Марс выбирает смерть (СИ)

— Ты же всегда был мне верен, — сдержав вырывающуюся из нутра ненависть, холодно сказала Азари, — Тебе никогда не нужна была власть.
Она не смела подойти ближе. Не потому, что боялась исчезновения сигнала. Азари не хотела, чтобы зоркий взгляд Амитаса, так умело читающий сущности сущностей, уловил в ней нотку отчаянья. Легкая рябь галограммы едва затирала яркие эмоции, которые, казалось, мог почувствовать даже глупец. Прошло не меньше минуты, прежде чем Королева смогла взять в себя в руки. Все это время никто не смел нарушить тревожную тишину. Даже на расстоянии сотен километров пустая, практически неосязаемая картинка в воздухе вызывала невольных страх.
Конечно, Азари появилась здесь не затем, чтобы покарать безумного мятежника. Великая Мать хотела задать всего один вопрос.
— Просто хочу знать...— алые губы Королевы едва шелохнулись, — Зачем?
Преодолев несколько шагов, отделяющих от голограммы, Амитас встал на одно колено. Сделал это он с трудом, хрипло выдыхая воздух из истощенных легких. Затем, откинув практически лысый череп, взглянул снизу вверх на Великую Мать. Еле заметные капли слез сверкнули в уголках его глаз. Казалось, на Великого Идущего нахлынули чувства непреодолимой силы. Бездонные, черные глаза без стеснения выражали всю глубину преданности. Преданности высшей идее. Крупная слеза скатилась по сухим щекам Великого Идущего, смочив пергаментную кожу. Азари посмотрела с высоты своего роста на согнувшуюся, почти скрюченную фигуру Амитаса. На секунду ее дыхание сперло.
— О, моя Королева... Мне не нужна власть.
Резко отшатнувшись от него, словно от прокаженного, Королева сделала шаг назад. Безоговорочная преданность, читавшаяся в глазах вставшей на колени Тени, окатила горячим кипятком. Азари осознала, что до сих пор Амитас преклоняется перед тем гением, с помощью которого она смогла создать этот мир. Что Великий Идущий воспринимает его совершенно отдельно от ее личности, государства и цивилизации в целом. Он поклонялся этому Гению и сделал его своим кумиром. И что он был той самой возвышенной целью, к которой Амитас стремился. Старался ухватить за ускользающие образы, уничтожая всех на своем пути. Подобное невозможно остановить. Подобное вырастает из маленькой песчинки и разрастается, словно несущийся с горного склона снежный ком. Не под силу взять под контроль ту Тень, которая не страшится смерти, не жаждет вполне конкретных благ и не боится даже краха собственных целей. С ней невозможно договориться и пытаться обыграть. Надавить на больные точки и заставить действовать всобственных интересах. Под толстым слоем пепла нарочитой возвышенности лежал порок, не входивший ни в какое сравнение с ненавистью, двигавшей Азари на всем протяжении ее пути. Перед этим пороком тускнели все прочие недостатки Теней всех вместе взятых. И имя ему — гордыня.
Сильная, прерывистая рябь прошлась по голограмме. Безмолвно отдав какой-то приказ, Азари в последний раз взглянула в полные слез глаза Амитаса и так ничего и не сказала. До того, как она исчезла, до слуха собравшихся донесся сдавленный, слабый крик за ее спиной. Великий Идущий так и продолжил стоять на коленях и тихо лить слезы в пустоту.
Когда их пути разошлись? Когда два одаренных существа, так слаженно ведущие корабль цивилизации, вдруг перестали понимать друг друга? Это не произошло в одно мгновение. Разногласия накапливались долго. Слишком долго. Постоянные свертывания амбициозных проектов раз за разом оставляли в Амитасе глубочайшую дыру неудовлетворенности. Придерживаясь мнения, что обычный зверь гораздо более предсказуемый, чем зверь умный, Азари спускала на тормоза все попытки обновить общество. Всеми силами она препятствовала излишнему техническому развитию Планеты. Великая Мать предпочитала занимать население физическим трудом. Каким-то внутренним чутьем, а, может, руководствуясь простой логикой, Королева знала, что если заменить гражданина техникой, то безработица, свободное время и лишняя энергия народа послужит только разрушению. Поэтому громоздкая экономика, полная брешей, недочетов и искусственных препятствий развивалась медленно, со скрипом, с каждым годом порождая все больше слабых звеньев. Такой мир Азари считала стабильным. Амитас — отсталым. С подобным положением дел он мириться отказывался. Как не захотел мириться и с собственным положением в обществе, воспринявшим его исключительно как духовный лидера.
 
Да, Азари ухитрялась увлекать умы, забивая внимание зрелищами. Она мастерски манипулировала, но совершенно не умела соблазнять сердца. Как ни странно, идеология развлечений уступила более сильному противнику — идеологии превосходства.
— Хлеба и зрелищ! — десятилетия кричали массы.
И, казалось бы, им больше ничего не было нужно.
— Угнетенным — права, человеку — раскаяние! — спустя какое-то время все чаще стало слышаться на улицах, в домах и стадионах.
Главный лозунг Арен начал уходить на второй план. Приходя в этот мир, Тени быстро привыкали к лучшим условиям жизни и начинали хотеть большего. Тут то и получил благодатную почву один занятный парадокс. Идеология, предназначенная исключительно Теням, неожиданно нашла живой отклик у людской части населения. Определенно, человечество страстно желало приобщиться к массивному, жесткому, подавляющему миропониманию. Люди хотели почувствовать причастность к чему-то несоизмеримо большему, чем они сами. Миропониманию, которого были лишены. Сытая жизнь и культ свободы перестали считаться чем-то ценным. Глотая свободу ложками, человек слишком быстро ею пресытился. Человеку стало скучно. Человеку надоели старые игрушки. Он хотел чего-то неизмеримо нового. Большего. Жаждал понимания смысла жизни. Духовной цели. Не важно какой, и не важно насколько оправданной. Амитас дал человеку эту цель.
— Необдуманный конфликт — удел бездарных революций, — любил поговаривать Амитас за чашечкой крепкого чая без сахара, что позволял себе только раз в жизни. Как правило, перед очередной своей смертью.
Приобщиться к великой цели люди могли только через покаяние. Через признание собственных преступлений против Теней они могли получить доступ к исключительности новой Идеи, снискав их благосклонность. Только через кровавые жертвы. Новое племя не принимало других признаний. Самое глубокое покаяние позволяло встать с ними в один ряд.
И человек сам жаждал посыпать голову пеплом, лить праведные слезы и испытывать жгучее чувство вины. Как ни странно, Амитаса этот факт совершенно не поразил. Он прекрасно знал, что подобные случаи в человеческой истории случались не раз. Таковой была природа человека и Амитас смело ею пользовался. С человеком он начинал играть, словно с маленьким ребенком. А тот, восторженный и падкий на яркие краски, охотно шел за своим кукловодом
— Люди, мы не хотим, чтобы вы чувствовали себя виноватыми, — стоя на коленях выл Амитас, транслируясь в прямом эфире самого влиятельного Марсиансого канала, — Мы хотим, чтобы вы поняли, как сильно мы страдаем. От голода, от непосильных налогов, от социального неравенства. Мы алчем, чтобы вы поняли угнетенных.
Это была лишенная всякой логики жестокая игра, в которую с головой окунулась целая цивилизация. Человеку нравились эти яркие, совершенно новые эмоции. Они хоть и в извращенной форме, хоть и на миг, но давали смысл всему, что происходило на Марсе. Всем нравилось играть в эту игру. И потому очень долго никто не воспринимал происходящее всерьез. До того момента, пока игра не зашла слишком далеко, начав трансформироваться в нечто несоизмеримо глубокое. Более того — пугающее. Взращенный Амитасом зверь, подкрепленный добротной порцией праведной экзальтации эмоциональных наркоманов вскоре перестал нуждаться в усиленной подкормке. Лгавшие сами себе поверили в собственную же ложь и сделали ее частью своей жизни. Популяризация абсолютного принятия нравов Теней начала работу по стиранию границ. Их недостатки полностью оправдывались. Которые, к слову, заключались в отрицании социальных норм и истинно звериных повадках. Началась охота на людей в пределах города. Их поедали, раздирали на кусочки, насиловали и грабили.