Хайноре (СИ)

Лира рухнула обратно на стул, словно тело, потерявшее опору. Она не знала, что ответить, слова бусинами разбегались у нее на языке и в мыслях.
— Всё, — мрачно завершил лорд, сжав руку Валирейн под столом. — Хватит уже этих разговоров. Не при миледи. Прояви сочувствие хотя бы к девушке.
Изверг из Шэлка жестом показал, что умолкает, и продолжил обед.
После этого Лира окончательно поняла, что рано или поздно Варой добьется своего и выкопает тело несчастной девушки для своих мерзких изучений. В том, что мертвая девица эта слепая дочка старосты, леди уже не сомневалась, как и в том, что демон тоже быстро это поймет. Ох, еще три дня… вдруг они не успеют? Что же Альма поручит ей, Лире? Какую отыграть роль? Она все еще не получала от ведьминого раба указаний, все еще не знала, что будет дальше, и это немало беспокоило.
В ожидании сигнала, леди предавалась мечтам о том, как все изменится после ритуала Древних. Какую силу ей подарят боги за преданность и любовь? Папа Ромох наградит Матерь богов своим семенем, она родит сына могущественного и великого. Лира лежала на краю своей застеленной шелком постели, болтая свесившейся ногой и смотрела в распахнутое окно, словно на дверь в Лим, источающее свет и клекот диковинных птиц. Она воображала себя матерью, мудрой и смелой, сильной, как сама королева. Даже стать Алессы не шла ни в какое сравнение со статью ее величества. Все же сестра хоть и являлась женщиной, имеющей большую власть и способность влиять на короля, но все же была лишена того шарма величественности, который исходил от каждого жеста королевы.
Валирейн хотела быть такой. Хотела перешагнуть сестру. Она станет женой наместника Севера, она станет матерью нового бога, облаченного в плоть Папы Ромоха. Интересно, как Сашая отнеслась к тому, что ее небом нареченный должен возлечь с другой? Сама бы Лира так не смогла. Если уж она полюбит сердцем своего мужа, то он должен быть только ее. Отец, как говорила Алесса, любил их мать настолько сильно, что никогда не брал других женщин, хотя у кого — кого, а уж у Первого советника короля девиц могло быть не меньше, чем у монарха. Он был предан жене даже после ее смерти, и это восхищало Валирейн. А вот преданность ее будущего супруга вызывала сомнения. Но глубоко в душе леди Оронца верила, что сила богов поможет ей удержать в узде неуемную страсть своего мужа.
Тебя ждет величие, помни, шептала себе Лира, зажмурив глаза и сжимая в ладони край шелкового покрывала. Тебя ждет корона Лима.
Предоставленная самой себе, одолеваемая тоской одиночества, нетерпением и скукой, леди бродила по своему алькову, мечась, но не как львица в клетке, а скорее, как бесплотный дух умершей накануне свадьбы невесты. Она то ерзала в старом кресле, расшитом золотистым майном и бархатно — алым вероцветом еще во времена прадеда нынешнего короля. То нарочито неуклюже танцевала придворный кан на покрытом ковром полу между зеркалом и постелью. В конце концов Лира села у зеркала и принялась подражать Альме в ее медитациях. Так ведьма общалась с богами, вдыхая дым от тлеющих лесных трав, леди же оставалось дышать пылью и преддверием осени, которой тянула из окна.
Скоро она тоже станет ведьмой или даже больше, а значит нужно учиться входить в состояние одурманенности, отсекая все внешнее, наполняя внутреннее осознанием. Лира воображала, что трогает себя изнутри, и это чувство вызвало странную щекотку где-то в животе. Интересно, что чувствует Альма? Они редко говорили о подобном, общение с Древними — это таинство, наравне с первой брачной ночью, интимное прикосновение влюбленных губ к порогу Лима — так описывала Альма. Если один лишь разговор с богами вызывает такие ощущения, что же почувствует Лира, когда Папа Ромох, облачившись в лорда Дормонда, проникнет в ее лоно?
Думать об этом сладко, страшно и даже чуточку больно — низ живота покалывало, как колит полубесчувственную онемевшую руку, а между ног леди ощутила влагу, какая случается в обилии только после месячной крови, но никак не в такое время, как сейчас. Она становится женщиной от одной только мысли о соитии.
 
Следующей ночью за ней пришли.
Ритуал
Один из залов цепи пещер Альма обосновала как жилище, там лежал спальник, ее и специально подготовленный для Лиры. Тяжело будет после роскошной перины ложиться в столь скромную постель, да еще и уснуть на ней, среди каменных стен, под низким сводом потолка, напоминающего нёбо огромного чудовища. Но это всего одна ночь, успокаивала себя Лира, наблюдая за тем, как ведьма разводит костерок посреди залы, призванный согреть их в холоде каменного мешка.
— Ты преобразилась. Стала спокойной, — заметила Альма, усаживаясь рядом на спальник. Под ними был толстый слой соломы, несколько шерстяных одеял, но Лиру грело совсем другое.
— Так всегда, когда ты рядом.
Ведьма улыбнулась, чего не делала очень давно. Или же просто Валирейн успела отвыкнуть от ее улыбки? Когда они последний раз говорили по душам? Даже сидя сейчас рядом с подругой, леди тосковала по временам, проведенным на Фандия, в клубах дыма, за сакральными беседами, со сладковатым привкусом настоев из ягод имры на губах.
— Завтра ты станешь подобной богам, — тихо произнесла Альма, с лукавым прищуром и как будто бы толикой светлой зависти во взгляде. Так старшая немужняя сестра радуется за младшую, идущую под венец. Лира взяла ее за руку, но ведьма отняла ладонь и резко качнула головой, напоминая Оронца об их недавнем пакте о неприкосновенности.
— Почему ты велела взять одно из твоих платьев?
— Папа Ромох не любит роскошь, он родился в саду Лима, рядом с травой, ползучими гадами и земляной грязью. Его любовница и мать должна быть скромной. Поэтому на тебе будет служаночье платье и никаких других украшений, кроме знаков Древних.
Раньше Лира представляла, что возляжет с богом на алтаре из золота, в одеяниях древней царицы, но на деле все складывается иначе. Впрочем, сейчас она от того не печалилась, главное то, что будет после ритуала. И кстати…
— Расскажи, — леди старалась придать голосу равнодушного интереса, чтобы ведьма, не дай то Древние, не подумала вновь об ее, Лирином, слабосердии и жалости. — Что будет потом с милордом? Когда Папа Ромох его покинет?
Но Альма, казалось, даже и не думала в чем — то уличать Лиру. Она пожала плечами, пригладив рукой складку на своей юбке.
— Ничего с ним не станется. Проснется, словно выпил накануне браги с полбочки, ничего не помня и с болью во лбу. Пройдет.
— А ежели я понесу…
— Ради того и затеваем все это! — с удивленным смешком воскликнула Альма.
— Но ведь… мы еще не венчались… к этому только готовятся. А до того… негоже мне ведь…
— Это оставь на мне в случае чего, — твердо заявила ведьма. — Но я уверена, что никому не будет дела, если ты понесешь от будущего мужа. Венчают вас в любом случае, так и не все ли равно когда меж вами случится любовь? Особенно здесь, в глуши и дали от порядков двора. После ритуала, ты снова возляжешь с лордом, уже в поместье. И если он сам не возжелает, то я решу это по-своему.
Валирейн кивнула. И все же совесть ее не глодала бы, если б все случилось уже после свадьбы…
— Мы бы не торопились с этим, мы бы дождались венчания, если б не явление этого проклятого одноглазого пса, — горячо заверила ее Альма. — Но теперь ждать нельзя.
— А что если… если он прознает о беременности, если захочет помешать… а если он…
Ведьма усмехнулась.
— Раньше такие вопросы не беспокоили твою кудрявую голову. Зачем по — твоему боги дали тебе меня? Стоит тебе понести, стоит плоду укорениться в твоем чреве, как любая тварь, присланная Гаракасом, почует в этом мире истинного бога, и не посмеет сунуться к его благословенной матери. Об остальном я позабочусь.
 
— Древние любят меня, раз ты останешься со мною, — Лира вновь почувствовала, как в уголках глаз скапливается влага и отвернулась, боясь показать ведьме свою слабость.
— Конечно, любят. Но не сильнее, чем тебя люблю я.