Измерение 23 - долгий путь (СИ)
— Да… Ты прав. Снова. Это сейчас, в ближайшую неделю главное. — сказал он голосом ученика, которого поправил учитель.
В соседних камерах голоса слились в единую какафонию. В одной Гаврила рассказывал какую-то очередную крайне примитивную, по скромным прикидкам Саши, вещь, а в другой царила очередная сказка Тагира, которую вряд ли уже кто то слушал.
Тагир снова проснулся глубоко ночью. Привычка эта была относительно новая. Началась она когда они попали в пустыню. Тогда он ей не предал значения. После их приключений и не такое могло быть. В камере могло случиться тоже. Но сейчас? Почему? Совесть…? Нет, не она.
Уже вечером, после того как Тагир ответил на дурацкие вопросы этой бюрократической мыши, что какого-то Даролока носила погоны и имела смелость ещё обращаться с ним грубо, их выпустили из камер. Святой Саид, ведь ещё одна ночь в одной камере с ними могла обернуться чьим то убийством. Ну вернее он знал чьим. Хотя возможно потеряв тогда обладание, на этом дело не кончилось… Нет. Это бред. Такого не могло попросту быть.
Надо отдать должное этому Питерсу, ведь перевёл он их не в обычную казарму, куда поселили следующий состав, что должен был заменить их, а в новенький блок, где никто не ночевал, ведь его ещё не совсем достроили. Ребятам перепала большая свободная площадь и им повезло. Ведь через неделю после нового года новый состав сюда вселится. Кровати не королевские… А должны быть. Но пока и так сойдёт. После пустыни даже нормальный туалет казался кому-то счастьем. Но конечно, не ему. Туалет и многие другие вещи просто должны быть у него, да? Никто же не удивлялся тут чистой ложке? Вот для него тоже самое.
Что же касается кошмара, то все просто. Никаких странных образов, все просто. Его подняли на смех и называли слабым просто несчётное количество ртов. На него смотрело вдвое больше глаз, а руки многих указывали когтистым пальцем в его сторону, после чего раздался смех сопоставимый по громкости с взрывом бомбы. Бред, кто, его, аристократа смог бы поднять на смех. За что? Все же видели какой он из себя галантный и опрятный. Само величие в сортирных условиях. И пусть он подчиняется этим ничтожным офицерам, ведь они подчиняются королю и эта единственная причина их слушать, ведь он все равно наверху. Почему они могли смеяться… Он им сказал. Этот хлюпик. Мелкий, маленький, ничтожный по крови гад, что когда осмелился дать ему вызов… Это не может долго продолжаться.
39.12.7400
Днём нам разрешили написать родственникам, письма Питерс обещал поручить лучшим людям. Гаврила верил ему, как верил и Хирцу, считая их крайне порядочными котами. Да и вообще о большинстве его окружавших он был наилучшего мнения. А как иначе? Такой длинный путь прошли совместно, без доверия никак.
Письмо отцу Гаврила попросил написать Федю, тот любезно согласился, когда закончил дописывать свое. Гаврила излил душу в письме, не скрывая того восторга и радости, что может сообщить родному отцу новость, о том что его старший сын жив. Конечно слово "рад" там было в каждом предложении, но Федя не захотел менять и слова, чтобы отец убедился в том, что его не обманывали. Под конец Гаврила разговорился, попросил передать привет, всем своим дядям и тетям, двоюродным и троюродным братьям и сёстрам, друзьям и соседям, после чего Федя поставил жирную точку, что чуть разлилась вниз и стала больше похоже на кривую запятую.
— Всё? — удостоверился Федя перечитывая на предмет ошибок.
— Да Федька, всё. Огромнейшее спасибо тебе. Я уж боялся обратиться к Сашке… Я ему кажется не нравлюсь. А остальные слишком долго свои писали… — оправдывался он.
— Кроме Артура. — поправил спокойно его Федя. — Сидит там бедный в одиночестве, небось всю семью его сожрали ночью тролли. — саркастично сказал он.
— Что? — удивился Гаврила и его глаза стали напоминать два солнца в пустыне, если бы они были одного размера. Настолько они запылали горем и удивлением.
— Да я пошутил про троллей. А про сидит правда… Я его спросил, что он не пишет. В ответ он сказал, что написал какому-то другу пару строк и всё. Уж не знаю как легла его линия судьбы, но если так. Кто мы такие чтобы вмешиваться в ее волю? — рассудил он.
— Но Федя… — возразил Гаврила взмахнув руками вверх будто сдавался в плен. Но он не придумал, что сказать после.
— Гаврила… Мы ничего с этим не сделаем. Если у Артура нету родных или он с ними не разговаривает, то мы можем просто смириться. — продолжил Федя кладя Гаврилино письмо в конверт.
— Наверное… Но мы можем стать ему как семья. И когда война закончится, мы будем ему писать. — мечтательно сказал он.
— Ты хочешь научиться писать? — спросил вставая.
— Да… Теперь я думаю я хочу научиться. Ты мне поможешь? — серьёзно сказал он.
— Боюсь, я сам не настолько образован, чтобы учить кого то. — с небольшой печалью ответил Федя. В принципе он мог бы учить его азам, но письмо не было его сильной стороной.
— А кто образован настолько? — недоумевающе спросил деревенский.
— Не знаю. Гриша? — наобум сказал он.
— Точно! Спасибо Федя. А можешь же отнести письмо? — уточнил он.
— Да, конечно. Если что я пойду после поиграю с остальными в карты.
— Ага удачи, я побежал— сказал он и как дети убегают во двор к друзьям, так же и Гаврила побежал искать Гришу. Нашёл он его быстро и к его радости согласился помочь. А Саше это не понравилось.
После писем Слава уселся за последний, сюда дошедший, выпуск газеты. Ему было почти неделя и привёз его какой-то солдат когда отъезжал на пару дней в ближайший город, что в нескольких часах езды отсюда. Слава нашёл этот выпуск забытый всеми на столе в общем коридоре, вместе с другими старыми желтыми газетенками. Но выпуск одной из крупнейших газетных фирм "Астерн нарч"(последнее слово было синонимом недели), он доверял куда больше.
Он закурил, бросить это дело он так и не смог, и почувствовал слабый запах едкой краски, устроившись в курилке. Там же торчало ещё несколько котов: один был в кепке, хотя положено быть в фуражке, на ней находилась эмблема самого младшего офицерского звания — младшего сержанта. Запах от его сигареты был странным, никогда Слава не нюхал чего то подобного. Получается он командовал всего 4–5 котами. Ещё там же сидел буроватый кошак, с каким то символом на каске. Как оказалось потом это был обычный сектант, а по запаху курил он явно не табак. А последний гость был какой-то младший лейтенант, которого он даже не знал, без отличительных черт.
Слава уставился на первые полосы. Наконец-то статью о пропавшем сыне графа заменили на военные сводки. Ее сдвинули на второй план. Новости были нейтральные, в ворота котов прилетел мяч со стороны не только лисов, но и псов. Однако буквально на другом конце света ситуация была противоположной: коты и еноты теснили колонию псов. Как заявил главнокомандующий Афанасий Пан: " Ситуация под контролем его командования". Его уже начинающее давать старческие признаки узкое лицо улыбалось прямо в камеру, на фоне ещё кучки старых пердунов увешанных медалями. Слава не знал, что пока думать о самом Афанасии, вряд ли он будет лучше прошлого главнокомандующего — Аркадия Баюна. Талантливейший стратег начинавший с низов, почти легендарный. Но Слава уже давно понял, что большая часть этих стариков не держали в руках оружие больше пол тысячелетия и могут помнить времена, когда рядом с основными войсками ещё шла конница. Обычные коты умирали, а медали доставались им. Баюн же, вплоть до самой старости не отказывал себе в удовольствии быть на поле боя. Его папаша, эта банковская выхухоль в очках, частенько выпивала с таким майорами и полковниками, которые возможно вскоре станут кандидатам на пост этих лысевших мешков с костями. Ему это никогда не нравилось.
После статьи о графе следовали новости помельче, а именно: очередная пачка сектантов была уничтожена на месте (с теми что вели кошачьи жертвоприношения в принципе не нянчилась), небольшое народное волнение из за подорожание рыбных изделий, смерть оперного певца, был арестован очередной писака, что попал в не угодность Олдрину и все интересные новости заканчивались, уступая страничке комиксов про Арли Арни, мальчишку, что попадал в комичные ситуации вместе с кампанией друзей. Обычно такие истории попадали в литературные журналы, но Арли видимо был слишком популярен и попал даже в серьезную газету.