Гнёт Луны (СИ)
— Есть одно неплохое крафтовое пиво, которое мне нравится, — мужчина пожал плечами, и машина мягко тронулась с места, зашуршав гравием. — Вряд ли твоего мужа заинтересуют элитные шлюхи.
— Он же мужчина, — вздохнула Ил. — Заинтересуют. У тебя красивые любовницы.
— Что за стремление подложить супругов под шлюх?
— Тот же Ричард не гулял особо, — девушка слабо улыбнулась. — Он со мной девственность потерял, а потом замуж выскочил. Ему бы натрахаться вдоволь, кучу сисек помять, гору жоп отшлепать. А Феликс… Феликс постоянно засматривается на других. Не получилось у нас сыграть в верных супругов, пусть налево идут. К тому же, тут такой шанс повеселиться с красотками.
— И ревновать не будешь? — хохотнул мужчина.
— Я лишилась права на ревность, Рене, — Ил устало посмотрела на него. — Устроишь мальчикам встречу с прелестницами?
— Ты отпустишь их на несколько суток? — Рене мельком глянул на девушку и вновь уставился на дорогу. — Я все-таки хочу сначала просто порыбачить без женского внимания.
— Отпущу, — Ил решительно кивнула. — Только ты самых лучших девочек пригласи.
— У меня такое ощущение, что я разрушаю семью… — горестно отозвался Рене.
— О, милый, мы на могиле мертвого деда клялись в вечной любви, — девушка рассмеялась. — Тебе не разрушить нашу семью. Мы вросли в друг друга намертво и никакой Рене Дануа не в силах разорвать эту связь, но он разнообразит бытовуху яхтами, шлюшками, рыбалкой и всем этим дерьмом из красивой и беззаботной жизни. Почему нет? Я не против, чтобы у Феликса и Ричарда был друг, который будет втягивать их в сомнительные и яркие приключения. У них самих не хватит смелости.
— Ты мудрая женщина, любовь моя, — Рене одобрительно хохотнул.
— Да я сама от себя в шоке, — Ил скривилась. — Я в детстве мечтала о благородном принце, красивой любви и тихой семейной жизни, как у родителей, а в итоге у меня три мужика, которые далеки от моего идеала.
— О, ангел мой, ты записала меня в своих мужиков?
— Ты сам в них записался, а я жду когда тебе наскучит, — Ил потянулась к его платку на шее и требовательно сорвала его. — И ведь наскучит.
Она смяла душистую ткань в пальцах и уткнулась в нее носом. Рене поделился, что это какой-то супер нишевый парфюм, который намешали лично ему, и что в продаже его не встретить.
— Так и хочется съязвить, — пробубнила Илона в платок, — но, черт тебя дери, запах просто охренительный.
Рене расцвел самодовольством, словно он сам источал волшебное амбре, которое очаровало девушку. Ил замолкла, отключившись от реальности. Мужчина попытался вывести ее на разговор, но она нагло и бессовестно проигнорировала его. Бабуля, конечно, была той еще мерзавкой, но она преподала ей важный урок — с мужчинами надо быть сукой.
— Прошу, моя милая, — Рене распахнул дверь галереи перед Ил, которая торопливо запихнула платок ему в нагрудный карман пиджака.
К мужчине навстречу выбежали всполошенные девица и парнишка. Рене недовольно оглядел развешанные картины в зале и фыркнул.
— Отвратительно.
Ил обвела скучающим взором холсты с концептуальной мазней и согласилась, что картины — то еще гадство. В конце зала мялись уставшие грузчики.
— Дорогуша, — Рене строго взглянул на Ил, — сделай что-нибудь.
— Кто это? — поинтересовалась девица аккуратными губками бантиком, смерив Илону презрительным взглядом.
— Вы двое уволены, — мужчина махнул рукой и зашагал прочь. — Вы мне надоели.
— Что? — прохрипел парнишка. — Рене, ты не можешь…
— Могу, — скучающе ответил тот и скрылся в другом зале. — Вы бездарности.
— А ты не бездарность? — парень возмущенно посмотрел на Илону.
— А мне не повезло, — вздохнула Ил прошла в центр зала. — Господи, я надеялась, что больше никогда не вернусь в это говнище.
— Я так не могу! — всхлипнула девица и со слезами выскочила из галереи. — Мне все нервы вытрепали!
Парень зло заскрежетал зубами и кинулся за рыдающей подругой. Ил перевела взгляд с одного полотна с кривым дугами на другой с черными экспрессивными мазками и цокнула:
— Вот же дерьмище.
Грузчики согласно хохотнули. Как найти гармонию во всем этом разноцветном хаосе? Ил опустилась на низкий подоконник, рассматривая картины, которые были кусками чужого безумия и надрыва. Никакой образности, цельной мысли, только вспышки отчаяния и безысходности. И громкая мольба о помощи, что была разорвана на части.
— Депрессивненько, — вздохнула Ил.
— Разве? — удивился мужичок с рябым лицом. — Хотя… Да, рыдать однозначно хочется.
— Эту перед входом, — Ил ткнула в черные агрессивные мазки. — Это отрицание.
— Что? — изумился другой мужчина с крупным носом-картошкой.
— Я не должен быть здесь, — девушка вытянула ноги. — Я и искусство современное не люблю. Я ничего в нем не понимаю! Зачем я пришел сюда?
Грузчики переглянулись. Ил указала на второе широкое полотно с красной полосой по вдоль холста:
— Это идет следом. Это гнев.
— Я ничего не понимаю, — вздохнул третий мужчина с залысинами.
— Разве это искусство?! — с ненавистью взвизгнула Ил, подскакивая на ноги. — Это дерьмо! Идиотизм! Да кто заплатит деньги за это говнище?!
— Согласны, — кивнули грузчики.
— Вот, — Ил одернула футболку и улыбнулась. — Самый настоящий гнев.
— Но это “Путь самурая”, — скривился Носатый.
— Да? — Ил оглянулась на красную линию. — О, сэппуку. Интересно. Но это не меняет того, что она вызовет гнев.
— Так вот что она означает, — грузчик с залысиной почесал макушку. — Сэппуку.
— Торг! — Ил ткнула в холст с кругами, что перекрещивались в узор ряби на воде.
— Что? Почему?! — охнули грузчики.
— Потому что симпатично, — Ил пожала плечами. — Не так уж и плохо после “Пути самурая”. Художник старался, вырисовывал кружочки, складывал их вместе и что-то хотел сказать. Круг — это форма. Круги завораживают
— Сложно, — вздохнул Рябой.
— Искусство он такое, — согласилась Ил и подошла к четвертой картине с темными брызгами и бурыми подтеками. — Это у нас депрессия. Я разочарован. Все бессмысленно и отвратительно. Почему я все еще здесь? Я настолько измотан вашим уродским искусством, что у меня нет сил даже уйти. Я хочу умереть. Прямо тут и порасти травой. Свежим, молодым клевером, — она шагнула к зеленому холсту с желтыми кляксами, — и одуванчиками. Принятие. И я восстану, чтобы идти дальше и вновь ужаснуться бездарностью безумцев. Удивят ли они меня теперь, когда я мертв внутри? Вряд ли, но я дойду до конца и выйду свободным. Мне нечего бояться.
Ил взглянула на остальные картины, которые остались за бортом ее видения и в случайном порядке их распределила. Пусть посетители сами ищут тайный смысл в карусели хаоса после того, как переживут катарсис и очистятся от предрассудков.
— А те птенчики так кудахтали, так спорили между собой, — Носатый скрестил руки на груди, одобрительно взглянув на Ил.
— Наверное, они пытались поймать смысл творцов и упустили очень важную деталь, — девушка спрятала ладони в карманы, — нам всем насрать, что хотел сказать автор. Мы все видим что-то свое. И птенчикам надо работать с эмоциями гостей и вывернуть их так, чтобы они подстегнули в них если не восторг, то хотя бы ненависть, чтобы эта дерьмовая выставка въелась в память.
Грузчики сделали вид, что все поняли, хотя их глаза говорили, что они очень устали. И от них жутко несло потом.
Ил зашагала в зал со скульптурами. Металл, стекло, бронза в чудовищной отливке и отвратительных форм были материализовавшимся кошмаром — перекрученные кляксы сомнений, узлы из видений, что терзают сумасшедших, спирали неосознанных желаний.
— Они должны танцевать, — Ил развернулась на пятках к грузчикам. — Быть общим потоком, в который смогут влиться гости.
— Командуйте, мадам, — хохотнул носатый. — Мы все равно ничего не поняли.
Ил подплывала к каждой скульптуре и старалась поймать ее динамику, вектор и импульс. Со стороны это выглядело, будто чокнутая девка, сбежавшая из дурдома, ловила припадки, которые выворачивали ее тело.