Марс выбирает смерть (СИ)

Насытившись, Виннербау сбежала вместе со своими детками. Утопающее в черной, густой крови, мертвое человеческое тело Бидд-ин-Роя Эншду наглухо сковало его истинную сущность. В тишине стрелки старинных часов отчеканили несколько секунд, после чего громким набатом прогудело ровно двенадцать ударов, намекая, что до рассвета еще очень далеко. Предстояла долгая, тревожная ночь.
***
Конечно же, Амитас врал, как и всегда. Однако, не до конца, ибо лучшая ложь — полуправда, и Азари нередко слышала это от него. Даже самую сумасбродную идею можно было вбить в умы людей, если оставить небольшую дверь из правды, которую все так боялись. Но именно она была гарантом, что ему поверят. Ложь от этого не превратилась в правду, оставшись все той же ложью. Только более умелой. И Азари знала, что Амитасу нужна была власть. Только власть иного толка. Не государственная, не материальная. Эта Тень претендовала на нечто более неуправляемое и серьезное — она хотела стать единственным творцом.
В лаборатории стало светлей. Тихо журчали приборы. Среди размеренных, приятных звуков выделялся еле слышимый свист. Азари он был хорошо знаком. Так работал стабилизатор аномалий, мешающий яростной силе Марса иссушить находящиеся внутри корабля тела до белых, хрупких костей. Все люки были открыты. Ничто не помешало бесплотному спутнику Королевы войти вместе с ней внутрь небольшой мобильной лаборатории. Стрелки термометров подскочили. Внутри помещения стало невыносимо жарко.
Четыре тела лежали в обширном отсеке, отделенным от основного помещения толстым стеклом. Войдя внутрь, Азари медленно оглядела всех: Фальха, скользящую и троих носителей. Спали все, кроме Медеи. Ее бледные веки еле заметно дрожали, созерцая картины, недоступные большинству жителей Марса. Девушку охватило состояние между сном и явью, в котором велись бесконечные диалоги с бездонной душой планетарного гиганта.
Проходя мимо Ашеры, обрубленная сущность спрута вздрогнула: две части были разделены, но безумно жаждали слиться друг с другом.
«Нельзя. Терпи эту боль, терпи невыносимость, что сотрясает твое нутро. У нас больше нет тела, есть только эта маленькая жизнь. Все закончится там, в прошлом, и мы снова будем вместе». 
Дыхание присутствующих участилось. На маленьких щеках детей выступил пот. Фидгерт метнулся во сне, почувствовав сквозь липкое забытье спутника Королевы. Тело ребенка напряглось, готовое принять в себя огненную сущность. В тот момент, когда второй мыслящий центр начал пробираться под кожу Анны, Ифрит уже облепил белоснежную кожу Фидгерта. Мальчик крепко-крепко сжал в цепких ручках так и не распечатанную шоколадку. «Берлинго», — пестрела ярко-фиолетовая надпись на коричневой упаковке лакомства. Оно уже успело изрядно помяться, превратившись внутри шуршащей обертки в сплошное карамельно-ореховое месиво. 
***
Нежные облака снова плыли по фиолетовому небу. Там, во влажной невесомой выси летели души тех, кто не пожелал возвращаться обратно. Медея знала, что никогда не сможет приблизиться к ним. Увлекаясь прекрасными перьями острых крыльев, она умоляла позволить ей пойти за загадочными призраками, но каменный гигант был непреклонен. Марс не позволял взглянуть даже на их лица — они были такими же ускользающими, как и охватившие девушку видения.
Воздух пах невыносимо сладко. Там, внизу, виднелись огни незнакомых городов. Нежные потоки летнего ветра ласкали щеки, оставляя на них свою теплоту. Внутри груди засело сладостное ощущение выси. Не было страха. Было только светлое спокойствие, предвещавшее невыносимую радость будущего. Надежда, что начала шириться, превращалась в осязаемое волшебство. Оно было слишком далеко от настоящего мира, которого уже не существовало. Пушистое, солнечное волшебство лежало по ту сторону реальности, так никогда к ней и не прикоснувшись. Подхватив Медею, оно подняло ее высоко над городами, окутав пеленой блаженства. Почти окончившиеся сумерки проявили бледные пуговки звезд, с каждой секундой становившиеся ярче. Смешиваясь с наступающей ночью, воздух становился синим. Он все густел и густел, пока не накинул на окружающее теплое покрывало сна.
 
— Обернись, — прозвучало где-то в вышине.
Девушка обернулась. Черные густые спирали волос, подхваченные ветром, разместились по воздуху и стали похожи на разрозненные ветви дерева. Пространство начало искажаться. Не снаружи — внутри. Словно то, что видел затуманенный взгляд, было лишь отражением податливого сознания. По небу прошла скользкая рябь. Далекие города, озаренные желтыми, красными и оранжевыми огнями вдруг начали растворяться в синеве. Необъятная высь начала стремительно приближаться, превращая яркие звезды в размытые полосы.
— Почему я? — голос Медеи стал совсем слабым.
— Хрупкий плот минует только гладкие воды.
Все исчезло.
Мне мало этой истории. Мне мало этого пространства. Мне мало этой бесконечности. Я не могу ей насытиться. Но и не могу вместить в себя. Приходится пропускать сквозь, отчаянно тоскуя. Не уходи, время. Я вижу тысячи лет назад, но не хочу видеть тысячи лет вперед. Все — одно. И все — прекрасно. Настолько, что замирает сердце. Каждая секунда вплетается в плоть, лавой течет по жилам. Одна... Две… Три… Отчет начался. 
Лети на крыльях солнечного ветра. Я вижу бьющие в щиты волны на пути к моей душе. Пусть они пробьют все преграды. Пусть они сожгут ее дотла. Мне не нужна зашита. Мне нужен ты, Марс. Обжигающий поток теряется в волосах, легко перебирая локонами и опаляя своим золотом. Мне не жалко для него ничего. Я — влюблена. 
В картины, что проплывают мимо. В слезы, что капают с миллионов щек. Во вздохи, дающие жизнь взглядам. В то, что входит в душу через этот взгляд. И то, что рождается в ней после этого. Как это происходит? Это — тайна. Я не хочу знать. Потому что не переживу этого знания. 
Жги. До основания. Не жалей. Это время настало. Истреби своим огнем вместе с той болью, что внутри. Пусть останется только самое важное. То, что не испепелить, не оторвать, не забыть. Это и есть — настоящее. Это и есть — самое ценное. Жизнь. Я ЖИВАЯ. Ради этого стоило пройти напрямик. Это помогает мне идти напрямик. Сквозь время и пространство.