Крестоносец. Византия (СИ)

[1] Геллер — серебряная монета в средневековой Германии, аналог французского денье = 1,7 грамм серебра,150 геллеров составляли 1 марку=255 грамм серебра = 0.5 германского фунта
[2] Были в средневековой Европе такие монастыри. И в XII веке, и даже в XIII в некоторых обителях монахи и монахини жили под одной крышей. Окончательно их разделили к XIV веку, после повсеместного насаждения целибата и участившихся скандалов. Те же Бокаччо и Чосер писали «по горячим следам». 
  
Глава VI
 
Закончив с компасами, я отпустил радостных близнецов обратно в гнездо разврата, велев прислать ко мне Вима и Пьера. Это распоряжение парни выслушали с особенным удовольствием (не только им придётся оторваться от сладенького!), и обещав исполнить всё в точности, убежали, оставив меня ждать оруженосцев, которых я решил сводить к портному на примерку — пошить им такую же рабоче-боевую, дорожную и парадно-выходную одёжку, как та, которой мы с Роландом и близнецы обзавелись ещё в Саарбрюккене. А то полюбившиеся ребятам восточные прикиды из наследства покойного Барзаги в армии крестоносцев могут неправильно понять. А народ сейчас простой и скорый на расправу. Оно мне и Роланду надо — лишиться только найденных оруженосцев по чьей-то дурости?
Помимо костюмов, из шёлка, оставленного на нашу долю после продажи купеческих товаров, я заказал бельишько для себя и ребят, показав портному, что от него нужно. А то перспектива обзавестись вшами как-то не вдохновляет. Конечно, в Византии и на Ближнем Востоке бань немало, но когда ещё мы туда доберёмся? 
Перед уходом мой взгляд упал на нарядный камзол, надетый на манекен. Не удержавшись, спросил:
— А у вас нет такого же, только с перламутровыми пуговицами?
Портной, ясное дело, не смотрел фильмы Гайдая, так что мой вопрос воспринял всерьёз и заявил, что, коли мне будет угодно, то сошьёт для меня и с перламутровыми, только деньги плати. Пришлось сказать, что подумаю, а пока пусть выполняет уже сделанный заказ. 
Закончив с портновскими делами, я побывал в мастерской оружейника, которому после приезда в Ульм по совету рыцаря Эвальда отдал в починку изуродованные мишкой Винни (ни разу не Пухом) щит и пальму. Повреждённое вооружение оружейник отремонтировал, оставив от щита только умбон и оковку, и заменив всё дерево вместе с кожей. Хотя у меня имелся щит, подаренный в замке Хельфенштейн, я решил не ограничиваться одним, уж больно они страдают в каждой драке. Починил и пальму, используя новое древко, подаренное мне графом Эберхардом. Оба щита, подаренный и починенный, мы отнесли к рекомендованному Лоттой живописцу, и я ему заказал намалевать на них святого Януария. За щиты пришлось выложить десять су, да ещё три ливра за краски и мазилке за работу — разорение! 
Понятно, что это я так просто ворчу, потому как денег, благодаря нашим крайним приключениям, хватает. Только после продажи трофеев, тканей, стекла с фарфором и пряностей с благовониями, на мой «счёт» в тамплиерском «банке», как и на «счета» ребят легло по 2153 ливра 1 су и 3 денье с двумя третями. Впрочем, с третями мы решили не заморачиваться, дружно пропив их в «Королевском Щите». Тем не менее, денье, как говорится, ливр бережёт! Правда, здесь и сейчас этой поговорки ещё не знают. Ну ничего, научим! Промотать можно любые деньги — Людовики с XIV по XVI и Мария-Антуанетта не дадут соврать! Я жадный? Нет, я не жадный, я домовитый! Мне ещё надо свою жизнь с Беатрис устроить. Надеюсь, клермонская красотка ждёт меня не дождётся. То есть, хочется верить, всё-таки дождётся. Когда-нибудь… В обозримом будущем, потому что ещё неизвестно, как надолго затянется моя ближневосточная командировка, а ведь мы ещё до Средиземного моря не добрались. Чего доброго, в этом варианте истории всех сарацин без нас победят, вряд ли крестоносцы собираются ждать парочку никому неизвестных рыцарей с их «копьём» из почти десятка слуг и оруженосцев. 
 
Из мастерской живописца мы вернулись с вещами в дом Лотты, где перекусили, после чего Вим и Пьер покормили своих питомцев, а затем наш охотник усвистал в храм Венеры, говоря высоким штилем, сопровождаемый недовольным взглядом моего оруженосца. Понимаю, «десерта» хочется, но что делать? Мне переводчик нужен! Снова отправившись в город, я заглянул в «Королевский Щит», проведать знакомцев. Застал я их за сборами в дорогу. Гебхард, довольно щурившийся, словно Чеширский Кот, сообщил что расторговался, продав большую часть купленных у нас тканей, фарфора, стекла, благовоний и мехов, кроме доли, оставленной для графской семьи, включая и один из четырёх ящиков с фарфором, где находился сервиз на шесть персон из трёх десятков предметов — в трёх других было по полтора десятка ваз, расписанных синими и красными красками. Гебхард с сожалением заметил, что за продажу сервиза можно было бы выручить немногим меньше чем за прочий фарфор, но тогда графиня Луиза приказала бы его повесить за то, что он лишил её возможности выставить на стол эту красоту, принимая других знатных дам.
Эвальд, усмехнувшись, добавил, что за купленный у нас товар управляющий выручил в несколько раз больше, чем потратил. Теперь понятно, почему графство Хельфенштейн процветает. Первоклассный деляга! А может, сработал мой совет, данный ещё при подъезде к Ульму — устроить аукцион для здешних и приезжих купцов. 
Я поздравил Гебхарда с удачными сделками, добавив, что граф фон Хельфенштейн наверняка наградит своего верного министериала, вполне возможно, что и дворянским гербом. Видимо, я угадал заветную мечту управляющего, так как Гебхард буквально расцвёл, а Эвальд иронически заметил, что на гербе придётся нарисовать золотые безанты, чтобы ни у кого не возникло вопросов, за какие заслуги он пожалован… Между прочим, безант в эти времена вполне геральдическая фигура, в виде золотого кружка, и не такая уж редкость на гербах. 
Я заметил на эти слова, что для войны нужны три вещи, а когда мои собеседники заинтересовались, какие именно, привёл формулу Наполеона (а может и не Наполеона, историки разное говорят): «деньги, деньги и ещё раз деньги». Эвальд после этого серьёзно задумался, а Гебхард, приосанившись, гордо посматривал на окружающих. 
Тем временем слуги и дружинники заканчивали приготовления к отъезду. Несмотря на продажу основной части привезённых товаров, повозки были загружены не только вооружением, упряжью и пряностями, выкупленными у нас в Танненберге, но и бочками с венгерскими винами, которые оборотистый Гебхард купил в Ульме для графского винного погреба. Вместе со всеми собрался в дорогу и Вольф, сообщивший мне, что решил доехать до родной деревни с графскими людьми. В подаренной кольчуге, шлеме, с мечом на поясе и луком за спиной, молодой охотник выглядел очень браво. Эвальд с сожалением заметил, что из парня вышел бы неплохой воин, но он отказался от предложения служить в графской дружине, ответив, что у него есть важные дела в родной деревне. Сам Вольф ещё раз поблагодарил меня «за всё», пообещав назвать своего первого сына Симоном. Так-так, понятно, какие у него важные дела в Танненберге. Похоже, скоро бирюза из далёкой Персии обретёт новую хозяйку. Ну что ж, совет да любовь! Я пожелал парню удачи, попросив кланяться графу Эберхарду, графине Луизе, Зиги с Малу и брату Ансельму, попрощался с Эвальдом и Гебхардом, после чего обоз с сопровождением выехал из ворот постоялого двора, направляясь к северным воротам города.
А мы с Вимом побрели по ювелирным лавкам, в поисках покупателя на ювелирку и дорогое оружие из клада Адольфа. Цены я более-менее знал от генуэзца Луиджи Пеллегрини, но с интересом прислушивался к торгам покупателей и продавцов за золотые и серебряные кольца, ожерелья, цепи, серьги, браслеты и прочие драгоценности, делая вид, что и сам прицениваюсь к некоторым вещицам. Также я расспрашивал ювелиров о хозяевах тех лавок, в которых уже побывал. Понятно, отзывы о конкурентах вряд ли могли быть объективными, но сравнивая их между собой, можно сделать кое-какие выводы. В общем, самым богатым ювелиром в Ульме, коллеги признали некоего ломбардца[1] по имени Фортунато Гальтиери, живущего на улице с говорящим названием Гольденштрассе, то есть Золотая. Кроме того, по мнению местных ювелиров, этот Гальтиери не особо интересовался происхождением драгоценных металлов и камней, которые ему несли на продажу.