Под провокатором (СИ)
Что- то не так. Сквозь дымку сна, я не могла понять, что вызывает у меня чувство неправильности. Голова была какой-то чересчур лёгкой. Нахмурилась, потерев глаза, встала с кровати. Волосы будто пружинили на голове. Я опёрлась об подушку, чтобы дотянуться до ночника, но моя рука нащупала что-то скользкое, и это что-то рассыпалось в руках….
Я громко закричала и резко подскочила с кровати, сразу включая ночник. Сердце стучалось как сумасшедшее. Щурясь, подошла к кровати, когда мои глаза привыкли к свету, с ужасом застыла на месте.
Что это? Волосы?
Я подошла ближе, поднимая с подушки пучок белых прядей…, и только сейчас, боковым зрением заметила, край своих волос. Мои руки метнулись вверх, ощупывать голову… где,… где мои волосы?! Подбежала к зеркалу…, игнорируя подступающий к горлу ком.
Мои волосы… были криво обрезаны чуть выше подбородка….
Глава 25. Колыбельная
2204 г.
— Это все что ты смогла узнать? — спросил Патрик, у моей мамы.
— Да, к сожалению, это все. Ты же знаешь, у меня нулевой уровень доступа к Провиданс. За такое длительное время, единственное, что я смогла узнать, это то, что «Лъеда», это некий генетический эксперимент. Он как-то связан с лекарствами для Правящих. Вроде…, для того, что бы слезть с этих препаратов, наконец. Не думаю, что это что-то плохое.
— Если это не что-то плохое, тогда почему четверка так тщательно скрывает эту информацию от остальных Правящих?
— Не знаю, но краем уха слышала, что этот проект будет представлен на презентации, когда будет… готов. А вот когда это произойдет, неизвестно. В любом случае, скоро все станет на свои места.
— Мам, а почему тебя не было так долго? — прервал я разговор старших.
— Я не всегда могу приходить сынок. В последнее время очень трудно приезжать.
— Ты уверена, что за тобой не следили? — сказал Патрик.
— Да…, с этим нет проблем, пока что. Я ж говорю, четвёрка целиком и полностью поглощена этим экспериментом «Лъеда», им нет до меня дела.
— Мам, я спать хочу, уложишь меня?
Мама мягко посмотрела на меня, встала из — за стола, взяла мою руку и отвела в спальню. Я разделся и нырнул под одеяло, мама уселась на краешек кровати и поглаживая меня по голове, тихо запела:
Темной пеленой укрылась земля,
Дорогу найдешь ты драгое дитя,
Ведь путь освещен алой звездой,
И я буду рядом, буду с тобой,
Мы и без света силы полны,
Ведь ночь приютила в объятья свои,
От зла нас укрыла, и сберегла,
Дала нам надежду, и силы дала,
— Никогда не любил эту жуткую повстанческую колыбельную, как можно такое петь детям? — послышался из за двери приглушенный голос Патрика. — Так, и народ тут под землей такой-же, суровый, как и их песни, ну никак не свыкнусь….
Я услышал смешок со стороны мамы.
— Не думаю, что петь моему сыну колыбельные с поверхности, хорошая идея. Чем меньше людей будет знать о нем, тем меньше будет вопросов.
— Слухи итак уже ходят…, от этого никуда не деться. Но народ тут лояльный, принимает всех, не спрашивая о прошлом.
Поглаживающие руки мамы замерли, а потом крепче прижали меня.
— Сбереги его, Патрик. Прошу тебя, ради меня, сбереги.
**********************
Глава 26. Когда цветет гортензия
МЕЛАНИЯ РОШ
— Кто… кто из вас сделал это?! — я искоса поглядывала на трёх девочек, которым госпожа Фрида оголила спины и била розгами…, и нет, мне не было их жаль. — Живо отвечайте! Признавайтесь!! Вы маленькие, никчёмные неблагодарные твари! Да вы хоть знаете, во сколько вы мне обошлись?!! И для чего?!! Как … вы … посмели?!!
Мой, теперь уже личный стилист, Мерьям, с трясущимися от страха руками стояла позади меня, пытаясь исправить мою причёску. Металлические ножницы дребезжали в её пальцах от дрожи, стараясь по минимум срезать криво — обструганные волосы, чтобы придать им хоть какую — то приличную форму. Теперь у меня было каре, одной длинны, доходящее лишь до скул.
Девочки плакали сидя на полу, напротив Фриды, которая тем временем хлыстала их без остановки. Я знала, что это сделал кто — то из них, больше некому.
Зачем им было резать мои волосы?
— Бабуличка, мне очень больно, пожалуйста, не бей меня! — кричала Цофия, прячась от жгучих ударов руками.
У меня были двоякие чувства. Да, я пережила шок, это было жутко и страшно проснуться среди ночи с обрезанными волосами, знать, что в доме есть кто-то, кто может проникнуть ночью в спальню, и не желает мне добра.
Кто из сестёр сделал это? Или сделали все вместе? Почему — то я думала на Цофию, и, судя потому, что ей доставалось больше всего, Фрида Раббинович считала так же. Еще одно не давало мне покоя, почему госпожа Фрида так взъелась на девочек? Какое ей до этого дело, она могла просто поругать их за это…, но творить то, что она творила…, из-за отрезанных волос….
Госпожа Фрида уже в который раз вновь подбежала ко мне, хватая с пола обрезки длинных прядей, и чуть ли не плача говорила:
— Моя драгоценная Мелания, что эти маленькие твари сделали с твоей красотой, — она невесомым прикосновением дотронулась до моей новой причёски. В какой-то момент, она уставилась в одну точку, затем выхватила из рук Мерьям ножницы и направилась к своим внучкам.
— А ну, держите эту дрянь! — она подозвала лакея. — Держи её крепко, отпустишь, и ножницы окажутся в твоём медном брюхе!!
Цофия затряслась вся, кусая губы:
— Бабуляяя, это не я, не надо, пожалуйста.
Фрида схватила её за волосы, больно рванула на себя и начала отстригать их под самые корни. Цофия громко завыла, пытаясь отпихнуть старуху, на что та начала остервенело орать:
— Если ты сейчас не уберешь свои лапищи от меня, то вместе с волосами отрежу твои бесполезные, ненужные пальцы! Маленький монстр! Ты думаешь, я не знаю, что ты всё делаешь мне назло?! Быстро принесите мне бритву!!
Лакей в сию секунду выбежал из спальни, и через несколько минут принес госпоже Фриде бритвенный станок. Та, даже не пытаясь смочить его чем ни будь, начала сбривать торчащие остатки темных волос с головы Цофии, не стыдясь царапать девочке голову.
Это уже дошло до какого-то маразма. Цофия выла во все горло, оставив всякие попытки противостоять бабушке. Я не выдержала, и в какой — то момент выкрикнула:
— Я сама обрезала себе волосы.
Рука Фриды замерла, и она медленно повернулась на меня.
Не будет же она теперь и меня брить на лысо, за то, что я решила сменить имидж.
— Повтори, что ты сказала?!
Её тон мне не понравился вовсе. Какое ей вообще дело до моих волос.
— Говорю, я сама обрезала себе волосы. Устала ухаживать за длинными.
Фрида оттолкнула от себя Цофию, которая хватаясь за свою лысую голову попятилась назад, захлёбываясь слезами. Раббинович, медленной угрожающей походкой двинулась в мою сторону, плотно сжимая в руках бритву. Когда она подошла вплотную, то больно схватила меня за лицо, заставляя смотреть себе в глаза.
— Ах ты дрянь такая…, ты говоришь, сама сделала это… и всё время молчала?!
Я отпихнула её руку, гневно встав и посмотрев прямо в лицо. Кем она себя возомнила по отношению ко мне?
— Держите свои руки при себе, вы не имеете права ни трогать меня, ни командовать мной. И весь этот фарс, который вы затеяли вокруг меня — мне тоже не интересен и не нужен! И мои волосы — это моё дело! Хочу, отрезаю, хочу, нет! Мне надоело это всё! Я сегодня же уезжаю домой! И не побрезгаю рассказать о ваших выходках папе!
Фрида замахнулась на меня рукой, но я даже не дрогнула. Она лишь тряслась от негодования, и потом, убрав руку, схватив меня за волосы, наклонила к себе, лицо её исказилось от гнева, и она, брызжа слюной, и обдавая смердящим запахом ветхости своего дыхания, выплёвывая слова, произнесла:
— Твои волосы — принадлежат мне, как и вся ты принадлежишь мне, а своему бездарному, никчёмному отцу — можешь жаловаться и рыдать сколько хочешь! По тому что, ты — моя собственность!