Черное зеркало
«Бабу не проведешь», — как сказано в известном фильме. Она нюхом чует, если что-то неладно… Но строгое соблюдение конспирации и тщательно продуманные и логично обоснованные алиби никогда не подводили Алексея Кирилловича. И как ни старалась Катька прихватить его с поличным, ничего у нее не получалось.
Теперь же, кажется, произошла осечка.
Но дело было уже не в Катьке. Поскольку в последнее время, став супругой преуспевающего бизнесмена и вследствие этого избавившись от сомнительного имиджа заторканной жены скромного советского м. н. с., то есть младшего научного сотрудника какой-то бюджетной организации, она как с цепи сорвалась. На мужнины деньги отгрохала шикарную квартиру с видом на Финский залив, разоделась как черт-те знает что и постоянно моталась по всему белу свету, наверстывая упущенное за долгие годы своей почти полувековой жизни за так называемым железным занавесом. И данный отрезок своей жизни она посвящала лицезрению осколков былого величия Древней Эллады…
Поэтому, когда Лариса позавчера вечером вдруг позвонила Алексею Кирилловичу и пригласила к себе на ужин, заверив его, что любезный супруг предпочел ее обществу приятное ночепрепровождение с ее бывшей подругой детства, никаких колебаний не возникло. И седовласый шестидесятник не раздумывая помчался в объятия своей молодой и завораживающе прекрасной любовницы.
Он хотел взять шампанского, но Лариса настояла на «Амаретто» и попросила привезти пачку сигарет. Барину давно было известно ее пристрастие именно к «LM», и в щедром порыве широкой души он привез целый блок. Для себя же прихватил бутылочку «Смирновской»…
Ночь была воистину волшебной.
Находясь в каком-то обычно ей не свойственном возбуждении, Лариса была щедра во всех отношениях и безотказна в радушном гостеприимстве. Безудержно смеялась и веселилась, словно в наркотической эйфории. И была развратна, как Клеопатра…
А рано утром он выскользнул из ее квартиры до невесомости опустошенный, выжатый, высосанный и счастливый, словно после первого грехопадения…
Все утро Алексей Кириллович, будучи в прекрасном, приподнятом настроении, был очень любезен со своими подчиненными и телефонными собеседниками. Затем уединился в своем кабинете, закурил и, с удовольствием смакуя переживаемые в воображении впечатления прошедшей ночи, напевал что-то и блаженно изощрялся в эротических фантазиях.
Но когда в середине дня уже собрался было уходить, чтобы развеяться на свежем воздухе или посидеть в каком-нибудь уютном кабачке, дверь приоткрылась и появившаяся вдруг Маринина голова, испуганно хлопая длинными ресницами, трагическим шепотом сообщила, что в холле находится какой-то милиционер и просит аудиенции.
Барин поморщился и позволил впустить.
В кабинет вошел рослый майор в черной блестящей кожанке и, устроившись в предложенном ему кресле, изложил суть дела.
В глазах у Алексея Кирилловича потемнело…
Вот почему его вполне устраивала версия о самоубийстве Ларисы и совершенно не годилась другая, предложенная Игорем, ничего пока не подозревающим и до глубины души растроганным заботливым участием начальства в постигшей его беде.
Еле отвязавшись от Марины и не заходя к ребятам в редакцию, Игорь выскочил на улицу. Прыгнул в машину и, тщательно разжевывая сразу две стиморольные подушечки, вырулил на проспект. Предстояла муторная похоронная канитель. Он хорошо помнил, как занимался этими делами два года назад, когда мертвые тела родителей Ларисы были обнаружены среди развалин сгоревшей дачи.
Внезапно пришедшая мысль заставила поежиться Игоря: «Сначала предки, а через пару лет — и сама…»
Получалось так, что, прописавшись к ним из своей «хрущобы», где Игорь оставил мать и младшенькую сестричку Иришку, он через недолгое время оказался владельцем шикарной квартиры в центре города, да еще и набитой всяческим антикварным барахлом. Неплохая зацепка для ментов… Правда, прописался он в эту квартиру уже после того, как они остались вдвоем. Но это лишь незначительно меняло дело.
Лариса была потрясена гибелью своих родителей. Нервная встряска уложила ее на больничную койку, и ребенок, появления которого Игорь с таким нетерпением ждал, так и не смог появиться на свет. Глубокая депрессия и обильные кровотечения истощили Ларису, что-то непоправимое случилось в женском организме… После чего врачи сочувственно сказали Игорю, что на потомство он может не рассчитывать.
Вскоре Лариса оправилась, приободрилась. Но с течением времени Игорь начал замечать за ней странные вещи. Она и прежде витала в облаках, но теперь ее отчужденность усилилась до невероятности. Казалось, ничто земное не интересовало ее. На все она смотрела с каким-то странным, насмешливым пренебрежением. Появилось и настойчиво росло страстное увлечение мистикой и оккультными науками. Она распрощалась с училищем, где преподавала латинский язык, и целиком погрузилась в мир ирреального… Полки стеллажей заполнялись эзотерической литературой.
Любопытствуя, что там может оказаться интересным, Игорь и сам порой полистывал эти книги. Если что-то казалось неясным и до абсурдности неправдоподобным, он обращался к жене за консультацией. И она, как-то странно и снисходительно улыбаясь, словно первокласснику, объясняла непонятные вещи.
А когда Игорь при случае заикнулся о прописке, Лариса только пожала плечами и равнодушно исполнила все необходимые формальности…
Вот и дом. Типичное, в стиле петербургского модерна здание начала века, с лепниной в виде каких-то прихотливо извивающихся лиан и фантастических цветов. С широкими, словно большие зеркала, окнами. Над входом сохранилась латинская надпись: «Salve». «Здравствуй» — как перевела когда-то Лариса.
Игорь вошел в просторный холл подъезда, поднялся по широкой, с мраморными балясинами лестнице и подошел к лифту. Поодаль, на подоконнике, развалились четверо пацанов лет по пятнадцати, которые потягивали что-то из жестяных банок, куря и переговариваясь вполголоса. Одного из них, плотного чернявого кавказца, Игорь сразу узнал, поскольку тот давно примелькался возле скопления киосков недалеко от дома.
Игорь безразлично скользнул по ним взглядом, отвернулся и нажал на кнопку лифта.
И тут же почувствовал, как двое из щенков подскочили и тяжело повисли на его руках. В позвоночник жестко уперся металлический ствол.
— Не дергайся, дядя! Убью! — раздался сзади гортанный голос.
Чьи-то руки скользнули в карманы куртки, другие руки сдернули сумку с плеча… На размышление не оставалось ни секунды. Мозг мгновенно опустел, тело превратилось в механический автомат.
Резко повернувшись, Игорь крутанул левой рукой, отчего мелкий шкет перевернулся в воздухе и с диким воем обрушился на качнувшегося от внезапного толчка кавказца. Висевший на правой руке врезался носом в дверь лифта и, вскрикнув, схватился за лицо.
Ударом ноги в живот Игорь отшвырнул третьего сопляка, отчего тот, сломавшись пополам, влепился задницей в каменную стену площадки и на мгновение затих. Черный отскочил и, злобно оскалившись, пригнулся, обеими руками наставив на Игоря какой-то большой пугач. Тот выбросил ногу вперед, ребром ботинка припечатав парня в нижнюю челюсть. Раскинув руки и пуская кровавые пузыри, сопливый абрек рухнул на подоконник. Пугач, завертевшись на плиточном полу, улетел в угол.
Вдруг на спину вскочили очухавшиеся первые двое и, набросив на шею какой-то жгут, начали тянуть за концы в разные стороны. Игорь захрипел. Затем, присев, словно клешнями, вцепился во что-то. Сомкнул пальцы и почувствовал, что ногти левой руки проткнули кожу и погрузились в липкую плоть. Резко переломившись в поясе, он через голову перекинул заверещавших в ужасе салажат. Один из них шмякнулся об пол, другой, отлетев в сторону, покатился вниз, стуча черепом о каменные ступени. Площадка перед лифтом забрызгалась свежей кровью.
Валявшийся под стеной вдруг вскочил и, не разгибаясь, бросился на Игоря, тараня в живот бритой головой. Игорь развернулся, отклонился от удара, вытянул в сторону левую ногу. Бритоголовый споткнулся и, растянувшись, буквально влетел во внезапно раскрывшуюся дверь спустившегося лифта. Ударом в крестец Игорь загнал его в кабину. Дверь автоматически закрылась. Кто-то наверху, очевидно, нажал кнопку вызова, отчего лифт вдруг пополз вверх.