Её чудовище
Быстро заплетая влажные волосы, я поспешила на кухню к незваному гостю.
Лучше бы не спешила. Барон, казалось, совсем не скучал без моего общества, но стоило только вновь появиться в дверях, как меня придирчиво осмотрели с ног до головы и поморщились:
– Полотенце мне нравилось больше.
Я благоразумно промолчала. Во мне, как выяснялось, было много благоразумия.
Одним махом осушив содержимое стакана, Барон небрежно бросил его за спину. Я готовилась к звону стекла и уже пыталась припомнить, принесла ли щетку и совок из магазина после того, как поутру собирала рассыпавшуюся смесь. Но вместо того, чтобы врезаться в стену и разбиться, стакан просто растаял в воздухе, оставив после себя лишь две янтарные капельки, быстро впитавшиеся в деревянный пол.
– Радость моя, ну что же ты замерла? Неужели ты действительно не умеешь принимать гостей? – удрученно покачал головой Барон.
Это меня очень возмутило:
– То есть вы собираетесь мною питаться и хотите, чтобы я сама, по доброй воле, к вам подошла?
– Для начала сгодится и простая еда, – снисходительно ответил он. – Давай, дорогая, накорми гостя.
Дорогая подвисла:
– А вы едите простую еду?
И второй раз за вечер на моей кухне раздался смех Высшего. Кто-то сегодня был очень весел, а я по опыту знала, что не к добру это. И скорее всего, кто-то другой сегодня будет грустить. Например, я.
***
Ел он с аппетитом, словно я ему не простой суп предложила, а ужин из трех блюд в каком-нибудь элитном ресторане вроде «Сáмели», где чашечка чая стоила как половина моей месячной оплаты магазина.
– Вы в последний раз когда ели? – спросила я, с ужасом чувствуя, как меня подтачивает неуместная жалость. Такой голодный, такой несчастный…
Тьфу!
Он же чудище, мне себя должно быть жалко, а не его!
– Смотря как считать, – пожал плечами он. – Если судить по времени вашего государства – со вчерашнего дня, если по расчету Темных земель – с утра.
– Понятно.
Под удивленным взглядом Барона я вытащила еще одну тарелку и щедро отрубила внушительный кусок картофельной запеканки с мясом. Она еще была горячая, очень ароматная. Вкусная…
Поставив тарелку перед Высшим, я не удержалась и себе тоже отрезала небольшой кусочек.
– Ты точно незамужняя? – подозрительно уточнил Барон, следя за мной. Про еду он на время забыл, встревоженный своим подозрением.
– Точно, – грустно вздохнула я. Потому что была бы замужняя, меня бы никто тогда так поздно на день рождения не отпустил. А если бы и отпустил, то пришел бы забирать… В любом случае с Высшим я бы не столкнулась.
С сомнением поглядев на плиту, где на монолитной поверхности стояла пятилитровая кастрюля с супом, а на столе рядом остывала запеканка, Барон не смог смолчать:
– Но не сама же ты все это собиралась съесть?
– У меня есть холодная, – намекнула я, кивнув на огромный стальной ящик, снаружи обитый деревом. Внутри же царила вечная зима, обеспечивал которую маленький плоский кристалл, вделанный в пол ящика.
Намека Барон не понял. Он, кажется, вообще не понимал, что некоторые люди предпочитают готовить впрок. Впрочем, что он мог знать о людях и о готовке? Что он вообще знал о скучном быте простого смертного?
– Родная…
– Меня зовут Шелла, – перебила его я. Просто взяла и перебила. И даже не умерла на месте от страха или его ярости.
– Хорошее имя, – снисходительно согласился он, – но значения не имеет.
– Это еще почему?
– Потому что вы, люди, крайне хрупки и недолговечны. Мне нет смысла запоминать твое имя, ты все равно умрешь лет через сорок.
Звучало это в высшей степени жизнеутверждающе. Раз Барон уже решил, что я умру через сорок лет, значит, убивать меня не планирует… а то, что бабка моя по материнской линии была ведьмой и родство с ней мне жизненный срок изрядно увеличило, ему знать вовсе не обязательно.
– Чему ты улыбаешься? – ворвался в мои оптимистичные мысли голос Высшего.
– Просто так, – пожала плечами я. – Захотелось.
Объяснение Барона удовлетворило, он лишь снисходительно фыркнул:
– Женщины.
Обычный ужин должен был бы завершиться мирным чаепитием и парочкой пирожных, что я по традиции покупала в пекарне на перекрестке.
Замечательные пирожные!
И Высшему они точно понравились, уж очень довольное лицо было у Барона, когда он доставал из коробки третью песочную корзинку с ягодным кремом.
Способная единолично опустошить такую вот коробочку с шестью пирожными за неполный час, я лишь с умилением любовалась аппетитом чудовища. Он выпил шесть чашек чая, съел четыре пирожных и, по идее, должен был бы отбыть по своим делам, сытый и довольный жизнью. А вместо заветного: «Ну, я пошел. Еще увидимся» – я услышала нетерпеливое:
– А теперь иди сюда, – отставив пустую чашку, Барон похлопал по колену, призывая меня, видимо, расположиться на нем. – Пришло время десерта.
– Так вы… уже.
Меня одарили снисходительной улыбкой и повторно похлопали по колену.
Я на него свои любимые пироженки потратила в надежде на спасение, а он их даже в расчет не взял! Десерт ему подавай…
– Дорогая, не вынуждай меня подниматься, – Барон все еще был устрашающе дружелюбен, но в голосе его проскользнули какие-то невероятные угрожающие нотки, заставившие меня мгновенно подскочить и броситься к нему. Затормозила я прямо перед Высшим, с трудом подавив порыв упасть ему на колени.
– Ну? – на меня смотрели выжидающе. И пожалуй, только сейчас я заметила, что зрачок у него совершенно обычный. Черный. Благодаря чему можно было разглядеть цвет радужки – очень темной, но с явным синеватым отливом. В памяти почему-то всколыхнулось воспоминание о моей самой первой, самой сильной и страшной грозе, запомнившейся на всю жизнь.
Тот солнечный день незаметно быстро поглотили сумерки, а синеву безоблачного неба затянули тяжелые низкие тучи. Мне тогда было всего шесть лет, и непогода застала меня на реке… И, глядя сейчас в глаза Барона, я видела то небо и почти чувствовала, как сильный ветер треплет волосы, как рвет платье и хлесткими пощечинами стегает по лицу. А в ушах гудел первый густой раскат грома, такой могучий и грозный…
Я тряхнула головой, быстро смаргивая вставшую перед глазами картину.
Передо мной все еще сидел Высший, нетерпеливо постукивая указательным пальцем по столу.
Резкие черты лица, хищный взгляд, откинутые назад волосы – невероятно белые с легкой серебристой искрой. Все в нем выдавало нечеловеческую породу.
– Радость моя, поторопись. Я голоден.
Я не стала напоминать о только что закончившемся ужине, не взялась перечислять все, что он съел, просто скромно попросила:
– Вы же можете пить жизнь, просто прикоснувшись к жертве, – протянув ему руку, предложила: – Давайте так?
Я ждала согласия, надеялась на него как на последний шанс остаться в городе, потому что… потому что, если он откажется, мне придется вернуться в деревню.
Каждый вечер обниматься с чудищем я не смогу. Проще бабушку терпеть, чем все это.
– Ты молодая, полная сил. – Руку мою он принял, но совсем не для того, чтобы целомудренно пить жизнь через прикосновение. Барон потянул меня на себя, мастерски проигнорировав и возмущенное шипение, и ладонь, которой я уперлась в его плечо. Не замечая сопротивления, он до обидного легко скрутил меня и усадил на колени. – Нежная, но с характером, что меня особенно радует.
– Бабушка называла это дурью и мечтала из меня ее выбить, – зачем-то призналась я, сжавшись на его коленях. Было странно чувствовать живое тепло и обсуждать свою персону с… чудовищем. Самым настоящим ужасом всех островных земель.
Мое неожиданное признание было встречено благосклонной улыбкой. От нежелательного донорства, впрочем, это не спасло.
***
Дом мой Барон покинул в девятом часу ночи. Поцеловал пальчики на прощание, пообещал неутешительное:
– Вернусь завтра.
И растаял.
Я же, остервенело вытирая поцелованную руку о платье, бросилась в спальню. Собирать вещи, не без содрогания представляя, как же «обрадуется» бабушка. Бояться того, что потеряю магазин, пока не стоило, прошлый месяц выдался на удивление прибыльным, сбережений для выплаты кредита должно было хватить на полгода… Я могла себе позволить сбежать ненадолго от проблем, надеясь на то, что проблемы уже через пару недель забудут путь в мой дом.