Между Явью и Навью
– Пошли скорей! Тут недалече!
– Подожди, не беги. Сначала нам надо уговорить одного очень злого дядю…
* * *Деревня Даньки, как звали словоохотливого мальчишку, оказалась еще меньше Силина. Не деревня даже, а расчищенная от леса заимка, где все обитатели приходились друг другу родней. За тыном из обструганных кольев стояли три крепкие избы, хлев, колодец и крытый навес, под которым хранились разномастные горшки и плошки. Родичи Даньки занималась гончарным делом и имели свое клеймо.
На дворе кипела работа. Мужчины месили глину в большом корыте, раздували огонь в открытой печи, вертели круг, свободной рукой оглаживая заготовку. Бабы и девки лепили игрушки-свистульки. Одна, самая юная и вертлявая, разукрашивала готового петушка зеленой глазурью.
– Дед Колыван, смотри, кого я привел! – Отпустив ладонь травницы, Данька со всех ног кинулся к высокому чернобородому старику сурового вида.
Дед Колыван радости внука не разделил. Подозрительно оглядел травницу и воя, подвигал кустистыми бровями.
– Кто вы такие и чего вам надобно?
– Я – Жихан, сын Домантьевич, сотник великого князя Мстислава. У нас есть знак об особой княжьей милости и праве на постой.
Зорка отметила, что ератник представился точь-в-точь как настоящий Жихан, приехавший в Силино в тот проклятый всеми богами день.
– Где-то ваше право хорошо уважили, а? – Старик усмехнулся, кивнув на волокушу. – Меня Колываном кличут. На постой бы пустил, чай, не обеднеем, да он тебе боком выйдет. Мор у нас. Двое померло.
Зорку подмывало сказать: «Ничего, он уже дохлый», но вместо этого она произнесла:
– Я травница. Если исцелю ваших от лихоманки, отвезете нас в Смоленск?
– Отвезем, чего не отвезти… – задумчиво ответил старик и после добавил: – А коли хуже станет от твоего лечения, чем отвечать будешь?
– Его головой. – Зорка махнула рукой на недовольного колдуна. – Если что, отведете в лес и скормите упырям. Вон там ваши лежат?
Ближайшую избу окружал мелкий свежевскопанный ров, у входа топорщился прутьями веник. Смерды надеялись вымести болезнь из дома, удержав ее в пределах кольца. Если бы все было так просто, травница давно осталась бы без работы.
– Верно. Поди погляди.
Внутри было душно, пахло рвотой и горячечным потом. Значит, не холодянка, а что похуже… С десяток взрослых и детей разместились кто где: на скамейках, на сундуках, просто на полу. С печки тоже доносилось чье-то сиплое дыхание. Большинство спало, остальные лежали без движения, уставясь в одну точку. Зорка зацепилась взглядом за светловолосую молодку, очень похожую на Даньку. Она лежала, поджав колени к груди, но при этом далеко запрокинув голову в сбившемся набок повойнике. Ее колотил озноб, не помогла даже накинутая сверху доха. Необычная поза навела травницу на мысль.
– Ты же помнишь: если со мной что-то случится, Жихан умрет? – В избу неслышно вошел ератник, прикрыв за собой дверь.
– Не бойся, упырь, до этого не дойдет. – Зорка склонилась над матерью Даньки и принялась прощупывать пальцами шею, от лопаток до затылка. Мышцы оказались твердыми как камень. – Я знаю, что с ними. Ромеи называют эту заразу «менинкс».
– А меня ромеи называют Сигмар, поскольку культурные люди. – Ератник с брезгливой мордой перешагнул какую-то старуху и принялся разглядывать развешенные в углу обереги. Были они непростые, с затейливой резьбой. Видно, жители заимки любили делать красивые вещи. Красивые и бесполезные, судя по тому, как равнодушно ератник покрутил и отбросил оберег с рунами, защищающими от зла. – У тебя есть лекарство?
– Нет, но могу приготовить.
– Сколько времени это займет? Осталось осьмнадцать дней, а мы не преодолели и половины пути.
– Если нам и дальше придется тащить волокушу, точно опоздаем. Главное – добраться до Смоленска, оттуда пойдем по воде.
Зорка поплотней прикрыла больную дохой и вернулась во двор. Вокруг успели собраться гончары. На обращенных к ней лицах чередовались недоверие и страх. И только в глазах Даньки светилась надежда на чудо.
– Приготовьте чеснок, березовые почки, кору от мертвого дуба и большой котел. К ночи разожгите огонь и сидите по домам, не высовывайтесь. Зелье варить буду.
– Всё сделаем, как скажешь, – за всех ответил Колыван. – А пока отдохни да поешь, чего Ярило послал.
Гостей разместили в летнике одного из домов на втором этаже. Принесли нехитрую снедь – пару луковиц, репу с конопляным маслом, свежих ржаных лепешек. Но после трех дней на черемше показалось, что пищи вкусней просто не существует. Карася устроили на лежанке, напоив подогретым молоком.
Зорка искоса глянула на занятого трапезой ератника. Ел он с обычным гадливым выражением лица, тщательно осматривая каждый кусок перед тем, как отправить в рот. Будто привык питаться с золотых блюд и никогда не рвал человечину зубами. В голове крутилась соблазнительная мысль – так просто подмешать в еду какой-нибудь дурман. Дождаться, когда враг осоловеет, и перерезать горло. Зорка почти воочию увидела алую черту ниже кадыка. Кровь заливает плечи и грудь, стекает на лавку, каплет на дощатый пол…
– Дыру не прожги, – буркнул ератник.
Травница поняла, что уже минуту пялится на его шею. Тряхнула головой, отгоняя видение. Рано. Вдруг перед смертью Жихан вернется в тело и посмотрит на нее с укоризной?
– Мне надо выспаться. Разбуди меня на закате.
С первыми звездами травница спустилась вниз, прихватив нужные ингредиенты и маленькую медную ступку. Ночь выдалась теплая и безветренная. Вот что она любила в своем ремесле больше всего: возможность сидеть в тишине, смотреть на костер и неторопливо перетирать пахучие травы. Впервые с тех пор, как отряд выехал из Изборска, по сердцу разлился покой. Слова заговора сами слетали с губ: «Посреди окияна остров стоит, а на том острове древо растет, а под древом семь девиц в хороводе кружат. То Трясовица, Огневица, Ледяница…» Зорка запнулась – взгляд ее упал на кусочки дубовой коры, сложенные в туесок.
– Что не так?
Из темноты выскользнул ератник, поднял кору и поколупал ногтем.
– Вроде дуб.
– Дуб, да не тот. Наверное, Колыван напугался слова «мертвый» и велел ободрать самый живучий дуб во всем лесу. Чуть зелье прахом не пустил… Пойду искать подходящее дерево.
Неприятно усмехнувшись, упырь двинулся следом.
Повезло, что небо было чистым, без облаков. Висела круглая и желтая, как масленичный блин, луна, далекими огоньками перемигивались звезды. Лес наполняла скрытая от человека жизнь: шелестела листвой, шуршала в траве, попискивала из темноты. Зорка ступала тихо, ератник и вовсе казался тенью среди теней. Даже его кольчуга удивительным образом не отражала, а словно впитывала лунный свет. Похоже, душа колдуна влияла на тело Жихана. Он прекрасно видел в темноте и двигался с невозможной для шестипудового сотника грацией. Но при этом забыл взять меч, чего не сделал бы ни один вой, хоть бы и десяти лет от роду.
Остроглазый ератник первым приметил дуб – старый, корявый и совершенно сухой. Зорка принялась отдирать ороговевшие наросты, выбирая места потрухлявей. Увлекшись, она не сразу заметила, как задрожал амулет.
– А давай-ка желудей наберем…
– Что? Нет, они не нужны.
– Держись!
Ератник схватил травницу и швырнул вверх. Тело сработало быстрей головы – пальцы ухватились за шершавую кору, Зорка подтянулась и оседлала ветку. Следом прыгнул лжесотник, забравшись ярусом выше. Сумрак под ногами вдруг ожил, загорелся десятками огоньков – дуб окружили волки.
– Сигмар, прогони их!
– Что я слышу? Ты вспомнила мое имя. И каким образом, по-твоему, я должен их прогнать?
– Ты же колдун! Вот и колдуй! – Ветка под Зоркой прогнулась с тихим треском. Снизу послышалось басовитое рычание.
– Видишь ли…
Зорка насторожилась, крепче уцепившись в насест. Обычно за этим вступлением следовали неприятные известия.
– Мои возможности пока ограничены. Удержание чужого тела забирает много сил. Могу убить одного-двух, но с целой стаей не справлюсь. Давай…