Красное Село. Страницы истории

«В ту пору вокруг не было нигде буквально ни кустика, ни деревца… Каждый полк располагался в одну линию, каждый батальон – в колонне к атаке. Кроме больших интервалов между полками, батальонами и полубатальонами, проходили, между рядами палаток, маленькие улички в три шага шириною. За солдатскими разбивались офицерские палатки, а за ними денщичьи. Далее в середине полка стояла ставка полкового командира, то есть просто три офицерских палатки, соединенные между собою. Но ни полковой командир, ни штаб-офицеры, ни ротные командиры не жили в палатках, а помещались в маленьких деревянных домиках, так называемых бараках… Официально они предназначены были на офицерские кухни, но практике же обратились в жилье, а кухни выстроены были во второй линии самими офицерами негласно… За бараками располагались солдатские столовые, то есть просто ряды дерновых скамеек, под открытым небом, далее размещались фуражный двор, лазарет и прочь… Младшие офицеры жили в палатках… Офицерская палатка отличалась от солдатской только тем, что кроме парусинового верха наружной палатки внутри натягивался еще грубый синий тик. Офицеры начинали с того, что покупали доски, сколачивали из них пол, и этим многие ограничивались. Некоторые офицеры вместо казенного синего тика натягивали на деревянных рамах собственный роскошный тик, так, что палатка получала вид комнаты… Офицерское жилье в палатках было плохое. В солнечную погоду – нестерпимый жар, в холодное время – стужа, пронизывающая до костей, а в сырую погоду – насморки, флюсы и прочие последствия непогоды. Дождливое время было нашей наигоршею бедою, потому что приходилось спать в сыром белье и подвергаться день и ночь снизу – испарениям, а сверху невольным душам».
Несколько строк посвящает Н. К. Имеретинский быту солдат в лагере: «Я всегда завидовал солдатской практичности. У них была одна только парусина, но они натягивали ее так туго, что дождь, если и проникал внутрь, то разве в виде мельчайшей водной пыли. Двенадцать человек преловко местились в одиночной, парусинной палатке. Кругом были нары, и на каждой боковой стороне укладывались по четыре человека, ногами в середину. На задней стороне только двое – из унтер-офицеров и ефрейторов, и по обе стороны двери тоже двое. Подкладывали они под себя тюфячок или просто солому, одеялом служила шинель, а сундучок под нарами заключал весь гардероб. Словом, об удобствах не думали, а жили по Суворовскому правилу: „Солдатский туалет таков: как встал, так и готов!“».
Воспоминания Н. К. Имеретинского – источник, который позволяет нам изучить быт, солдатские занятия в раннюю пору существования Красносельских лагерей. Обстановка в эти годы в армии и гвардии была очень непростой. Пройдя жесткую школу армейского воспитания, все три сына императора Павла считали максимальную слаженность, выучку и муштровку солдат важнейшим элементом армейской службы. Три брата – это императоры Александр Павлович, Николай Павлович и великий князь Михаил Павлович, бывший с 1819 г. командующий Гвардейским корпусом.
«Государь Император, Высочайшим приказом, в 22-й день сего июля отданным, соизволил назначить меня командиром 1-й бригады 1-й гвардейской пехотной дивизии. Вступая в командование сею бригадою, я тем более считаю себя счастливым, что полки, оную составляющие, прославили себя мужеством в бранях и отличнейшим во всех частях устройством, утверждающим меня в надежде, что сохранением совершенного порядка и того блестящего состояния, коим всегда отличались, сделают меня достойным милостей Монарха, столь лестное начальство мне вверившего. Генерал-фельдцейхмейстер, бригадный командир Михаил».
Николаевское время часто представляют особым, строгим, если не сказать больше – «палочным» периодом в истории российской армии. В таких утверждениях немало правды. Действительно, палочная дисциплина и маниакальное стремление императора Николая I к порядку проявились еще до восхождения на трон, и уже тогда великий князь не был любим в гвардии именно за жестокость и излишнюю муштру. Впрочем, что говорить, еще с павловских времен армия была сориентирована на жесткую дисциплину и на отношение к солдату, как к заводной игрушке. Несмотря на популярность идей Суворова, стержнем ее, по сути, оставалась прусская концепция второй половины XVIII в. Устаревший характер доктрины, отсталость вооружения и военной тактики ярко проявились в годы Крымской войны. Итогом стали военные реформы Александра II и гуманизация отношений в армии.
 
Ход маневров в значительной мере также определялся самим императором. Фридрих Гагерн так описывал свое общение с Николаем Павловичем и его поведение на маневрах:
«5 августа… Ночью мы направились в Красное Село, где нам было отведено прежнее помещение императора Александра (видимо, дворец Александра I. – В. П.).
6 августа. Рано утром, в 4 часа, был маневр и артиллерийская стрельба… Император очень много думает о своем маневрировании; он говорит: „Я ввел лагеря и большие полевые маневры; при императоре Александре видели только парады“. Император неутомим, адъютанты его должны проявлять ту же деятельность… Он подзывает одного из адъютантов и говорит: „Видите ли там сильные неприятельские массы, угрожающие обходом правому крылу генерала N? Быстро произведенная перемена фронта может спасти его! Приведите ему тотчас же на помощь дивизию X, прежде чем он не уничтожен!“ Будучи высказано прозою, оно значит: „Я предполагаю, что правому крылу генерала N угрожает сильный неприятель; N должен поэтому сделать перемену фронта; дивизия X должна прикрыть его“».
Однако маневры далеко не всегда проходили именно так, как желал император. В 1853 г. «противником» Николая I стал один из самых известных и опытных офицеров того времени В. Ф. Ридигер (полководец он был известный, его портрет висел в галерее героев 1812 г. в Зимнем дворце). На маневрах он уверенно управлял вверенными ему войсками и смог победить венценосного «противника». Он же и высказал Николаю свое недовольство: «Ваше величество! Вот какие генералы будут вести в бой полки в наступающей войне! Если не заменить их способнейшими, то нам и в самом деле придется плохо!». Слова оказались пророческими.
Содержание маневров при Николае I также описывает Н. К. Имеретинский:
«Вначале оно было еще сносно; занимались устройством лагеря, праздновались царские объезды, потом начинались ротные, батальонные и полковые учения. Все это продолжалось час или два и было еще посильным бременем. Но в конце июня начинались на военном поле дивизионные двенадцатирядные учения и потом дивизионные линейные учения (в полном числе рядов) „с порохом и артиллериею“, как говорили в приказах, то есть стрельба производилась холостыми зарядами. Если, например, учение было назначено в семь часов утра, то людей будили в четыре часа, а к пяти были уже готовы на линейках. Этим начиналось утро, крайне тягостное для солдат, которых начинали будить гораздо помянутых часов, предписанных приказом. Конечно, не менее тягостно было утро для офицеров».
То, что изначально лагерь действительно был в бытовом смысле не устроен, описывается и в истории Семеновского полка: «Первым загородным расположением Семеновского полка было Красное Село, но там батальон стоял только два года. В 1825 году Высочайше повелено, чтобы штабы загородных батальонов полков Преображенского и Семеновского находились в Царском Селе, а роты бы размещались в его окрестностях.
В середине июля полк обыкновенно выступал в лагерь, где присоединялся к нему и загородный батальон. Выступление делалось обыкновенно целым корпусом побригадно; первая бригада собиралась на Семеновском парадном месте и затем шла походным порядком. Пройдя заставу, высылались авангард и арьергард. Полковник Шипов (новый, назначенный после Семеновской истории командир полка. – В. П.) усердно старался об улучшении образа жизни и продовольствия в лагерях; он не жалел издержек, лишь бы солдат ел хорошо; винную порцию он обращал в мясную. Но, несмотря на все старания, ему все-таки не удалось устранить некоторые весьма ощутительные неудобства; так, например, хлеб продолжали печь в Петербурге, за неимением лагерных хлебопекарен, и оттуда привозили на полковых подъемных лошадях, котлы для варки каждый раз нанимали напрокат, а вместо чашек для еды употребляли крышки от кашных котлов…