Между Явью и Навью
Шторм начал стихать. Среди черных, словно слепленных из мокрой сажи туч прорезался слабый луч солнца. Зорка кинулась к телу Жихана, едва не столкнувшись с перепачканным чужой кровью Карасем. Оба упали на колени, вой сдернул связку серебра, потряс сотника за плечи, влепил оплеуху.
– Батька! Батька, очнись!
Открылись карие, бесконечно усталые глаза. Слабый голос произнес:
– Лавка…
* * *Они увидели город на рассвете, когда солнце позолотило кресты и купола многочисленных храмов. Тихие воды Днепра несли ладью плавно и бережно, точно перо. От Смоленска и до Киева ветер оставался попутным, будто раскаиваясь за то, что сгоряча натворил с купеческим обозом. Малая часть Ковыршиных людей уцелела – кто сумел доплыть до берега, кого выловили из воды. Выжившие признали новую силу и покорно заняли место погибших гребцов. Да и куда им было деваться.
Карась, Зорка и Жихан стояли плечом к плечу и наблюдали, как из утренней пелены все явственней проступает великий город. Они все-таки добрались, за сутки до назначенного срока. Екнуло в груди и громче забилось сердце. Зорка положила руку на амулет – серебро впервые за долгое время налилось добрым теплом. Она посмотрела на своих спутников, братьев по духу, друзей. Суровый профиль Жихана резко выделялся на фоне посветлевшего неба. Карась щурил черные раскосые глаза степняка. Саму травницу переполняло особое чувство, в котором смешались и благодарность судьбе, и готовность принять новый бой. Чтобы злобная нечисть, вроде погибшего колдуна, никогда не посмела ступить на родную землю.
Будь что будет, но они все-таки добрались…
Александр Мазин
Корабль мертвецов
– Здесь все, – сказал воевода. – Все, кто пришел. Со знаками. Тебя ждут.
– Восемь, – разочарованно произнес великий князь. – Почему их только восемь, Сувор? Сколько было знаков?
– Тридцать три, – ответил воевода. – Может, другие позже поспеют.
– Может. Да мы не можем. Бери этих восьмерых, гриди полсотни, каждому по паре заводных – и к Черномору.
– Когда и куда? – спросил воевода.
– К ночи должны быть за Змеиным валом. Там он вас найдет.
Сувор кивнул. В том, что чародей отыщет их ночью в степи, он не сомневался.
– Поспеете?
– Поспеем, – уверенно ответил воевода Сувор. – Хотя легко не будет. Бабы всё же.
– Не бабы! – строго произнес Мстислав Храбрый. – Богатырши. Сдюжат.
Сдюжили. Хотя прав был Сувор: нелегко пришлось. С рассвета до заката в седлах. Весь светлый день. А день – долгий. Самый долгий день лета. Потому и медлить нельзя.
Лагерем встали, перейдя мелкую – по колено – речушку. До Тьмы отсюда всего ничего осталось.
Шатров не ставили, коней не расседлывали, костров не жгли: поели всухомятку. Времени почти не оставалось. Нынче Солнцеворот. День долог, да ночь близка. Этой ночью все и решится.
Черномор появился в сумерках. Возник из теней, не всполошив ни коней, ни дозорных, уронил «здравия» и подошел к невеликому богатырскому воинству, разместившемуся наособицу. Остановился. Высоченный, чуть сгорбленный. Борода длинная в косицу заплетена. Лица в тени не разглядеть.
Зато сам чародей видел всех. И читал каждого будто свиток.
У каждого из восьмерых читалось разное. Упорство, сомнение, дерзость, страх. Общим было только одно – безмерная усталость.
Постоял, поглядел, потом показал жестом: подъем.
– Гридь – на конь? – спросил вставший позади него Сувор.
Без воодушевления спросил, но с готовностью. Его дружинники тоже не особо свежи, но – повоюют. Выучка сказывалась.
Чародей качнул головой.
– Дальше – без вас, – сообщил он Сувору. – И пешком.
Восьмерых слова чародея не порадовали.
Воевода заколебался.
Из мужей-богатырей только трое казались ему надежными. Остальные еле ноги переставляют. Куда им… Еще и пешком? А с Сувором – лучшая полусотня. Сила.
Черномор угадал мысли. Сказал вполголоса, наклонясь:
– Не твоя битва, воевода. Пока не твоя. Для тебя дело позже найдется. Если Тьма… Когда Тьма отступит, – поправился он, – вы заберете живых. Место знаешь?
– Знаю, – подтвердил Сувор. – Видел. А если… – Он помедлил, вспомнив о «слове сказанном».
– Если не удержим? – спокойно уточнил Черномор. – Если не удержим, сам все поймешь. Тогда бегите. Может, и поживете еще. Да ты не мрачней, воин! – Чародей хлопнул воеводу по плечу, выбив пыль из дорожного плаща. – Справимся. Кто ж, кроме нас! Главное, когда Тьма уйдет, не медли. Тьма уйдет, скверна останется. А где скверна, там живым долго не протянуть. Даже таким. – Он кивнул в сторону кучки избранных. – Уразумел, воевода?
Сувор кивнул неохотно. Не верилось ему, что полсотни лучших дружинников могут быть лишними, но спорить с чародеем не рискнул.
Черномор вернулся к избранной восьмерке.
Оглядел каждого сверху, потом сгорбился по-журавлиному, копнул широченными ладонями воздух – и толкнул что-то от себя.
И ожили восьмеро. Выпрямились, будто сбросив с плеч тяжесть.
Усталость ушла. Словно и не было ни дневной скачки, ни того, что прежде, до Киева. Кто-то удивился, кто-то заулыбался, закатный рыцарь обмахнулся крестом и застыл, будто ожидая: спадут чары.
Но чары не исчезли.
– Вещи свои здесь оставьте, – велел Черномор. – Брать только оружие. Всё оружие, – уточнил он, глянув на маленькую травницу.
– А идти куда? – спросил тот, что с меткой Стрибожьего жреца.
– А то ты не знаешь?
Стрибожич замер на миг, а потом пробормотал:
– Пожалуй что знаю.
– Вот и поспеши, – строго произнес Черномор. – Времени у нас до полуночи. А может, и меньше.
Они успели.
Черный клуб тьмы еще не прорвался сквозь Кромку. Упершись в самое небо, пульсировал и сотрясался, будто прикованный смерч. И пахло здесь уже не пыльными травами, не земным жаром. Смрадом несло, будто с поля недавней битвы.
И добро бы – недавней, а то ведь еще не случившейся!
– Тьма грядет, – глухо проговорил Черномор. – Тьма велика, а нас… немного.
Три женщины, пятеро мужей. Богатыри. Здесь все. И те, кто верен. И те, кто предаст.
Не стольких он ждал. Думал: хотя бы два десятка наберется. Два десятка сильных. Нет, и эти не слабы.
Вот рыцарь лехитский, верный своему Богу, честный духом и неподвластный ни Тьме, ни волшбе. Потому не промыслить его Черномору. Ну да лехит и без того понятен.
Соседка его… Мути в ней много, и кто за ней стоит – не разглядеть. Кто-то силой не обделенный. Может, бог из старых?
А рядом – еще одна. Травница. Силы невеликой. Но то – сама. Ее дар – других сильными делать. Или слабыми.
А вот тот и сам силен. Перевертыш с меткой бога. Истинный богатырь. Кто зверя в себе превозмог, тому и сам Горын не страшен. Имя у него христианское, Андрей, но душа свободна. Такой душе воля дороже обряда.
Рядом с Андреем – еще один воин. На первого похож. И не похож. Над тем Тьма не властна, а этот сам властен над Тьмой. Вот таких бы еще семеро – и Черномор ушел бы спокойно.
– Как зовут тебя, гридь?
– Друзья Лисом кличут, чародей-воевода!
Не похож. Так можно и Жар-Птицу соколом наречь.
А вот этот – сокол и есть. Стрибожий жрец из набольших. Сила в нем велика. Вскроется – не слабей его, Черноморовой, будет. Если будет.
И за этим богов нет. Ни старых, ни Единого. Зато метка имеется. И непростая. Кто ж его так? Ну да неважно. Важно, что страха навьего в нем нет.
А эта… Ух! Не знал, что так бывает. Прежде не было. Ай да Морена! Поделиться своей жрицей. Да не абы какой – Хранительницей. Надо б Морену порасспросить при случае. Тем паче и случай тот выдастся скоро.
Черномор доподлинно знал: этой ночи он не переживет.
Восемь – это немного. Но для обряда довольно. Ведь за каждым из них – силы. Силы разные, иные меж собой недружественны. Но если встанут в правильный черед, воспрянут в каменном хороводе, то и малым числом остановят Тьму. Теперь главное: самому не ошибиться. Поставить каждого на должное место.