Волхв (СИ)

Убрав лихих людишек из золотодобычи и морского промысла, страна получила как минимум постоянный рост золотого запаса и рыбу в магазинах. Да, она часто стоила не дешевле мяса, но такова специфика рыбной добычи.
Одним из плюсов советской системы, был в том, в чём заключался и её минус. Всё менялось очень медленно и неторопливо. Можно было один раз всё наладить, и механизм работал десятилетия без внешнего вмешательства. Но с другой стороны, нужные изменения приходилось осуществлять, преодолевая огромную инерцию управленцев, производственников, и даже рабочих. Будет оно там лучше или нет, ещё вопрос. А нам и сейчас хорошо. Кроме того, все изменения Виктора предполагали, что работы станет больше, и она будет сложнее. А средний человек готов получать меньше, если ему вообще не нужно будет работать. Люди, которые трудились, стараясь заработать как можно больше, были исчезающим меньшинством, и погоды не делали.
Для реализации многих проектов в ход шли всякие уловки. Премии, собрания коллектива и семей рабочих, нудная разъяснительная работа, и порой жёсткие меры вразумления, когда агитаторы за прежнюю жизнь отправлялись общаться с белыми медведями.
Но это были технические сложности. Страна сама сломала систему партноменклатуры и торговой мафии, а всё остальное было уже пустяком. Но пару раз, когда дело не шло, Виктор таки собирал в городском театре рабочих, и рассказывал почему у них в городе всё так плохо, и нет даже детских площадок. А откуда они возьмутся если единственное предприятие города — планово-убыточная сноповязальная фабрика, существующая только потому, что про неё забыли.
Как-то раз, когда команда Николаева доложила о трудностях с перепрофилированием механического завода в одном маленьком русском городке, он приехал сам, и вечером, собрав в городском доме культуры рабочих завода, объяснил, что для того, чтобы город нормально жил, в нём должно быть предприятие, которое нужно стране. А гвозди из дрянного железа выпускаемые на прессах двадцатых годов, в СССР не требуются.
— Да нахрен нам ваше перепрофилирование! — Крикнули из зала. — Как работали, так и будем работать.
— Это мнение всех заводчан? — Виктор обвёл взглядом зал. — Ну, что-ж. Значит так тому и быть. Завод будет передан в собственность его работников и перерегистрирован как кооператив принадлежащий всем рабочим и служащим. Мы будем поддерживать работу городских медицинских учреждений, детских садов и школ, плюс всей социальной инфраструктуры, включая поставки продуктов в магазины. Но, если вдруг заводу понадобится электричество, вода или тепло, то он всё это покупает из своей прибыли. Металл тоже будете закупать где хотите. Ну и сбыт продукции. Продавайте где хотите, за сколько хотите. Ваш завод, вам и решать. Так вы объявили комиссии по реконструкции завода? Ну в качестве доброй воли, я могу дать команду чтобы пару месяцев облэнерго, отпускало вам электричество в долг. Но это всё. — Виктор развёл руками, и сошёл с трибуны.
— Как, э… председатель горсовета, сидевший за длинным столом, который поставили на сцене, встал и с удивлением повернулся в сторону Николаева. — Вы… уже…
— А вы думали я вас уговаривать буду? — Виктор говорил негромко, но микрофоны его «слышали», и голос разносился по всему залу. — Рабочие Донбасса пашут на глубине в километр добывая уголь, крестьяне вообще не знают, что такое отдых, школьный учитель с утра до четырёх в школе, потом часа полтора заполняет всякие бумажки для обеспечения занятости чиновников из Минобраза, а после часов до восьми проверяет тетрадки. Врачи лечат людей, а после идут по адресам на вызовы… — Виктор оглянулся, и найдя взглядом милицейскую фуражку подозвал капитана в слегка мятом кителе. — Как вас зовут?
— Капитан милиции Кондратьев, товарищ Николаев. — Милиционер коротко козырнул.
— Расскажите гражданам во сколько у вас начинается рабочий день. В восемь?
— Как у всех. — Капитан, неторопливо кивнул, и поправил фуражку.
 
— А заканчивается, когда, тоже в восемь?
— А вы? — Виктор развернулся к людям. — Я же знаю. У вас что ни день то простой. То электричество пропадёт, то станок какой сломается, то все разом. И вы идёте шабашить. Потому как ждёте мастеров из Коврова. Своих-то наладчиков нет. Был у вас выпускник инженер. Хороший молодой парень присланный к вам по распределению. Так вы в первый же день его отметелили, и он собрал пожитки и уехал, а комиссия по распределению увидев синяки и кровоподтёки, сразу предложило другую работу. А ваши заявки теперь просто не рассматривает. И так у вас всё. Государство не будет вытирать за вами сопли. Давно уж не дети, а всё живёте нахлебничеством. Больше всего жалко работников других предприятий. Школ, больниц, столовых, всяких государственных учреждений. Они-то работают. Обеспечивают ваш тыл, так сказать. А мужики, что должны двигать весь колхоз, просто ссучились, как последние твари. — Он вздохнул. Товарищи, я сейчас обращаюсь к вам, работникам городского хозяйства и госучреждений. Я переговорю в области, и в случае чего, вас трудоустроят и поселят.
— А нас? Прозвучал голос из зала.
Виктор пожал плечами.
— Подавайте заявку в центр занятости. По закону они обязаны ответить в двухнедельный срок.
— Значит живи как знаешь?
Виктор обвёл взглядом зал.
— Государство предложило коллективу завода вариант. Коллектив отказался. Государство больше не предлагает. Теперь вы будете работать с представителями власти каждый сам по себе. И, кстати. Если кто вздумает врать о сегодняшнем собрании, здесь в зале, областной прокурор, судья, представители профсоюзов, областной парторганизации и двух областных газет. Наврать не выйдет.
Он жестом показал, чтобы все приглашённые выходили и дождавшись пока женщина судья, и прокурор, суровый дядька лет сорока пяти, выйдут, двинулся следом. Где — то на середине пути в проход вышел здоровенный детина и заступил дорогу.
— Мы не договорили.
— С бабой своей будешь разговаривать, Виктор сделал движение словно отмахивался от мухи, и двухметровый мужик, весом в полторы сотни килограмм, сложился на полу в позу эмбриона и тоненько по-бабьи заскулил, на одной ноте.
Прокурор Владимирской области Николай Сергеевич Туманов вполне обоснованно считал, что он всё повидал, и всему знает цену. Этому способствовала и служба в вооружённых силах военным прокурором, и вся жизнь, когда приходилось сталкиваться с чрезвычайно пёстрой публикой. И попытки команды заместителя Брежнева перестроить завод тоже наблюдал с улыбкой зная, что работяги, давно привыкшие работать спустя рукава, не захотят никаких перемен. И когда приехал сам Николаев, предположил, что тот побьётся словно муха об стекло, и всё останется как есть. Но Николаев который попросил приехать его, судью Ковалевскую, и несколько других областных авторитетных людей, никого не уговаривал. Он просто проговорил предложение, и когда не услышал согласия, озвучил видимо уже готовый вариант, при котором завод фактически выбрасывается на помойку вместе с его рабочими. И вот это было неожиданно жёстко. Обычно с рабочим классом так не поступали. Возились до самого конца и даже прогульщики, алкоголики и хулиганы, после очередного увольнения легко находили работу. А вот вдруг, все двести работников завода, взяли и послали по короткому маршруту. И это несколько пугало. И этот Николаев, был совсем другим, словно инопланетянин, или человек из будущего. Одетый в строгий френч сталинского типа, с колодкой наград, и Звездой Героя на груди. Двигался мягко, но как-то очень мощно, и когда заговорил, прокурор вдруг подумал, что этот точно не будет колебаться, нажимая на спусковой крючок.
Но более всего удивило не это. Когда все вышли, он появился последним, и стоял у дверей дожидаясь пока все сядут в автобус, к нему подошёл мужчина в штатском, что-то коротко сказал, и увидев кивок, произнёс негромко: Уходим. И сразу на площади перед дворцом культуры появилось два десятка молодых мужчин, кое-кто из которых был с калашниковым в руках. Часть быстро погрузилась в подъехавший микроавтобус Старт, а пятеро вошли в большой Лаз, и заняли места вдоль прохода.