеб плохо сказывается на ногах. — А ты?
— Я люблю. Мама пекла… А если мы попробуем здесь один раз? Как думаешь, что с нами будет?
— Превратимся в кого-нибудь…
— В кого?!
— Ну, не знаю, в кого-нибудь. Кто питается булочками с корицей.
Катя засмеялась и прижалась к его плечу.
— Ну Сережа, Сереженька, пожалуйста! Одну на двоих, и ты попробуешь. Говорят, они тут изумительные!
— Хорошо, давай, — сдался он и поманил официантку, — булочку с корицей и два кофе.
— Латте, эспрессо, капучино? Одну булочку? — уточнила девушка в темном козырьке и коричневом переднике, выжидательно глядя на странную пару.
— Ты какой кофе хочешь?
— Наверно, эспрессо, — она продолжала прижиматься к нему и головой склонялась на плечо Сергея.
— Тогда одну булочку и два эспрессо, — заказал он.
Официантка недоверчиво улыбнулась, записала заказ и ушла. В зале никого кроме Сергея и Кати не было.
— И она на нас так странно смотрела. Сегодня все как сговорились… На набережной оборачивались…
— Это на тебя. Платье и вообще…
— Что вообще?
— Ты необычная, не просто красивая — ты балетная.
Да, в этом все дело. Сергей и сам только понял, что Катя удивительным образом отличается от других женщин. Их он и вообще не воспринимал. Вероятно, у всех танцовщиков изменен эталон красоты и не балетные женщины перестают для них существовать.
И об этом когда-то, уже в старших классах, обучая парней премудростям жизни, его педагог говорил: «Они не породистые, как дворняжки, стать не та. Ноги, руки, грудь — все неправильное, не наше…»
Тогда Сергей не понимал, о чем он, да и потом не задумывался, женщины его никак не интересовали. Ни обычные, ни балетные. Но сейчас, глядя на Катю, он замечал, насколько она отличается от других, даже «балетных». Она была настоящей Принцессой самых голубых кровей. Пропорции, рост, мягкость линий рук и ног, шея, плечи, подъем — таких балерин видели в мечтах Бурнонвиль и Петипа.
И вот она, земная живая девушка, не Сильфида, не Бабочка, не Жизель — сидит рядом и собирается есть булочку с корицей. При этом она идеальна, прекрасна и принадлежит ему. И что за глупости она говорила дома? Как понять это: «Со мной что-то не так…»
Он смотрел на нее и смотрел, она не смущалась, не опускала глаза.
Подошла официантка, принесла заказ, еще раз окинула подозрительным взглядом странных посетителей. Наверно, и в самом деле трудно было ей соотнести Катино коллекционное платье и серьги с бриллиантами, про которые в России бы сказали: «В каждом ухе по Bentley», с потертыми джинсами Сергея и тем, что булочку заказали одну на двоих.
— Пахнет чудесно. Будем пробовать?
— Да, поделим сейчас, смотри, она и прибор принесла один.
— Я попрошу еще вилку и нож.
— Не надо, мы по очереди. Сейчас разрежем. — Катя облизала губы и старательно принялась делить хрустящую ароматную булочку. — Это тебе, открывай рот. Как можно жить и не знать, какие на вкус бывают булочки с корицей? — Она двумя пальцами взяла кусочек с тарелки и поднесла к губам Сергея. — Не бойся. А-а-а-ам… Ну? Что скажешь?
— Прожевать дай! М-м-м… Божественно! Что ты наделала? Теперь я буду есть их каждый день, и прощай вариации Филиппа. Теперь твоя очередь, — Сергей так же взял с тарелки кусочек булочки.
Они шалили как дети, было легко и весело. И хотелось касаться друг друга. Ничего подобного у Сергея в жизни не было. Он подозревал, что и у Кати тоже. Они познавали это впервые, как вкус и аромат синнабона, удивлялись, радовались, желали еще и еще. Между ними будто искры проскакивали, велико было волнение, как струна натягивалось ожидание того времени, когда дома, наедине, они смогут…