Бумеранг (СИ)
Миша и не слушал это сбивчивое бормотание, сразу стал ощупывать ногу.
— Так больно? А так?
— Ай! — Юля зашипела. — Да ерунда, просто подвернула. Ничего страшного…
Не дав ей договорить, Миша подхватил девушку на руки. Легко, словно та ничего не весила. Она только ахнула.
Отнёс в её комнату, с величайшей осторожностью, словно драгоценную фарфоровую куколку, уложил на постель. Продолжил ощупывать ногу. Кажется, опасности и правда не было, разве что сухожилия денёк поноют, но он не спешил. Трогать было очень приятно. Маленькие пальчики, узкие аккуратные ступни. Юля вся была хороша, от макушки до пяток. Оторвать от неё руки оказалось слишком тяжело.
— Пол испачкала, — с сожалением сказала она, глядя, как Миша нежно массирует голеностоп. — Извини…
— Да перестань, — отмахнулся он. С внутренним сопротивлением выпустил стопу. — Я вытру. Значит, завтрак на ужин?
— Мне показалось, ты бы обрадовался. Ты так про него говорил, — она тихонько засмеялась, — как ребёнок, который мечтает о ста тоннах мороженого. Я и запомнила. И про варенье из грецких орехов запомнила, только не знаю, где зелёные достать можно. Наверное, вкусно будет, мне тоже варенье нравится. — Мечтательно улыбнувшись, Юля придвинула ногу обратно к его рукам. — Можешь ещё помассировать? Очень приятно, даже не ожидала. А то Игорь как возьмётся, сам видел, у него какие ручищи…
Миша напрягся.
— Он тебе массаж делал?
— Нет-нет, ты что, — она замотала головой. — Я бы не стала… Просто кремом спину помазал, когда загорала во дворике. Пытался аккуратно, но, сам понимаешь. Не рассчитал, наверное. Приятного мало, когда тебя так жамкают, — вздохнула девушка. Попросила: — Только не смейся над ним, ладно? Я вижу, вы иногда подкалываете друг друга такими вещами. Он старается, просто не каждый раз получается. — Юля отвела взгляд в сторону, очаровательно покраснев. Посмотрела из-под полуопущенных ресниц и сказала, смущаясь: — Если бы мне пришлось выбирать кого-то… Я бы выбрала не его.
Сердце в груди Миши заколотилось, как бешеное. А мозг запаздывал, с трудом обрабатывая услышанное. Ему вдруг захотелось вскочить. Прыгнуть прямо до потолка. Схватить Юлю в объятия, прямо в охапку и закружить. Нет, сказал он себе тут же, её хватать нельзя. Никакой грубости. Только нежно касаться, как пёрышком. Как ни хотелось ему вжать её в себя и не отпускать никогда в жизни, он сдержался. Ограничил порыв тем, что невесомо прижался губами к косточке на щиколотке. Он бы всю её зацеловал, с ног до головы. Каждую родинку, каждую вспадинку, каждый пальчик.
Он медленно выдохнул, дрожа от нахлынувших чувств.
Всё будет. Всё это у него будет.
Не нужно спешить.
— Совсем ноги замёрзли, — укорил он тоном заботливого родителя, — почему босиком ходишь?
— Я-то хоть босиком, — весело фыркнула девушка, — а кто-то вообще без трусов.
Миша опустил голову и охнул. Улизнул за дверь, сверкая голым задом. Совсем забыл! Хоть бы прикрылся чем, кретин… Он уже скакал на одной ноге по своей спальне, натягивая штанину, когда замер, осознавая. Юля совсем не испугалась его. Не подумала плохого.
Доверилась.
***
Возвращение Юли к нормальной жизни шло уверенными темпами. Она читала книги, пыталась рукодельничать, смотрела документалки про китов, посоветованые Мишей. Оказалось, что она умеет водить машину, нужно было только правила в памяти освежить. Права достал Игорь, тряхнув связями в ГИБДД. Сперва она ездила на машине Мишиного отца, старенькой, но надёжной вольво. Пока Игорь не увидел — скривился, обозвал старушку «ржавым корытом» и на следующий день вернулся, позвякивая ключами от новенькой пежо. Миша только глаза закатил. Юля посмеялась их соперничеству и никого обижать не стала — ездила то на одной, то на другой. Она редко заказывала доставки, предпочитала сама ездить на рынок в другом конце города, чтобы достать продукты посвежее.
Сегодня она почти доехала до него. Свернула с оживлённой дорожной артерии в узкий проулок между домами, остановилась. Среди каштанов тут же показался высокий мужчина и нырнул в салон. Грубые руки с трепетом обхватили лицо девушки.
— Маленькая моя, — шепнул он, осторожно целуя, — ты как? Они ничего тебе не сделали? Я себе места не нахожу, когда думаю, что ты сам, с этими выродками… Только слово скажи, если хоть…
— Перестань, Олежа, — оборвала Юля. Черты её исказила гримаса ненависти. — Эти уроды ничего мне не сделают. Всё идёт, как надо.
Глава 4
Ни одна душа в мире не узнала, что произошло с Юлей той страшной ночью, когда вместе со школьной жизнью для неё закончилось детство. Когда одноклассники свалили, бросив её у забора, она с трудом поднялась, шатаясь, доковыляла до дома и пробралась в свою комнату. Родители встретили её осуждающими взглядами — это ж надо было так напиться! — но говорить ничего не стали. А когда все уснули, она заперлась в ванной и несколько часов отмывалась под обжигающим душем, царапая кожу до красноты. За завтраком осуждение только усилилось, молчание было красноречивее слов. Но родители были уверены, что ничего, кроме разгульной попойки, не случилось.
А Юля просто перестала что-либо чувствовать. Психика пыталась хоть как-то уцелеть и отключила разрушительные эмоции, справиться с которыми была не в состоянии. Наступила апатия. Полная и безбрежная, без проблеска света. Мысль о том, чтобы пойти в полицию, казалась сумашествием. Юля отлично помнила рассуждения Игоря на этот счёт. Скажут, сама спьяну полезла, а утром испугалась.
Самая популярная девочка школы с двумя сразу. И ладно бы какие случайные люди были… Все знают, что с каждым из них она «встречалась», пусть и недолго. Ещё видели, как она висла на Мише, когда тот нёс её в такси. Где, спросят у неё, следы побоев? Почему не кричала? Ах, кричала, но не слышали? Ну-да, ну-да. И платье твоё выпускное целое, потому что насильники оказались по-джентельменски аккуратны.
Может, она бы и попробовала, но ужас от мысли, что её же саму изваляют в грязи за пережитое, сковывал её цепями. А потом и ужас пропал, осталась только серая муть, в которой ничего не было видно.
Из ВУЗа её исключили за непосещаемость. Интереса не было ни к жизни, ни к учёбе. От непоправимого последнего шага её удерживала только невыносимое знание, что два урода, надругавшихся над ней, спокойно ходят по земле.
Безнаказанные.
Небось, вспоминают, как валяли её по грязному полу. Или вообще давно обо всём забыли, свалив за границу. Впрочем, нет. Она не верила, что они так запросто сотрут из памяти свой триумф. Что лишатся сладкого воспоминания о том, как растоптали её гордость. Смешали с дерьмом в отместку за своё прищемлённое самолюбие.
Родителям сперва было не до неё. У отца как раз шла избирательная кампания, дома то и дело появлялись какие-то люди из партии, политтехнологи, черти лысые. Мать тоже погрязла в этом по уши. Что с дочерью творится что-то неладное, они заметили уже спустя несколько месяцев, до того списывая странности на тоску по школьным подружкам. К психологам её водили, но толку не было, девочка совершенно закрылась и на контакт не шла. Ей не хотелось, чтобы кто-то ковырялся прямо в открытой ране. Вердикт, который вынес модный специалист, часовой сеанс которого стоил как крыло самолёта — стресс. Предложил родителям сменить обстановку.
Но поездка по Европе не принесла должного эффекта. А там и выборы уже надвинулись, нужно было срочно что-то решать. На Юлю смотрели уже как на бомбу замедленного действия — мало ли, как и когда рванёт.
И тогда матери в голову пришла светлая мысль выдать её замуж. Сменить обстановку по-крупному.
У них и кандидатура была давно присмотрена, сын партнёра по бизнесу. Юля с ним никогда толком не общалась, только видела мельком на совместных приёмах. А теперь встретилась лицом к лицу — и жених ей, внезапно, понравился.
Никита был стеснительный, больше молчал. Неловкий, узкоплечий и большеглазый. Он ничем не напоминал тех двоих. И родители его встретили невесту с радостью, приняли в семью. Свадьбу сыграли роскошную, громкую. Медовый месяц прошёл на Канарах, в окружении лазурного океана и белоснежных песчаных пляжей. Юля немного пришла в себя, ожила. Родители Никиты подарили на свадьбу квартиру, отец оставил ей карту, на которой всегда были деньги — так что новобрачной было, чем заняться. Воодушевлённая, она принялась обустраивать совместный быт.