Гнёт Луны (СИ)

Феликс привалился плечом к стволу с интересом наблюдая за гневными выкриками несуразного гостя с тонкими косичками на голове и красными глазами в сеточке лопнувших сосудов. Тощий безумец скандалил, махал руками и нервно передергивал плечами.
— Будешь угрожать мне, я тебя развею! — Бруно вскинул голову и кого-то надменно смерил взглядом.
— Врать нехорошо, — Черный Коготь сузил глаза.
— Не лезь! — взревела Ил, и на морду Феликса спикировала пернатым камнем лесная пташка. — Он единственный, с кем я могу посраться!
Оборотень отшвырнул птичку в сторону и коснулся когтистыми пальцами кровоточащей ранки на покатом лбу. Он сморщил нос и рыкнул:
— Угомони своих духов.
Ошарашенная птаха подпрыгнула на земле и испуганно упорхнула. Ил махнула рукой и зашагала прочь, окутанная облаком гнуса.
— Вечер пятницы! — крикнул Бруно вслед бурчащей Ил. — Не явишься, я тебя силком притащу на сеанс! Я знаю, где тебя искать! Из любой жопы мира достану! Я тебе такие фокусы спиритизма покажу, охренеешь! Никогда не смей угрожать медиумам! Никогда! Мы очень чувствительные натуры!
Парень смолк и направился к кустам ежевики. Феликс устало вздохнул:
— И куда ты?
— К твоему жуткому дому!
— Ты тут по лесу круги наматывал, как взбешенная белка, — оборотень хохотнул и мотнул головой за спину. — Нам туда.
— Поэтому нельзя бегать за призраками, — Бруно поднял палец вверх. — Они любят запутывать.
Когда парень вновь свернул в неизвестном направлении, Феликс с усталым рыком схватил его за капюшон и подтолкнул к тропе.
— Спасибо, добрый йети, — он зевнул и потянулся.
— Я оборотень.
— Я не верю в оборотней, — Бруно пожал плечами.
— Мало ли, во что ты веришь, — Феликс недовольно тряхнул ушастой головой. — Я существую и точка.
— Уооаае-ре-оарао-аааа-рааа-ра, — Бруно раскинул руки, вышагивая среди деревьев.
— Что, мать твою, ты делаешь? — прорычал оборотень.
— Здороваюсь с местными духами, — парень крутанулся на пятках и повторил низкий напев.
Феликс прислушался к шелесту и с любопытством взглянул на гостя. Бруно пожал плечами и вздохнул:
— Одичали однако.
Уставшего шамана по лицу хлестнула ветка, и он взвизгнул, прижав ладонь к расцарапанной щеке. Бруно огляделся по сторонам и нахмурился на молодую елочку, что росла поодаль от тропы. Парень насупился и ускорил шаг, не желая вступать в разговор с очень агрессивным призраком, которому пришлась не по душе его песня.
  
Глава 23. Горькая истина
 
Ил побродила по лесу, поприставала к дятлам и бурундукам, нашептывая им, какие они замечательные пупсики, покаталась на медведице, подзависла над огромным муравейником, наблюдая за крошечными работягами, и пощекотала косулю листочком по носу. Когда лес не представлял угрозы или интереса в качестве охотничьих угодий, то можно было сполна насладиться его неторопливой жизнью. Ил даже отыскала на еловых ветвях тонких бурых гусениц, что медленно и лениво поджирали зеленые иголочки.
— Хочу быть пауком, — она вскинула голову к раскидистой паутине, на нитях которой искрили лучи солнца.
Потом Ил возжелала стать бабочкой, зайцем, оленем или просто деревцем. В бесцельной прогулке она наткнулась на волчью стаю у изрытого трещинами каменного склона и в задумчивом молчании посидела рядышком, созерцая неуклюжие игры волчат.
Один из шести кутят лежал в сторонке от остальных братьев и сестер и тяжело дышал. С земли поднялась волчица с набухшими молочными железами на брюхе и проковыляла к детенышу. Сука легла рядом с ним на бок, открывая живот, и ослабевший волчонок подполз к ней, однако его тут же оттеснили прожорливые и другие визгливые звереныши. Ил возмущенно посмотрела на волков, которые, по ее мнению, должны были вмешаться в несправедливый бардак, но те даже ухом не повели на скулеж слабого и голодного члена стаи.
— Какие же вы мудаки!
Ил взмыла в сумеречное небо и полетела прочь в растрепанных чувствах. Насколько природа прекрасна, настолько же она и уродлива в своем равнодушии к слабым и немощным.
 
У ворот особняка Феликса девушка немного помялась и просочилась сквозь прутья робким огоньком. На крыльце сидел печальный Дерек в одних широких шортах и кормил сеном рыжего карликового пони с густой торчащей во все стороны гривой. Правое бедро мальчика было туго перевязано широкими бинтами.
— И что мне с тобой делать? — Дерек протянул новый пучок травы несуразной недо-лошади с короткими ногами.
— А это очень хороший вопрос, — Ил хохотнула и прошла сквозь дверь. — Какие же пони все-таки жуткие.
Девушка выплыла из ковра в комнате Феликса и замерла над кроватью. Между спящими мужчиной и Ричардом сладко посапывал Фериил. Она опустилась перед ним на призрачные колени и заглянула в его лицо.
— Я не бросала тебя. У взрослых всегда все очень сложно. Понимаешь, нет? Я не виновата, что папки у тебя тупые, и тебе приходится давиться смесью. Они могли надеть намордник на мамку и держать ее во время кормления, но нет. Они ее заперли! Вот мамка твоя со злости захотела сожрать лося и твоего старшего брата. ей было страшно и очень одиноко.
Младенец открыл глаза и со слюнявой улыбкой потянулся, дрыгая пухлыми ножками. Ричард забурчал в подушку:
— Твоя очередь.
— Он же не орет, — прохрипел Феликс.
— Это ненадолго, — простонал юноша, когда Фериил подозрительно закряхтел.
Мужчина не ответил, и его сын громко и требовательно зарыдал, открывая беззубый рот в голодных криках.
— Я же говорил, — Ричард спрятал голову под подушкой.
Феликс что-то промычал, и юноша с недовольным рыком сел, накинул халат с вымученным зевком и бережно поднял орущего младенца на руки. Он замер с закрытыми глазами под вопли малыша, и в комнату прокралась Дебра, которая осторожно забрала Фериила из объятий сонного Ричарда.
— Тебе надо поспать, милый, — шепнула женщина, укачивая младенца, — ложись. Я с ним справлюсь.
— Пусть наслаждается отцовством сполна! — рассерженно буркнула Ил.
Ричард зевнул и повалился на матрас. Дебра выскользнула из комнаты, напевая колыбельную визгливому монстру, и Феликс простонал сквозь сон:
— Верни моего сына, — и опять отключился.
— Во же лентяи, — Ил перевела взгляд с одного помятого лица на другое и вспыхнула в ночи белым огнем.
Прошипев в сторону оборотней что-то невразумительное, она покинула дом. Дерек на улице вел фырчащего пони к сараю, подманивая его дольками яблока. Ил умилилась заботливому подростку, который обещал коротконогому уродцу первую ночь провести вместе с ним.
Неясная тревога продолжала грызть Илону. Она вновь вспомнила о слабом голодном волчонке в лесу и полетела его проведать. Может, ему удалось пробиться к материнской груди?
Ил не отыскала волков на прежнем месте, однако тихий скулеж привел ее к норе у подножия склона. Одинокий волчонок лежал у логова и жалобно и едва слышно поскуливал, но, видимо, сука списала его со счетов и не отзывалась. Крохотное сердце звереныша затухало, пропуская удары, и Ил кинулась к нему в желании затащить его в нору к матери. Конечно, в природе свои законы, но девушка не хотела мириться с их жестокостью.
Когда призрачная ладонь коснулась мягкой спинки умирающего волчонка, его сердце замерло. Девушка с воплем негодования нырнула в тело звереныша и вспышкой разогнала кровь по венам. Если он сам не в состоянии добраться до суки, то Ил приволокет волчонка к мамской сиське.
Илона встала на неуклюжие лапки и поплелась на запах шерсти и молока. В затхлой норе она протиснулась между покряхтывающими волчатами и сомкнула непослушную пасть на мягком упругом соске, из которого брызнуло сладкое теплое молоко. Голод затуманил разум Ил, и она с жадным урчанием проглотила живительную и питательную влагу, что ручьем устремилась к ее желудку. Злобный и глухой рык заставил ее насторожиться.
Два желтых огонька во тьме сияли злобой и ненавистью. Сука почуяла в детеныше чужака, и Ил с визгом предприняла попытку покинуть тело звереныша, но она увязла в нем и срослась в единое целое с костями, мышцами и шерстью, что переливалась во мраке мягким мерцанием.