Книжный на левом берегу Сены
Сильвия предпочла бы не расслышать в тоне подруги ностальгических ноток по ее лондонским дням с Сюзанной, хотя, вспоминая первую любовь, Адриенна не выказала и тени грусти.
— Я буду скучать по тебе, — сказала Сильвия. — Но скоро вернусь, раньше, чем ты успеешь произнести «Шекспир».
— Шекспир, — повторила Адриенна и хихикнула.
Сильвия вскинула бровь, и обе рассмеялись.
— Скорее возвращайся домой, mon amie.
Что это? Уж не румянец ли на щеках Адриенны? Она покраснела? И что заставило внезапно охрипнуть ее голос — не желание ли?
— Конечно. Обещаю тебе.
Возможно, оттого, что в поезде и на пароме на пути в Лондон Сильвия столько раз проигрывала в памяти тот разговор, а может, ее ум особенно занимали названия книжных магазинов с тех самых пор, как Адриенна переименовала свой, но случилось так, что в первый вечер же в Англии, ложась спать, она придумала превосходное название для своей лавки: «Шекспир и компания».
В конце концов, старина Уильям, насколько ей было известно, никогда не выходил из моды.
Лондон поливал ее дождями и изматывал. Она посетила прославленный книжный магазин Элкина Мэтьюса[31] на Корк-стрит и, изо всех сил стараясь не забрызгать его тома каплями с волос и платья, попросила у него новейшие произведения Эзры Паунда, Джеймса Джойса и Уильяма Йейтса; про последнего она слышала, что он квартирует где-то по соседству. Мэтьюс, причудливо старомодный в своей потрепанной куртке и со встопорщенными бакенбардами, оказал Сильвии прием в высшей степени дружелюбный.
— Так вы, как я погляжу, любите новую литературу, — заметил он, выкладывая на стол перед ней десяток томов.
— О да. Мои друзья в Париже просто мечтают прочитать и другие произведения этих авторов, так что в своей новой лавке я намерена предлагать все лучшее и самое новое из американской и английской литературы.
Морща лоб, он пристроил монокль между щекой и лохматой бровью.
— Магазин англоязычной книги, говорите? Во Франции-то?
Сильвия энергично кивнула.
— Бог ты мой.
— Знаю. В этом я буду первой.
— Надеюсь, у вас имеется запасной план.
— Думаю, мои дела пойдут гладко.
Но старик по-прежнему смотрел на Сильвию озадаченно, и столько отеческой тревоги светилось в его взоре, что она поспешила прибавить:
— Но я собираюсь предлагать и кое-что из классики. Правда, одни только новые издания мне не по карману, и я собираю книги по букинистам.
— Очень мудро.
— Впрочем, мое сокровенное желание — найти несколько рисунков Уильяма Блейка[32]. Знаете, из тех, что он подготовил для издания своих «Песен невинности и опыта».
Мэтьюс торжественно воздел к потолку указательный палец и, ни слова не говоря, скрылся в подсобной комнате.
«Ах, эта подсобная комнатка при книжной лавке, — в радостном предвкушении думала Сильвия. — Скоро и у меня появится такая, собственная!»
Между тем вслед за явственными звуками возни и одним звонким — КЛАЦ! — послышалось шарканье ног, и Элкин Мэтьюс снова появился в поле зрении Сильвии, держа в руках два небольших рисунка в гладких деревянных рамках, выкрашенных в черный цвет. Он медленно развернул их к Сильвии, и она тотчас же безошибочно распознала руку Блейка. Краски сохранились превосходно, даже нисколько не выцвели.
От волнения Сильвию замутило.
— Они великолепны, — выдохнула она. — Но увы, боюсь, я не могу позволить себе такой роскоши.
— Блейк нынче не в моде. — Пожал плечами Мэтьюс и назвал цену, за которую был готов уступить Сильвии рисунки.
О, это не случайная удача, так предначертано. «Шекспира и компанию» ожидает успех — иначе и быть не может при таком-то счастливом начале. К тому моменту, когда она вышла из «Элкин Мэтьюс лимитед», нагруженная сумками и связками книг, дождь уже перестал — не иначе как под действием той же магии, что принесла ей рисунки Блейка, — и мокрый город заблистал в ярких солнечных лучах. А спустя неделю, в Париже, когда она распаковала посылку от матери и обнаружила там три бесценных листка рукописи самого Уитмена, хранившихся на их семейном чердаке, Сильвия уверилась, что изливающийся на нее поток волшебных щедрот не иссякает.
Пока столяр делал книжные полки по указанным ею размерам, они с Адриенной обходили все, какие были, парижские букинистические лавки и возвращались, неизменно сгибаясь под тяжестью сумок и связок книг, призванных пополнить запасы на улице Дюпюитрена, 8, и с каждым разом их руки и ноги протестовали всё болезненнее. Но их мучения того стоили, а вино, которое они позволяли себе выпить по случаю окончания очередного тяжелого дня, без остатка изгоняло боль и ломоту в мышцах. По примеру лавки Адриенны Сильвия решила организовать из подержанных книг небольшой библиотечный фонд. Продавать она будет новые книги, пока не разойдется вся партия, а последний экземпляр будет выдавать с возвратом, пока не приедет новая поставка. Что до обстановки, то Сильвия не собиралась слишком привередничать, хотя твердо решила навести у себя в лавке такой же уют, создать атмосферу ненавязчивого гостеприимства и изящной простоты, какие царили у Адриенны.
Настоящая антикварная мебель стоила слишком дорого, чтобы Сильвия могла себе ее позволить, зато на церковных распродажах, блошиных рынках и развалах у старьевщиков удалось разжиться очаровательными, пускай и чуточку хромоногими, столами и стульями.
Вскоре обеих книжниц до невозможности утомили бесконечные хождения туда-сюда через перекресток Одеон, нередкие топтания у запертых дверей и вечные попытки согласовать время, чтобы застать на месте одну, когда другой всего-то и требовалось, что свалить новую груду томов. И в один прекрасный день Адриенна вручила Сильвии пару ключей на красной бархатной ленточке.
— Серебристый — от «Ля мезон», а латунный — от моей квартиры. Приходи и уходи, когда душа пожелает.
— Ты… ты уверена?
— Отчего бы нет?
Едва ли за открытостью Адриенны стояло одно только простодушие, что делало ее щедрый жест еще более значительным в глазах Сильвии.
— Спасибо. И погоди-ка. — Она пошла к письменному столу и вынула из ящика ключ, подходивший одновременно и к ее лавке, и к квартире.
Она просто ожидала подходящего момента передать его Адриенне. Вложив ключ в гладкую, сильную ладонь Адриенны, Сильвия почувствовала, что все делает правильно, и это ощущение ее наэлектризовало: она почувствовала жар в бедрах, коленях и в груди. Вот и Адриенна задержала свою руку в ее руке чуть дольше, чем нужно, давая понять, что испытывает такие же чувства. То было нечто большее, чем просто обмен полезными вещами, теперь Сильвия уверилась в этом.
Когда они после закрытия «Ля мезон» расставляли книги на полках, Адриенна сказала:
— Я вижу благоприятный знак в том, что «Шекспир и компания» откроются в канун нового десятилетия. — Они стояли спиной друг к дружке, Адриенна возилась в разделе поэзии библиотечной секции, а Сильвия — в разделе с романами.
— Бог мой, новое название твоей лавки, новое десятилетие, — отозвалась Сильвия, оглядываясь по сторонам. — Вижу, тебя в последнее время тянет ко всему новому.
— Не то чтобы к новому. Скорее, к заново рожденному. Именно это и требуется по окончании войны; 1920-е дадут всему новые начала после голода и разрушений последних лет.
Адриенна втиснула последнюю книгу между другими, стоящими на полке, то же сделала Сильвия, и обе одновременно повернулись друг к другу.
— Есть чувство, что все вокруг уже готовы испытать что-то другое, какой-то иной опыт, который поможет забыть прошлое, — сказала Сильвия. Ей вспомнились популярные в те дни жизнеутверждающие мелодии «Ориджинал диксиленд джаз-банда», и она добавила: — По радио, например, передают бодрую, веселую музыку.
— Юбки и платья приобрели более игривую длину.
