Красное Село. Страницы истории

Однако Георгий Константинович был спокоен, во всяком случае, внешне. Он коротко поздоровался, кивнув мне как старому знакомому (мы знали друг друга еще по службе в Белорусском военном округе) головой, и склонился над планом боевого применения авиации.
– Да, авиации совсем негусто, – заметил Жуков. – Но все же вы действуете правильно – и массированно, и непрерывно. Так и следует. Надо не только обороняться, но на удар отвечать ударом, контратаковать и контратаковать. В этом сейчас, пока мы не накопили резервы, не посадили войска на внешний оборонительный обвод города и не углубили оборону, наше спасение. Нам нужно хотя бы несколько дней, чтобы усилить оборону. Вырвать их у немцев можно только контратаками. К сожалению, здесь это не все понимают. Так что, Александр Александрович, бейте и бейте их авиацией.
И Георгий Константинович, сделав две или три небольшие поправки, размашисто подписал план. Жуков помолчал недолго, глядя в окно, и неожиданно сказал:
– Вижу, вы прочно обосновались на Неве, никакими силами не вытащишь. Мы дважды пытались послать вас в Киев – не вышло.
Действительно, меня хотели перевести в Киев и в конце июня. Тогда Жуков, возглавлявший Генштаб, по заданию Ставки улетел на Украину, откуда и просил Сталина назначить меня командующим ВВС Юго-Западного фронта. Но вновь вмешался Жданов, и меня оставили в Ленинграде. Об этом и напоминал Георгий Константинович.
Вся наша встреча заняла не более двадцати минут. Хотя я и знал, что новый командующий весьма скор в делах, но все же не ожидал, что освобожусь так быстро. Раньше я застрял бы здесь не менее, как часа на полтора. Часто приходилось задерживаться и дольше. С приходом Жукова методы управления войсками резко изменились. Время было дорого, люди очень заняты, и Георгий Константинович не отрывал их от исполнения прямых обязанностей на лишние разговоры, не заставлял подолгу просиживать в приемной, ожидая вызова, а принимал минута в минуту.
Как правило, за сутки к нему приходилось являться всего раз. В назначенное время доложишь обстановку в воздухе за день, боевой состав авиачастей и план действий авиации на следующие сутки, он выслушает, просмотрит план, внесет коррективы или же сразу утвердит его вместе с членом Военного совета фронта А. А. Ждановым, и ты уходишь. Редко случалось, чтобы Жуков потревожил тебя в этот день еще раз.
Эти качества нового командующего фронта: все делать без промедления, доверять людям, но зато и полной мерой спрашивать с них – тотчас почувствовали все более или менее ответственные руководители. Большинству это понравилось, так как развязывало им руки, способствовало развитию личной инициативы, и такие военачальники вздохнули полной грудью. Но нашлись и любители прятаться за чужие широкие спины, которым стиль работы Жукова пришелся не по душе. С ними Георгий Константинович расставался быстро и без сожаления.
Твердую руку Жукова сразу почувствовали и в войсках. Его четкие, хотя и очень жесткие, требования – контратаковать, несмотря на подавляющее превосходство противника, отвечали духу войск – стоять насмерть. А когда желания командующего и войск вот так сходятся в главном, когда войска чувствуют характер своего руководителя, это многое значит. Сужу по себе и своим подчиненным.
Мы и до Жукова отдавали все войне. Мои ближайшие помощники А. П. Некрасов, И. П. Журавлев, С. Д. Рыбальченко, Н. Г. Селезнев, А. В. Агеев, А. С. Пронин, А. Л. Шепелев, В. Н. Стрепехов, А. А. Иванов, М. И. Сулимов, И. М. Макаров, В. А. Свиридов, П. Г. Казаков и другие работники штаба трудились, не щадя своего здоровья, не считаясь со временем. Но с прибытием Жукова мы почувствовали себя как-то увереннее, спокойнее, и работа пошла веселее, четче, организованнее. А от нас это настроение передалось командирам авиасоединений и авиачастей и далее летчикам, всему личному составу ВВС фронта.
И ничего, казалось бы, особенного при Жукове не случилось, просто изменился характер нашей обороны – она стала более активной. Возможно, то же самое сделали бы и без него. Обстановка все равно заставила бы. Но если бы произошло это позже, менее твердо и целенаправленно, без такой, как у Жукова, жесткости и смелости, и должный результат сказался бы не столь быстро, как тогда требовалось» [148].
 
Красное Село продолжало сражаться. На помощь ополченцам шла бригада морской пехоты. Ее планировали передислоцировать южнее Красного Села. Но там уже был враг. Бригада отошла западнее – к Ропшинскому шоссе. Там не менее она нависала над флангом немецких войск, прорывавшихся к Ленинграду. Ей должна была оказать помощь 11-я стрелковая дивизия, но она не успевала выйти на позиции.
Несколько слов о 1-й бригаде морской пехоты. Она состояла из бойцов подразделения, пришедшего из Таллинна (около 600 человек). В Ленинграде ее доукомплектовали до 3500 человек, но до конца не вооружили. Только после личного вмешательства Ворошилова, 10 сентября, накануне выступления, бригаду довооружили и снабдили шанцевым инструментом [149]. На помощь оборонявшимся бросили еще 500-й стрелковый полк. Это подразделение занималось ранее караульно-постовой службой в Ленинграде и состояло из 2730 плохо обученных бойцов. Для поддержки контрнаступления концентрировалась и артиллерия – на железнодорожных платформах и корабельная. Применение корабельной крупнокалиберной артиллерии по позициям вблизи своей линии фронта ранее не предполагалось – очень велик был разброс, невысокой была точность таких орудий. Считалось, что более эффективно ее применять по скоплениям техники в тылу противника. Однако ситуация была настолько опасной, что руководство города шло на крайние меры. Концентрацию полевой артиллерии провести полностью не удалось. Батарею, выдвигавшуюся к Дудергофу, неразвернутой на марше захватили немцы [150].
Обстановка на южном направлении складывалась следующая: немецкие войска развивали наступления в районе Дудергофа, где прорвали фронт. Но сопротивлявшийся Красногвардейск не давал возможности развить успехи и перейти к широкому наступлению. Немецкие войска планировали наступление по всем основным направлениям, Красная армия также готовилась пойти в атаку.
Именно в ходе начатого советскими войсками контрнаступления, по легенде, участвовал, ведя в атаку войска, сам Ворошилов. Правда, современные историки относятся к этому событию скептически – едва ли оно имело место. Сохранились воспоминания участников боя, которые однозначно указывают на то, что Ворошилов в атаку солдат не вел, а просто производил инспекцию войск. Тем не менее атака морских пехотинцев была несомненно важным событием, примером героизма и одновременно серьезным ударом по врагу. В частности, она была упомянута как пример первого серьезного сопротивления в донесении немецких командиров в штаб группы армий «Север» [151].
Утром 11 сентября возобновилось наступление немецких частей на Красное Село, город, находящийся на возвышенности, охватывался обходным маневром с юга. К 13 часам немцы заняли Дудергоф и Воронью гору. Это была господствующая высота. Весь Ленинград лежал перед врагами как на ладони. С этого момента на горе размещался укрепленный пункт противника и артиллерийские наблюдательные посты. Красное Село продолжали оборонять 3-я гвардейская дивизия народного ополчения и 1-я бригада морской пехоты. А. П. Крюковских указывает, что по вине командования фронтом и армии значительная часть артиллерийских средств Красносельского сектора укрепрайона использовалась неэффективно, а иногда и бездействовала. Оборона ополченцев и морских пехотинцев теряла устойчивость. Весь день 12 сентября шел бой за Красное Село. Немецкие войска стремились прорваться к шоссе на Урицк.
Штаб Ленинградского фронта сообщал об этих событиях в Генеральный штаб: «С 11:30 12 сентября противник, продолжая дальнейшее свое наступление на север, встретил упорное сопротивление частей 3 гвардейской сд… До 16 часов противнику удалось захватить южную половину Красного Села и станцию. Попытки развивать наступление сдерживались упорным сопротивлением остатков 3 сп 3 гвардейской сд и бригадой моряков» [152].