Исправить (ЛП)

Глава 1
Логан
— Он хочет поговорить с тобой. — Я поднимаю глаза от бумаг на столе и смотрю на женщину в облегающем красном платье, которая заглядывает в открытую дверь стеклянной перегородки, отделяющей мой кабинет.
— А он не сказал по какому поводу? — спрашиваю я, поскольку уже знаю, что тот, кого она имеет в виду — это Хаммер, и даже знаю, каким будет ее ответ, потому что он никогда не дает больше информации, чем необходимо.
Даниэль, его личная помощница, третья по счету в этом году, картинно закатывает глаза. Ни для кого не секрет, что Хаммер нанял ее из-за того, что она молода, красива, у нее огненно-рыжие волосы и фигура, напоминающая песочные часы. Но эта женщина способна преодолеть финансовый кризис. У нее достаточно характера, чтобы справиться с этим дерьмом. Она мне нравится. Я подавляю вздох.
 — Скажи ему, что я сейчас приду.
Даниэль молча исчезает, и я откидываюсь на спинку стула, возвращаясь к просмотру отчета по делу клиента, который только что пришел от Родригеса, нашего внутреннего следователя. Я никуда не тороплюсь. Чарльтон Хаммернесс III перестал быть моим боссом, когда я стал партнером, но он из тех парней, которым только дай палец и они отхватят всю руку. Если я позволю, он снова будет обращаться со мной как с первокурсником. Если ему что-то надо от меня, то для него не составит труда прогуляться по коридору до моего кабинета. Вместо этого он просит свою ассистентку вызвать меня. Это игра во власть в чистом виде, и я отказываюсь подыгрывать. Наверное, это одна из причин, почему я ему всегда так нравился. Но мне слишком любопытно, ради чего он готов ждать слишком долго. Когда я бросаю отчет на свой захламленный и забитый бумагами стол, мой взгляд падает на маленькую черную рамку, прислоненную к стене. В ней фотография моих детей, которую я сделал около полугода назад. Сидя на траве в парке, семилетняя Фрейя крепко держит своего маленького брата Эллиота, чтобы он не шевелился, пока я делаю снимок, а пятилетняя Эбигейл пристроилась рядом с ними. Три белокурые головки, три пары розовых щечек и искрящиеся голубые глаза. Именно такие фотографии ставят люди на рабочий стол, чтобы сделать его более личным. Я храню ее, чтобы она напоминала мне о том, что я могу потерять. Раньше здесь был совсем другое изображение. На нем была и она тоже. Пейдж. Моя жена, с которой мы расстались почти год назад. Я наконец-то заменил ту фотографию. Не потому, что больше не мог смотреть на нее, и не потому, что мне нужно было двигаться дальше. Нет, я просто устал от того, как пялились на нее мои коллеги, когда приходили поговорить со мной.
Эта фотография все еще у него на столе? За эту долю секунды я мог прочесть все на их лицах. Ах, бедолага! Он все еще по ней сохнет.
Поэтому я убрал ее. Если бы только так же легко было выкинуть ее из головы.
Я хватаю свой пиджак со спинки стула, натягиваю его, застегиваю пуговицы и направляюсь к двери. Офис Хаммера находится в нескольких метрах от разделенных столов, где сотрудники, помощники и стажеры заняты у своих компьютеров, телефонов и стопок папок с документами. Не считая телефонного звонка и приглушенных голосов, в помещении тихо. Это был один из тех редких дней, когда никто не устраивал разборок и на двадцать третьем этаже царил мир.
Хаммер сидел в своем огромном угловом кабинете, закинув ноги на стол, и разговаривал по телефону. Заметив меня, он жестом велел мне закрыть дверь. Я на секунду замер, потому что это необычная просьба, но затем закрыл ее. Одной рукой я расстегнул пуговицу на жакете и уселся напротив него. Его лоб наморщен, а губы сжаты, пока он слушает собеседника на другом конце провода. Раньше, такое выражение лица заставляло мои внутренности сжиматься от дурного предчувствия. Но в какой-то момент мне удалось перестать позволять его настроению влиять на мое собственное. Я думаю, это произошло примерно в то же время, когда рухнул мой брак, и для меня перестало быть важным то, в хорошем настроении Хаммер или нет. Потому что именно этим я и занимался в течение первых десяти лет работы в «Стивенс и Хаммернесс», одной из крупнейших и наиболее успешных юридических фирм Сан-Диего. Хаммер нанял меня сразу после колледжа, сделал своим протеже, быстро вывел в партнеры фирмы, а взамен я должен был принадлежать ему. Он не сильно изменился с того дня, как я впервые вошел в этот офис. Кожа на его лице с тяжелым подбородком и крючковатым носом стала чуть более рыхлой, темные волосы — реже, брови — гуще, а живот — еще больше. Тогда он был безжалостным и эгоистичным мудаком средних лет, и единственная разница в том, что теперь он мудак пенсионного возраста. Хотя он наверняка из тех парней, которые не перестают работать, пока их на катафалке не отвезут на кладбище.
 
После пары односложных ответов он заканчивает разговор и бросает телефон на стол.
— Что случилось? — Я не притворяюсь равнодушным, несмотря на то, как он смотрит на меня. Если бы я позволил ему себя запугать, то давно бы уволился, присоединившись к бесчисленным коллегам, которые прошли через эту фирму, в конечном итоге решив, что оно того не стоит.
Хаммер берет ручку и начинает щелкать ею. Привычка, которая, как он знает, заставляет людей лезть на стену.
— У меня есть для тебя дело.
Я поднимаю брови, потому что он не вдается в подробности.
 — Хорошо…
— Это касается Ленни Беллами, — говорит он. — Вообще-то его сына, Грега. Ему двадцать один год. Поступил в UCSB.
Правильно. Его отец — один из богатейших людей Южной Калифорнии, а университет Санта-Барбары — печально известное сборище тусовщиков. Это означает, что у пацана, скорее всего, есть трастовый фонд и он делает вид, что учится в колледже, чтобы его семья была спокойна. Он мне уже не нравится.
— И что же он натворил?
Беллами — один из старейших и наиболее преданных наших клиентов. Генеральный директор биотехнологической компании, на долю которой приходится значительный процент дохода нашей фирмы. Хаммернесс руку бы отдал на отсечение, лишь бы парень был счастлив.
Старик нахмурился еще сильнее.
— Хранение детской порнографии. Сосед по комнате нашел несколько фотографий на своем компьютере и вызвал полицию.
Я вздрагиваю.
 — Мы говорим о девочках-подростках, которые просто немного слишком молоды или…что?
— Нет. Дети предпубертатного возраста, — вздыхает Хаммер. – На самом деле, детское порно.
— Даже не проси! — Я выдавливаю слова, мои плечи напрягаются.
Мужчина напротив меня надевает маску «я-когда-то-был-твоим-боссом».
— Может мне спросить тебя еще раз?
— Нет! — черт бы его побрал! Он знает, что лучше не просить меня защищать проклятого педофила. Да, я сам выбрал защиту по уголовным делам, и представлял нескольких серьезных отморозков на протяжении многих лет. Но у каждого человека есть черта, которую он никогда не переступит, и это моя черта.
Хаммер открывает рот, словно собираясь возразить, поэтому я повторяю твердым голосом:
— Нет!
— Хорошо! — Он швыряет ручку обратно на стол, и та соскальзывает на пол. — Я отдам его Дарби.
Я борюсь с желанием закатить глаза. Джейсон Дарби — голодный четверокурсник, который отчасти напоминает мне меня самого на том этапе моей карьеры, за исключением того, что его дерзость не подкреплена интеллектом. Другими словами, именно такого рода представительства заслуживает извращенец с трастовым фондом.
Я встаю, чтобы уйти, не потрудившись узнать, закончил ли Хаммер со мной. Потому что мне на это наплевать.
 
— Не забудь, — говорит он, тыча в мою сторону пальцем. — Восемнадцать лунок в Торри Пайнс, в субботу.
— Я не могу. — мне даже не захотелось изобразить сожаление в голосе.
— Там будут все партнеры.
Да, конечно. Я сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть. Партнеры похожи на кошек. Он даже не может заставить всех собраться, чтобы обсудить изменения в их вознаграждении, и все же полагает, что они придут играть с ним в гольф? В субботу?