Свет колдовства (СИ)

— Беги… — шепнул он.
Но тут влюблённая дева совершила свой самый решительный поступок — так, по крайней мере, оценил её Коннор. Обнимая Коннора, она провела дрожащей рукой по его волосам. Когда же Галия крепко прижала его к себе, то выражение её лица сразу изменилось. Челюсти Галии сжались, белая полоса очертила губы. Её глаза потемнели, и в них ярко вспыхнули красные точки.
“Слишком поздно”, — понял Коннор.
Она превращалась. Училась этому у него.
“Но ты ведь хотела остаться доброй…”
Галия молча встала. Она стала другой, но вовсе не походила на Коннора.
Наверное, очень торопилась или же вмешались её собственные гены. Вместо того чтобы стать тёмной пантерой, она превратилась в золотистого леопарда с пронзительными зелёными глазами. Шерсть леопарда имела насыщенный золотистый оттенок волос Галии, а разбросанные по шкуре чёрные пятна были в середине чернее, чем по краям. Гладкое, гибкое, мускулистое тело в длину достигало семи футов вместе с хвостом. Галия стала очень крупным животным. Прежде чем Коннор успел опомниться, леопард сорвался с места. Прекрасный прыжок! Немного неумелый, но исполненный гнева прирождённой хищницы. Вопль Галии во время прыжка был похож на боевой клич рассвирепевшего животного, неспособного сдержаться. Драконша обернулась к ней, но слишком поздно. Сгустку тёмной энергии снова не удалось предотвратить атаку. В облике человека драконша не могла соперничать с мощным леопардом. Коннор видел, как Галия полоснула драконшу по лбу когтями. Взвыв, драконша схватилась за голову. Коннор хотел орать от радости… но он не мог: у него не осталось сил. Лишь душа его пела, наполняясь гордостью.
“Ты смогла! О Галия, моя принцесса, у тебя всё получилось!”
Но вдруг она упала, сражённая струёй тёмной энергии, ударилась о землю и затихла. Коннор отчаянно зажмурил глаза. Как жаль, что им обоим суждено умереть! Но и драконша погибнет, а Ил выживет — следовательно, надежда ещё не потеряна. Об Иле позаботятся другие. А затем он посмотрел на драконшу — и надежда рухнула: на лбу драконши остался ещё один рог. Тот, что рос прямо посредине. Значит, они так ничего и не добились. Драконша по-прежнему сильна. Теперь она прикончит и Ила, и всех остальных. И ни он, Коннор, ни Галия не сумеют ей противостоять. Звуки, издаваемые драконшей, были страшными. Похоже, она обезумела от боли и злости. И вдруг Коннор понял, что ею овладела жажда крови, — она превращалась. Как странно! До сих пор он как-то не подумал, что и она умеет превращаться. Зато он знал уязвимые места большинства животных: позвонок между головой и шеей у носорога, брюхо у льва… Но драконша превращалась в… Не может быть! Коннор не верил своим глазам. Это напоминало не превращение оборотня, а, скорее, высвобождение мотылька из кокона. Зверь раздирал изнутри человеческое тело, вырывался из него. Из ран текла та самая жёлтая жидкость, которую Коннор видел на скуле Джеймса. А из-под человеческой кожи появлялось нечто твёрдое, зеленовато-жёлтое, плоское и гладкое — чешуя. Вокруг распространилась вонища, подобная той, что была в подвале, — удушливая, сладковатая, терпкая, от неё к горлу подкатывала рвота.
Массивные задние лапы согнулись, подобрались, вся фигура выросла на фоне освещённого луной неба. Драконша была громадна. Коннор вспомнил сцену из недавнего прошлого.
Изумлённо раскрыв фиалковые глаза, Ил спрашивал у него:
“Значит, она умеет превращаться в драконшу?”
Коннор услышал свой пренебрежительный ответ:
“Конечно, нет. Не говори глупости”.
Он был неправ. С виду она больше походила на динозавра — более пятнадцати футов в длину вместе с мощным хвостом. Динозавр с глазами инопланетного монстра, мордой рептилии и острыми, как пики, когтями.
“Это не безмозглая тварь, — сразу догадался Коннор. — Она очень хитра”.
Её передние лапы напоминали руки человека и были не менее ловкими. А ещё драконша обладала поразительной силой. Гораздо большей, чем в человеческом обличье. Коннор ощущал её жуткое, неизбывное презрение и злость, безмерную жажду крови. Монстр разинул пасть, и Коннор решил, что сейчас увидит, как изрыгается огонь. Но из пасти раздался рёв, оголились огромные острые клыки, затем возник поток тёмной энергии. Эта энергия даже потрескивала в воздухе, окружая драконшу плотной завесой. Никто — ни оборотень, ни ведьмак, ни вампирша — не смог бы одолеть такое существо. Коннор понял это сразу. И тут он увидел, что Ил встаёт с земли.
 
“Не шевелись, глупый!” — мысленно крикнул Коннор.
Ил выпрямился.
“Это бесполезно, не привлекай её внимание…”
— Ажда! — крикнул Ил.
И монстр обернулся. Парень и драконша застыли друг перед другом. По сравнению с этой гигантшей Ил казался особенно маленьким. Его тёмные волосы трепал ветер, костюм поблёскивал. Он был таким тощим, что напоминал ветку на стволе дерева.
“Не могу видеть это, — говорил себе Коннор. — Это невыносимо. Не надо!”
— Ажда! — повторил Ил решительно. — Хаштехера! Тиамата!
Поначалу Коннор решил, что это заклинание. Кто его научил — Уилл? Пока они лежали рядом и перешёптывались? Но откуда Уиллу известно заклинание против драконш?
— Ядовитая Змея! Хладнокровная Пожирательница! Растабана! Энгвиса!
“Нет, это имена, — постепенно сообразил Коннор. — Имена драконш. Древние имена”.
— Я — ведьмак и сын ведьмы. Моя рука лишит тебя силы, моя рука повергнет тебя в безмолвие. Геката — самая древняя из моих матерей. Отныне рука Гекаты — моя рука!
Этому Уилл научить его не мог. Таким словам Ила не научил бы никто. Ни один из ныне живущих ведьмаков. Коннор заметил, как удивлённо смотрит на Ила побледневший Уилл — глаза и рот его одинаково округлились.
— Моя рука отправит тебя туда, откуда ты явилась!
Ладони Ила были сложены ковшиком, между ними потрескивал оранжевый огонь. Сердце Коннора упало. Золотисто-оранжевый огонь. Ведьмовское пламя. Им владеет парень, которого никогда не учили колдовству!.. Но этот огонь для драконши не опаснее светлячка.
В тишине он услышал голос Уилла — негромкий, испуганный, но решительный:
— Целься в рог!
Запрокинув голову, драконша расхохоталась. Коннору прежде не доводилось видеть смеющуюся драконшу. По крайней мере, ему казалось, что она ржёт.
Из её пасти вылетал рык, а в небо устремлялся столб тёмной энергии. А затем драконша наклонила голову и направила рог прямо на Ила.
“Умри!”
Это слово не было проговорено: оно ощущалось в холодной волне энергии.
— Мне принадлежит сила веков! — крикнул в ответ Ил. — Мне принадлежит власть…
Золотистый огонь между его ладоней менял цвет, раскалялся добела, становился ослепительным…
— …конца света!
Коннору показалось, словно между ладоней Ила вспыхнула звезда. Вспышка была мощной, огонь вырвался из ладоней, и на него стало больно смотреть.
Он казался уже не белым, а пронзительно-синим. Синий огонь! Неукротимая Сила пробудилась.
“Так я и знал, — подумал Коннор. — Знал с самого начала”.
Он не увидел, что произошло с драконшей: сияние было очень ярким. Оно проникало в тело Коннора, он купался в этом сиянии, от которого вибрировало всё внутри, а кости будто терял вес. Коннор попытался поднять руку, но не разглядел её — появился только размытый радужный контур. Зато вопль драконши он слышал отчётливо. Он вовсе не походил на прежний гулкий рык — этот был пронзительным, вибрирующим и будто ввинчивался в уши. Звук поднимался всё выше, набирал высоту, и наконец Коннор перестал различать его. А затем раздался звон, словно где-то вдали разбилось стекло, — и стало тихо. В синем сиянии вспыхнули звёзды. Во второй раз за этот вечер Коннор отключился.
— Шеф! Шеф, быстрее? Очнись!
Открыв глаза, Коннор заморгал. Галия прижимала его к себе. Она опять стала человеком, как и он. Уилл и Нис пытались куда-то увести их обоих. Коннор засмотрелся в зелёные глаза Галии.
“Точь-в-точь глаза леопарда”, — подумал он.
Лишь леопарды не плачут, а глаза Галии были полны слёз. Он с трудом поднял руку и погладил её по щеке. Она накрыла его руку своей. Коннор никак не мог собраться с мыслями и найти подходящие слова. Но он радовался, что Галия возле него, пусть даже в последний раз. Ради этого стоило рисковать.