Крестоносец. Византия (СИ)

Вскоре прискакали посланцы императора Мануила Комнина, первого своего имени. Иоанн Каматир, логофет дрома (что-то вроде министра иностранных дел), блондинисто-рыжеватый верзила с светлыми глазами. С ним эпарх[1] Константинополя, плотный лысый мужик с цепким взглядом глубоко посаженых чёрных глаз. Напоминает «насяльника» одной питерской стройки, где в прежней жизни довелось расследовать массовое смертоубийство среди гастарбайтеров. Шесть трупов и вдвое больше раненых — таджики и киргизы не поделили рабочие места. В итоге Равшанов и Джамшутов кого закрыли, кого депортировали в родные палестины, а «насяльника» отмазался и нанял молдаван. Этому, судя по всему, тоже палец в рот не клади. С ними десяток сановников рангом пониже, в том числе пара-тройка смутно знакомых. Точно, я их видел среди византийских послов у Белграда! Разодеты все в шелка и парчу, увешаны золотыми цацками с драгоценными камушками, словно в гей-клуб собрались. Впрочем, в эти времена такие прикиды для знати как раз признак крутизны. 
Посланцы императора рассыпались в политесах перед королевой, изъясняясь на добротной латыни. Узнав о желании Алиеноры проехать через город до Влахернского дворца в карете, эпарх и Каматир отослали большую часть свиты, дабы подготовить этот проезд и приём во дворце. Сами изъявили желание сопровождать королеву франков, на что та милостиво изъявила своё согласие. Тем временем слуги сгрузили на пристань королевскую карету, животных, вещи, свита Алиеноры тоже высадилась. Как и люди Глеба, наши оруженосцы вывели на берег лошадей с навьюченным скарбом, а также Тагира и Борея на поводках. Звери были немного шокированы шумом и многолюдством средневекового мегаполиса, и старались держаться ближе к Виму и Пьеру. Наконец Алиенора и сопровождавшие её дамы, включая и Мари, заняли место в «дормезе». Не поместившимся пришлось осваивать присланную императором карету, роскошную, но явно не такую комфортную в плане езды по булыжной мостовой. Мужская часть свиты забралась в седла, и наш кортеж двинулся вдоль городской стены на восток, к ближайшим воротам Святого Лазаря. До альтернативных ворот Святого Емельяна, к западу от гавани, расстояние вдвое больше, да и находятся они совсем в стороне от намеченного королевой маршрута.
Путь был недолгим, и через полчаса, миновав находящиеся по ту сторону стены дворец Вуколеон и дворец Юстиниана, затем проехав в ворота, у которых стража, отогнав местный и приезжий люд, приветствовала королеву звуками букцин и ударами наручей по умбонам щитов, мы въехали в Константинополь.
Что я могу сказать… Стамбул XXI века при всех технологиях будущего выглядит неопрятным и уродливым ближневосточным базаром по сравнепнию с византийским Константинополем, где повсюду чувствуется благородный отпечаток уходящей античности. Уходящей, но так и не ушедшей. Едва мы въехали в город, как справа и слева показались две красивые церкви — святого Лазаря и святого Марка. Их названия подсказал ехавший рядом Глеб. Дальше по правую руку появились Акрополь и ещё не изуродованная минаретами и прочим турецким «творчеством» Святая София. Главный храм столицы выходит на площадь Августейон — обширный четырёхугольник, окружённый двумя рядами великолепных колонн с портиками — тех самых, которые сначала Диоклетиан свёз для своей Никомедии, ограбив все города империи, а затем Константин использовал с толком для своего города. Посреди площади на беломраморном основании высокая бронзовая колонна, увенчанная конной статуей императора Юстиниана. В левой руке держава, правой император указывает на восток. В западной части Августейона находится Милий — точка отсчёта всех дорог империи ромеев. Выглядит он как двойная триумфальная арка, накрытая пирамидальной крышей на арочных пролётах. Под ней в центре мраморная колонна — собственно Милий, с обозначениями расстояний до разных городов империи (большинство из которых давно принадлежит другим государствам). За колонной статуи Константина и его матери святой Елены, с крестом в руках, за ними статуя греческой богини счастья Тихе.
 
За Святой Софией дворец патриарха. Как по мне — довольно скромный на фоне императорских. К нему примыкают библиотека, бани Зевксиппа, главное городское заведение такого рода, а также преторий — место где происходят судебные заседания и оглашаются указы имперской и городской власти. Здесь же находится и тюрьма для обычных, негосударственных преступников. С левой стороны возвышался целый комплекс дворцов: Магнавра, за ним Большой Императорский дворец, он же Священный дворец, особой частью которого Магнавра и является. На Августейон выходит дворцовый вход, именуемый Халка. Это, по сути, дворец в дворце, с железными воротами, выходящими на площадь. Учитывая, что неподалёку Августейон граничит с Ипподромом, регулярно заполняющимся буйными толпами — предосторожность совсем не лишняя. Там же находится один из императорских тронов. 
За Халкой ешё один дворец в дворце — Дафна. Самая древняя часть дворцового комплекса, построенная ещё при Константине, в IV веке. Оттуда высокая галерея ведёт на Ипподром, в Кафизму — помещение, где располагаются император и его семья во время игр и торжеств. В дворцовый комплекс, занимающий юго-восточную оконечность города, входят также виденные нами из-за стены по пути из гавани к воротам Юстинианов дворец и дворец Вуколеон, построенные с рядом других зданий при Юстиниане и Василии Македонянине. Всё вместе это называется Палатием. С VII века и до нынешнего десятилетия Палатий, особенно Халка, Магнавра и Большой Дворец, был центром империи и придворной жизни, там происходили все дворцовые церемонии, выходы императора, собрания сановников, приёмы и пиры. 
По словам Глеба, бывавшего в дворцах Палатия ещё при прежнем василевсе, там прекрасно, особенно в Большом дворце, в который ведут ворота из серебра с изображениями Христа и Девы Марии, и в Магнавре, где находится самый роскошный из императорских тронов: с двумя львами из золота перед ним, рычащими благодаря встроенной механике, парой золотых павлинов по бокам от трона, тоже с механической начинкой, способных распускать усыпанные драгоценными камнями хвосты, а также с золотым деревом за тронном, на котором сидят механические птицы из золота и эмали, услаждающие слух радостными трелями. 
Увидеть бы всё это! Судя по загоревшимся глазам парней, слушавших рассказ комеса, они мечтали о том же самом. Увы, нам в другую сторону. Нынешний император, сев на трон, вскоре перебрался в Влахернский дворец на другом конце города. По мнению Глеба — подальше от Ипподрома с его буйными завсегдатаями, способными и на мятеж при удобном случае. 
Ипподром примыкает к Палатию и Августейону с запада. Если представить Колизей в Риме, абсолютно целый, без всяких разрушений, с неотгрызенным боком, богато украшенный колоннами, скульптурами, барельефами и прочим «архитектурным излишеством», не заброшенный, а активно используемый — получится что-то похожее. Но не совсем. Северный конец Ипподрома не скруглённый, а прямой. Кроме того, как в России Поэт больше чем поэт, так и в Константинополе Ипподром больше чем спортивное сооружение. Это ещё и центр общественной жизни столицы. Здесь происходит большинство значимых для города событий. Здесь же константинопольская толпа, «чудище обло, огромно, озо́рно, стозевно и лайяй», как говорят с церковного амвона, собравшись и почуяв за собой силу, бывало свергала императоров и «выкрикивала» новых. Или, при неудаче, заливала Ипподром своей кровью. Такое тоже случалось не раз.
Миновав Ипподром, наш кортеж выбрался на Месу, главную улицу Константинополя, которую скорее можно назвать проспектом, протянувшийся через весь город на северо-запад, от Августейона до Харисйских ворот, или иначе Адрианопольских, в Стене Феодосия, к западу от Влахернского дворца. Ближняя часть Месы, от Августейона до форума Константина, называется Аргиропратия — название говорит за себя. Если золото — отличительный признак императорских жилищ, где есть Золотые Палаты и прочее, то тут не привыкли экономить серебро. В прилегающих кварталах живёт знать, а также богатые купцы, ростовщики, ювелиры. Дома в городе, к слову, чаще всего двухэтажные, но встречаются и три этажа, и четыре и даже пять, которые я в этом времени ещё нигде не видел. Только колокольни церквей и монастырей выше. Построены из камня или кирпича (дерево, по словам Глеба, дороговато), крыты черепицей.