Снежный пепел (СИ)

— Да.
— Что говорил?
— Тебе чего надо от меня? — вдруг рычит мама, а у меня сердце екает.
— Да ничего… просто. Ладно, поеду, уже поздно. Тебя проводить?
— Дорогу знаю.
Прощаясь, хочу поцеловать в холодную щеку, но мама отшатывается. Я почти сбегаю от ее ненависти. Так тяжело на душе, что просто скулит что-то внутри. Даю себе обещание больше не приходить. В который уже раз. Буду платить за лечение, и узнавать новости от дедушки, с ним она куда разговорчивей.
Новая работа поглотила меня. Мир для меня будто расцвел, музыка и веселые лица вокруг, столько дел, что больше некогда думать ни о чем. Через две недели я набрала себе клиентов, уходила рано утром и возвращалась домой поздно вечером. Марго ворчала, что я совсем ее забросила, ведь работала без выходных, сама так составила себе график. Так меньше соблазна навестить маму, времени же нет свободного.
— Пупок не порви, Симонова, — подначивает меня белобрысый Вадик, — отдыхать тоже нужно.
— Мне не нужно, — отвечаю, разглядывая себя в зеркало. — О себе переживай.
Я показываю парню язык, и тот фыркает.
— Жаль ты не в моем вкусе, мелкая слишком. Была бы ты как Катюха, то я бы попробовал твой язычок.
— Кто бы тебе дал, — ворчу, ругая себя за вольности. Атмосфера здесь такая, что ли, хочется шутить и быть развязной. В морге такого не было.
Вадик выходит из тренерской, а я задираю футболку и разглядываю живот и бока. Да, тело мое за эти два месяца, что я здесь, стало подтянутым, пропал щенячий жирок, мышцы окрепли и стали сильными.
Было еще одно изменение во мне. С недавних пор я стала видеть цветные сны, в которых был мужчина. Лица не видела, только я называла его Сашей. Его поцелуи были как настоящие, проснувшись я помнила их вкус и ощущала прикосновения, которые будоражили сознание. Как врач я понимаю, что именно происходит со мной. Обстановка, парни в спортзале, накачанные и игривые, они разбудили мою женскую сущность. Только вот к добру это или нет, я не понимаю…
  
Глава 16
 
Сашка
Я уже час доказываю Шурке, что со мной в кадре сюжет будет красочней, несмотря на то, что комплекция все еще крупновата. Я полгода сидел на диете, периодически срываясь, конечно, но все же. И вот, к концу февраля мой вес почти стабилизировался. Ну да, есть немного еще, но не критично.
— Так! Иди сюда, — тащит меня за рукав Шурка, кивает на большое зеркало, — брат, ну посмотри, на кого ты похож? Где здоровый цвет лица? Второй подбородок провисает, морда лица угрюмая. Где радость? Я еще не говорю про это, — он стаскивает с меня футболку, тычет в бывший пресс. Ну да, вес уходит, но кубики не возвращаются, а нам иногда приходится щеголять в полуобнаженном виде, показывая соблазнительный торс.
— И что делать? Я хочу вести свои передачи, как раньше. Ты сам знаешь, эти болваны, которых ты суешь в кадр, не могут даже с первого раза текст прочитать как надо, приходится перезапись делать.
— Это да, — вздыхает Кузнецов, брякаясь в свое кресло. — С тобой их не сравнять. Давай так, за три месяца приведешь себя в порядок, тогда место ведущего твое. И сбрось еще килограмм десять, а то весь обзор закрываешь.
— Ясно, — бурчу я, прикидывая, где от моего дома ближайшая тренажерка.
— Послезавтра в командировку, не забыл? Пойду бабло недостающее выбивать, спонсоры жмоты совсем стали.
Шурка, притворяясь, что уже возраст давит, кряхтя поднимается с кресла, а я наоборот, сажусь в него и утыкаюсь в комп, чтобы окончательно прогнать материал для будущей съемки. Мы едем во Францию, будем осваивать профессию винодела, и заодно выяснять, легко ли россиянину устроиться на такую работу.
Два дня пролетают незаметно, утром перед отлетом вспоминаю, что не договорился с матерью насчет Ромки. Меня не будет неделю, его нужно кормить и выгуливать. Я второй раз, после аварии, еду в командировку, оставляя пса с родителями, и снова корю себя, что не отвез его временно в собачью гостиницу, а там нужно договариваться заранее, так что опоздал уже. Теперь еще и мать будет ворчать.
 
Самолет в три часа дня, сейчас десять утра, завезу ключи матери на работу, потом по делам еще нужно. Хотел сделать дубликат, чтобы не привозить ключи ей, но все руки не доходят. Ворча на самого себя, я паркуюсь у частной клиники, там моя мать работает женским врачом. Эту клинику держит мой отец, командуя ею с партнером, своим другом, уже много лет.
Кивнув на приветствие знакомой администраторши, я промчался мимо ее стойки, как торпеда, не хотелось залипнуть на пустую болтовню, а эта скучающая кукла так и выискивает, кого бы поймать язычком. Как лягушка, даже похожа на нее.
Останавливаюсь только у двери кабинета матери, толкаю дверь легонько, закрыто. Значит у нее пациентка. Хоть бы ненадолго, а то времени совсем нет. Топчусь в нетерпении, стучать не хочу, мать не любит, когда ее отрывают от работы. И так бухтеть будет, что Ромку не пристроил в надежные руки.
Наконец слышу, как открывается внутренний замок, не успеваю отойти в сторону, как из кабинета неожиданно выскакивает девушка и врезается в меня, выпуская из рук сумочку и мобильник. Она в отчаянии плюхается на скамейку и закрывает лицо ладошками. Тихо стонет, или плачет, пока я быстро собираю ее бумажки и разлетевшийся мобильник.
— Девушка, возьмите, — протягиваю собранные вещи, присаживаясь рядом, — вам плохо? Позвать врача?
— Нет, спасибо… я посижу, и все пройдет.
Девушка опускает ладошки и устремляет взгляд в окно. Алена! Закусив губу, пытается сдержать слезы в синих глазах. Эх, времени нет, а то бы я ее успокоил, выведал бы суть проблемы.
Я подбираю слова, но вижу следующую клиентку, вынырнувшую из-за угла коридора, и быстро вхожу в кабинет, иначе еще полчаса ждать. Надеюсь Алена дождется меня, всего пару минут.
— Ма, ключи тебе принес, корм купил, гулять как в прошлый раз… все, я помчался, — тычусь губами в материну щеку, намереваясь сбежать быстрее, там ведь Аленка. Но любопытство берет верх, спрашиваю:
— Ма, а девушка, которая сейчас из кабинета вышла, от тебя… что с ней?
— А тебе-то что? — смеется мать, сжимая ключи в кулаке. — Саш, последний раз я с твоей собакой нянчусь, в другой раз…
— В другой раз я его заранее пристрою, — перебиваю, разглядывая карту, лежавшую перед ней на столе.
«Алена Дмитриевна Симонова» — запоминаю полное имя девушки, а также год рождения. Всего двадцать четыре года. Узнать бы, что ее так ошарашило.
— Ты второй раз обещаешь.
— Ма… ну что с Аленой?
— Так она твоя знакомая? — поднимает крашеную бровь маман. Красивая она у меня, блондинистая и моложавая.
— Да.
— Ты лжешь. Она не может быть твоей знакомой.
— Это почему еще? — странное суждение родительницы сбивает с толку.
— Такая чистая и непорочная девочка… нет, в твоем кругу таких точно нет, я знаю, — она встает, чтобы отнести ключи в свою сумку, которая стоит на окне за ширмой.
Я жду, подскакивая от нетерпения, надеясь, что Алена не уйдет. Но мне нужен диагноз. И только мать отворачивается, я перелистываю карту девушки, боясь увидеть, что она беременна. Но там другой диагноз, запоминаю название болезни, теперь страшась, что она неизлечима.
— Вот неугомонный! — мать заметила мои манипуляции. — Жить будет твоя Алена. А вот матерью стать… тут уж не знаю, успеет ли. Но я тебе не говорила, тс-с-с-с…
— Спасибо ма. Алена спасла меня в тот день, с того света вытащила, она фельдшер на «скорой» тогда была, — чмокаю ее в щеку и выскакиваю из кабинета.
Алены нет, но я ее догоню, ведь пару минут только упустил. Так думал я. Только Алены нигде не было, либо пошла по другим кабинетам, либо бегом убежала из клиники.
 
Всю неделю я думал о девушке. Я знал все о ее болезни, выяснил в интернете. Чтобы ее вылечить, нужно забеременеть. Странно, конечно, что беременность может излечить, но человеческий организм не понять. Чувствую желание помочь Аленке, если больше некому. Но для этого мне ее найти нужно. Как там мать про нее сказала? Чистая и непорочная? Значит свободная.