Безопасность непознанных городов (ЛП)
— Что было потом?
— Я не все помню.
— Как-то не верится.
— Давай спать.
— Если действительно не помнишь, я тебе завидую. Я помню детство до мелочей... одиночество, насмешки людей, понявших, кто я такой. Думал, лучше сдохнуть. До сих пор иногда так думаю. Кто знает, на что похожа смерть? Вдруг, умирая, испытываешь ни с чем не сравнимый кайф? Но даже если и ничего, ты обретаешь покой, желаний не остается.
— Как ты можешь так говорить? Ты прекрасен. Мне бы хотелось быть как ты, двуполой. Возможно, это избавило бы меня от ощущения собственной неполноценности.
— Или же ты поняла бы, что я не мужчина и не женщина, а их недоверсия.
Маджид взял трубку и, втянув щеки, сделал глубокую затяжку.
— Курни со мной, почувствуешь себя лучше, — предложил он.
— Нет, — покачала головой Вэл.
— Тогда как мне тебя развеселить?
Продолжай обнимать, не отпускай — вот что могла бы сказать Вэл, но ей требовалось сбежать от воспоминаний, укрыться за барьером из миль и любовников, так что она попросила:
— Просто оттрахай меня как следует. А потом расскажи о Городе.
* * *Она задремала с членом Маджида внутри, пристроив голову между его грудей. Вначале летала во сне, но затем внезапно вспомнила о силе тяжести и начала падать головой вниз, спирально приближаясь к неминуемой смерти.
«Очнись, это всего лишь сон!» — приказала себе Вэл и в поиске успокоения потянулась к телу Маджида, но того не оказалось в постели. Он сидел на корточках рядом.
— Тсс, не издавай ни звука. — Его лицо искажал ужас.
Со двора донеслись шаги. Кто-то поднимался к ним по лестнице, затем вошел в коридор.
Маджид лихорадочно бегал взглядом по комнате, словно пытаясь усилием воли пробурить путь в стенах или потолке.
— В чем дело? — прошептала Вэл.
— Тсс. — Приложив палец к губам, он бросил на нее такой выразительный взгляд, что ей даже не пришло в голову спорить.
Шаги замерли у двери. Вэл затаила дыхание.
— Маджид? — старательно одолевая чужие, германские звуки, произнес дразняще-соблазнительный, мелодичный голос. — Маджид, милый, я знаю, что ты там.
Дверная ручка повернулась, но дверь была закрыта на задвижку с цепочкой.
— Не стоило от меня убегать. Не стоило красть мою красивую безделушку, — с еще большей медоточивостью произнес голос, опустившись почти до шепота. — А теперь открывай дверь, ты, жалкая шлюха. Возвращайся домой.
Почему-то от этого голоса у Вэл сердце испуганно подпрыгнуло к горлу. Слишком мягкий, слишком слащавый. Наверное, таким возносит молитвы развратный священник, лаская член псаломщика в исповедальне. Властная проникновенность его звучания пробирала до кишок, и, несмотря на страх, в глубине души Вэл хотела открыть дверь.
— Давай, засранка! Открывай дверь, покажи, кого притащила позабавиться. Ты же знаешь, я очень люблю наблюдать, как ты трахаешься направо и налево. Так что впускай, и, возможно, я прощу тебе все предательства.
Вэл посмотрела на Маджида, оцепеневшего от ужаса и бледного как полотно. Какое-то чувство подсказывало: эти угрозы — что-то вроде игры, обладателю голоса ничего не стоит выломать дверь.
— Ерша тебе в дупло семь раз против резьбы, никчемная потаскуха! Сама знаешь, я лишь больше накажу тебя при новой встрече. А она будет. Тебе от меня не убежать. Я тебе нужен. Ты придешь ко мне, и придешь умоляя. Тебе без меня не выжить.
Больше всего Вэл испугалась последних слов, ошеломленный взгляд Маджида подтверждал их правдивость. Да и не ожидала она, что сладкоголосый грубиян за дверью уйдет мирно. Он мог выбить ее в любой момент.
Но удара не последовало. На несколько минут повисла тишина. Незваный гость явно никуда не ушел и прислушивался к звукам в комнате. Тягостное молчание казалось Вэл намного более зловещим, чем насмешки и угрозы. От мысли, что кто-то притаился за дверью, ожидая возможности наброситься или продумывая следующий шаг, всплыли воспоминания о давно похороненных ужасах. Боязнь вновь оказаться беспомощной пленницей скользнула в сознание, будто стилет, рассекающий мышцы и жир. Неподвижно лежа в объятиях трепещущего Маджида, Вэл чувствовала, как в ней поднимаются старые страхи, затапливая грудь, горло, разум, словно потоки воды тонущую деревню.
— Ах ты шельма, я знаю, ты там. Валяй, так и быть, развлекайся сегодня, но если и дальше собираешься от меня бегать, новых поблажек не жди. Никакой пощады для тех, кто пренебрег моей добротой. Тебя изгонят навечно!
Шаги тихо пошаркали прочь.
Вэл снова обрела способность дышать. Выпрыгнула из постели и затаилась у подоконника, не обращая внимания на возражения Маджида. Во дворике уже появилась фигура, мужчина средних лет. Высокий, сутулый и чуть ли не изможденный, но на плечи ниспадала роскошная грива угольно-черных волос, кое-где тронутых сединой.
— Пригнись! — прошипел Маджид.
Мужчина во дворе повернулся к окну, за которым скрючилась Вэл. В комнате было темно, а двор заливал лунный свет. Вэл не сомневалась, что незнакомец ее не видит, и все же под его взглядом ее пробрала нервная дрожь — страх и томление, отвращение и похоть.
На мгновение Вэл заледенела изнутри, испытав малодушную потребность бежать, а затем он отвернулся.
— Не показывайся ему, черт бы тебя побрал!
— Успокойся. Он уже уходит.
Маджид прокашлялся, словно собираясь задать бесцеремонный вопрос.
— Как он выглядел?
— В смысле? Разве сам не знаешь?
— Иногда он... надевает личины.
— Ну, сегодня он похож на изваяние святого с мексиканского Дня мертвых. Такое чувство, что он недоедает и никогда в жизни не знал любви.
— Да, — вздохнул Маджид.
Похоже, это описание было ему слишком хорошо знакомо.
— Кто он?
— Да так, у нас с ним были кое-какие дела.
— Как его зовут?
— Зачем тебе?
— Любопытство.
— Доминик Филакис.
— Твой сутенер?
Маджид не ответил, но встал с кровати и вставил в курильницу на подоконнике новую сандаловую палочку.
Когда он опять повернулся лицом к Вэл, мглистый серый свет предутренних сумерек обрисовал спинной хребет, делящий его широкие плечи и узкую талию пополам, и неуместный силуэт полных грудей.
— Ты зарабатываешь проституцией, — поняла Вэл.
— Говоришь так, будто тебя это удивляет.
— Меня мало что удивляет.
— Значит, ты невнимательно смотрела.
Наполнившие комнату ароматы сандалового дерева и клубники смешивались с запахом секса в пьянящий мускусный букет.
Маджид скользнул обратно в кровать и припал ко рту Вэл губами цвета хурмы.
— Нужно уезжать. Прямо сейчас.
— Что, сию минуту?
— Разве ты не этого хотела? Не за этим ко мне явилась? Только не говори мне, что решила еще немного понежиться в постели. Давай, собирайся. Не хочу здесь задерживаться.
— Да ты его и впрямь боишься!
— Просто проявляю... благоразумие.
— Что он тебе сделает?
— Проклятье! Ты задаешь слишком много вопросов.
— Мне сначала нужно заглянуть к себе в гостиницу. Забрать вещи.
— Это долго?
— Час.
— Ладно, значит так. Собирайся, но не мешкай. Знаешь, где вокзал?
— Да.
— В главном зале ожидания есть кофейня. Буду ждать тебя там. Не задерживайся.
— Филакис... он вернется?
— Не сегодня. Ему и без нас есть кого пасти. Я лишь мелкая рыбешка. К тому времени, когда он потеряет терпение и вышибет дверь, мы будем уже на полпути в Африку.
— В Африку?
— Разве я не говорил? Город — в Африке. По крайней мере, вход.
— Ладно, тогда до встречи!
— Паспорт у тебя при себе?
— Да.
Вэл уже одевалась. Подняв пояс-кошелек, она с ужасом заметила расстегнутое отделение. Паспорт и дорожные чеки лежали на месте, но кредитка и большая часть немецкой валюты исчезли. С внезапной тошнотой она вспомнила, как швырнула в потрясенного Лу сверток дойчмарок, не обратив внимания, что, помимо его денег, которые в тот момент презирала не менее его самого, вытянула и карту.