Вальс с негодяем (СИ)

— Ждать еще один день, моя дорогая… Это выше моих сил. Но я готов уступить вам.
Агата всхлипнула. Белла приподняла брови.
— Гэбриел, прошу вас…
Он улыбнулся ей самой обаятельной улыбкой и вышел, плотно притворив дверь. Услышав звук двери, и поняв, что Суита нет в комнате, Агата схватила племянницу за плечи и посмотрела ей прямо в глаза.
— Дорогая…Простишь ли ты меня? Я не должна была отпускать тебя от себя! Должна была видеть, что происходит! Понять! Я так виновата…
— Вы не виноваты тетя…
— Ты действительно этого хочешь? Ты к этому готова? Если он убедил тебя, что выбора нет — поверь мне, он есть! Да, тебе будет непросто устроить свою жизнь дальше, особенно, если будет ребенок, но… ты не должна делать это, если не хочешь! Поверь, я всегда буду на твоей стороне! Я не уверена, что Уильям сможет простить твой поступок и принять тебя…
— Не нужно говорить об Уильяме, прошу вас…
— Белла? Что-то не так? Я вижу, чувствую… что-то не так с тобой…Виктория рассказала мне обо всем…Этот человек использовал тебя, и ты все равно хочешь выйти за него? Белла?
— Тетя… Готовы ли вы помочь мне? Правда ли то, что вы не отвернетесь от меня, чтобы ни случилось? Искренне ли вы продолжите любить меня, какие бы тяготы и лишения мне не пришлось пережить?
— Дорогая моя, девочка моя… мое родное дитя! Как я могу сказать тебе «нет»? Как я могу бросить тебя в беде, отказать в помощи?
— В таком случае, все будет хорошо, тетя. В таком случае — я спокойна.
— Ты выйдешь за него?
— Если я не сделаю этого, то навсегда останусь одна. Обесчещенная. Возможно, с ребенком…
— Милая, может быть Уильям…
— Нет. Я не имею права даже думать о нем. Нет. Единственное, что я могу, признаться ему во всем и смиренно просить прощения…
— Но… Мистер Суит… сделает ли он тебя счастливой?
— Нет. Никогда я не буду счастлива с ним, тетя. Никогда.
Она уверенно посмотрела в глаза самого близкого ей человека и увидела в них бесконечную любовь, понимание и прощение. Больше ей ничего не было нужно.
Глава 30.
Через четверть часа, объяснив Гэбриелу, что объявление о помолвке лучше сделать по приезду в Лондон, Белла поднялась в комнату, приготовленную радушной хозяйкой для леди Виктории.
— Прости, Изабелла, но я не могу сейчас говорить с тобой. Может быть позже. Но не сейчас.
— Позже будет поздно. Мне нужна твоя помощь, Вики. Это срочно.
Еще через полчаса, неряшливо одетый молодой джентльмен выехал из конюшни маркиза Хантли верхом на каурой кобылке…
Гэбриел Суит, барон Седдон вглядывался в портрет матери, не решаясь приступить к написанию письма. Тем не менее, он должен был сделать это.
Письмо Холланду.
Сколько раз он обдумывал это послание. Сколько жестоких слов хотел поведать ни в чем не повинному чистому листу бумаги. Это была его война. Главная война его жизни. И он уже приблизился к порогу победы, когда произошло непредвиденное…
Он уже не ждал от себя этого. Вернее, он никогда не думал, что это чувство посетит его. Хотя Гэбриел прекрасно знал, что его отца и мать связывало именно оно.
Самое прекрасное, единственное, ради чего стоит жить и бороться — так говорила его мать. Единственное, ради чего можно вытерпеть любую боль и любое страдание.
ОН не знал точно, когда полюбил её… Сейчас, вспоминая тот самый первый раз, когда он наблюдал за ней на балу, Гэйб готов был признать, что уже тогда она запала ему в душу. В ней было то, необыкновенное, неповторимое обаяние истинной женственности. Именно такое, которое он видел в своей матери. И еще чистота. Настоящая чистота…
И каким мерзким казался он себе, когда понял, что единственное средство добиться своей цели — растоптать эту чистоту…
Эти дни пережить было сложнее, чем самое суровое и горькое время его жизни. То время, когда он, узнав об ужасном бесчестье матери был готов убить дядю. То время, когда им пришлось бежать из страны, практически без средств. Время, когда он вынужден был оставить мать, чтобы зарабатывать на жизнь, тяжелым, вначале почти рабским трудом на кораблях каперов. Время, когда нажив огромное состояние удачными вложениями он вернулся к матери и застал её больной, умирающей, молящей об одном — отказаться от мести…
 
Начав воплощение своего адского плана, он почти сразу столкнулся с трудностями. Её было сложно обманывать. Каждую секунду его обман отдавался в нем самом ноющей болью. Она не заслуживала всего этого. Но он дал себе клятву уничтожить Холланда, причинить ему боль, самую сильную, оставить рану незаживающей.
Холланд ему нравился несмотря ни на что. Он не был похож на своего отца, когда-то в детстве, в юности, они были дружны. И все-таки…
Каждый раз, когда сомнения закрадывались в его душу, он вспоминал свою мать, стоящую на коленях перед графом, глотающую слезы унижения.
С Холландом это помогало. Его было не так сложно ненавидеть. Хотя внешне он мало чем напоминал своего отца — прежний граф не отличался ни высоким ростом, ни приятной наружностью.
Но Изабелла… Её наивные, чистые глаза, радостная улыбка, легкий смех. Та открытость, с которой она принимала весь мир!
Несколько раз он готов был отказаться от задуманного.
Бросить все и уехать, убраться подальше от поместья маркизы, он Лондона, от Англии, от всего этого псевдо цивилизованного мира, в котором мужчина может принуждать женщину делать самые мерзкие вещи, при этом оставаясь в глазах общества праведником.
Но все-таки мрачная решимость, желание заставить Холланда страдать побеждала.
Хотя… продолжал он соблазнение Беллы не только поэтому. Было еще кое-что. То, что в самом начале пути таилось на задворках сознания. То, в чем не признавался он даже сам себе.
Он не просто хотел отнять её у Холланда. Он хотел её для себя. Хотел забрать её себе. Навсегда.
Перед самым крайним шагом он дал ей шанс отступить. В глубине души ему хотелось, чтобы она отступила. Чтобы рассказала ему о том, что у неё есть жених, которому она обещала руку. Тогда бы он открыл себя, свое истинное лицо, рассказал бы о своих изначальных намерениях и предложил бы ей сделать выбор.
К этому моменту он уже перестал бороться со своими чувствами.
Она пришла к нему сама, и у него не было сил отказаться от её дара.
Правда… Был момент, когда он все-таки повел себя как последняя мразь. Он не должен был делать этого с ней. И все-таки сделал…
Его удивили собственные чувства, когда он понял, что она готова уступить его желанию. Ему было обидно … Каким бы странным это не казалось…обидно за Холланда… Обидно, что она все-таки оказалась… не столь чиста и верна. Именно за это он решил наказать её.
Или нет? Или было что-то еще?
Его темная сторона одерживала верх. О, как было нелегко её усмирить. Он почти ненавидел себя за то, что раз за разом вспоминал её чувственный рот, сомкнувшийся вокруг его…
Господи… Нельзя было думать об этом. Именно об этом он не должен был вспоминать! Как бы… Как бы ни прекрасны и сладки были эти ощущения…
Все-таки он нашел в себе силы остановить это.
Но остановиться совсем не смог. Он знал, что если возьмет её, то пути назад у неё не будет. В тот момент он уже был абсолютно твердо уверен, что станет её мужем, хотя все еще боялся что, узнав о нем правду, Белла будет против брака с ним.
Он хотел рассказать обо всем ночью. Лишив её невинности, разделив с ней блаженство, которого ранее никогда не испытывал, он испугался… Такое чувственное переживание оказалось ему не по силам. Казалось, его сердце разорвется на части от нежности и любви. Как после этого признаться во всем?
Он оставил её одну, чтобы самому окунуться в одиночество. Купание в озере не лишило проблем. Холодная вода не могла остудить жар его тела. Вернувшись в спальню, он хотел покончить с притворством и признаться во всем, но она была такая нежная, теплая… Он хотел этой нежности и тепла! Когда она спросила о пьесе, он сначала не понял, что она имеет в виду, потом едва смог прийти в себя — сама мысль, что Белла могла обо всем догадаться привела его в ужас…