Соблазнить верную (СИ)
И теперь он четко ощущал ее полное безразличие… никакой взаимности в чувствах – ни в страсти, ни в зависти, ни во властности – более не существовало. И теперь Вадим ясно ощущал все нотки женской души, порхающей рядом с ним. Эта душа любила и сияла от счастья. Потому как обрела некую гармонию… возможно, потому что он точно понимал – их пьеса отыграна. Занавес.
Но… казалось, эпилог прозвучал только в отношениях. Одно было незаконченным – танец его истрепанной души и заблудшего разума.
Звонок в дверь, настойчивый и нетерпеливый. Открыв, Аня застыла на месте – перед ней стоял Вадим Яковлевич или то, что от него осталось. Они не виделись недели две, но за это время он заметно осунулся и превратился в подобие старика. Володя с подозрением сощурился за спиной Анечки в ожидании.
– Прошу вас, не гоните! – дрожащим голосом просил он. – Я знаю, что и так вас потрепал. Но боюсь, что мне никто более не сможет помочь.
Он не станет говорить о том, как тяжело ему оказалось решиться сюда прийти. Сколько раз по пути он останавливался, топтался на месте и даже возвращался. Будто кто-то стеной преграждал ему путь, сеял страх и сомнения, пытаясь вернуть домой, в свое мрачное логово.
Открыв шире дверь, Аня впустила его только после визуального одобрения мужем.
– Я от врача, – объяснил Вадим, закрывая лицо руками, будто от стыда. – Выбежал от него в страхе, что в психушку закроют.
– Да, это вы зря сделали, – произнесла с сочувствием Аня. – Врачи не поймут. Разве что верующие.
– Я уже понял вашу лютую ненависть к ним.
– Нет. Не ненависть. В большинстве случаев они понимают эти проблемы со стороны науки. Душевнобольные люди чаще всего одержимые. И на своем опыте знаю, что их не седативными лекарствами пичкать надо, чтобы приостановить возбудимость мозга, а в монастырь отправлять и вымаливать. Ох, вы ведь атеист! – опомнилась вдруг она. – До вас еще туго доходят некоторые вещи. Поступайте как знаете.
– Я об этом ничего не знаю. Поэтому и пришел к вам. Спросить. Может, к «бабке» попробовать?
– Не видели мы «бабок» от Бога, – перебил Аню Володя. – Если до этих целителей с одним духом можно иметь дело, то после них – с армией.
– То есть вы все настырно убеждаете меня, что пьянство, помутнение разума – это бесовщина? – выпалил Вадим.
Раздраженность от этой мысли он прятал за безобидным недовольством, хотя внутри себя пылал от гнева. И только тот факт, что история самой Анны имеет более-менее благополучную развязку, заставлял его внимать тому, что говорили Камушкины.
– А вы думали?.. Все болезни идут из души.
– А врачи об этом знают?
– Многие врачи уже давно к психически неуравновешенным без молитвы не заходят, – с уверенностью сказала Аня, будто видела такое воочию. – И вообще, существует такая штука, как психосоматика. Вот к ней я прислушалась бы. Возможно, есть люди, выход которых найдется только в клинике. Но ваш случай, как я думаю, не из этой «оперы».
Да, не готов еще Вадим Яковлевич слышать подобное, и Камушкины это видели. Но он спрашивал, и ему нужно было отвечать. Лгать – не вариант. Просит правды, пусть слушает, какой она есть. Потом уже разбираться надо, что дошло до него, а что нет.
– Что мне теперь делать? – хватался за голову он. – Я не могу спать – снится белиберда или кошмары. Утром жутко хочется выпить, с ума схожу. Сдержать себя получается только чудом. Потом бегаю как ошпаренный то на работу, то к друзьям, то к Марии, дабы отвлечься от неистового желания «залиться» алкоголем, отогнать все нападки, позволить мозгу немного отдохнуть. Но тщетно, я даже во сне пытаюсь разобраться в себе и найти выход из ситуации. Все время в мыслях, движении, а толку нет. К вечеру – уставший как собака, а ночь – опять без сна. Засыпаю на рассвете. Никаких нервов. Очень плохо. Очень.
Вадим готов был разрыдаться, и Ане так хотелось прижать его и поплакать вместе с ним. Ибо он был один в этом бою, а с ней был муж. А ей известно, как это тяжело – тебя никто не понимает, все готовы крутить пальцем у виска и отправить тебя куда-то на лечение. А у тебя просто рыдает душа, будто закрытая в темном бункере и не видящая выхода. Плачет и все тело сотрясает своими рыданиями. А как измениться? Хочется, но почему-то жутко и страшно. Все страшно – спать, есть, видеть, слышать голоса в своей голове. И все время кажется, что тебя убьют или ты – сам себя… чтобы не мучаться.
– Выхода здесь два, – тихо сказала Аня, взяв его за руку и игнорируя ревнивый взгляд мужа, ибо она знала, что ее коллега в этом жесте крайне нуждается. – Или продолжать делать то, что вы делали, тем самым полностью отдавая себя во власть тьмы. И погибая совершенно. Или борьба. Борьба за свет в своей душе, попытаться вырвать ее из когтей тех, кому вы ее отдали.
– А можно как-то без этого?
– Нет, нельзя.
– А посередине?
– Вы хотите не выбирать ни свет, ни тьму, а оставить сумрак, к примеру?
– Да. Не хочется быть плохим, но и быть святым тоже как-то скучновато. Или даже боязно.
– Вас страшит излишняя доброта?
– Да. Я боюсь стать слишком набожным.
– Набожным или святым? – она рассмеялась. – Вы слишком самонадеянны. Для того, чтобы прийти к этому, нужно пройти целый путь… Длинный и долгий. Вы думаете, что сейчас захотите стать другим, Бог щелкнет пальцами и все, вуаля! Приветствуй, мир, нового Ковалева Вадима Яковлевича? Стать святым – стать духовно чистым. Снизить до предельного минимума свою греховность. Человек, как правило, редко на это способен. Хотя должен стремиться. А от вас все, что сейчас требуется, – это обрести веру.
– Я уже стал верить в Бога, если честно…
Ее губы затронула легкая улыбка, а глаза сверкнули с каким-то сожалеющим пониманием. Сожалеющим о сомнениях, которые добивают его душу.
Вадим же абсолютно отвлёкся от обсуждаемой темы, ибо принялся поглощать изумленным взглядом каждую морщинку на лице Анечки. Да, её внимательный муж прочел неистовое восхищение, изображавшееся на лице соперника, но отреагировал как-то безразлично.
Все потому, что сию минуту, когда она разгоряченно пыталась достучаться до его уснувшей души, Вадим впервые заметил то, что ранее в ней отсутствовало – такой удивительный, умиротворенно-счастливый блеск в глазах, который может быть только у женщины любящей и надежно защищенной своей любовью.
Неужто возвращение этого блудного муженька, поставившего безоговорочное «вето» на ее душе и сердце, сделало Аню счастливой, что это настолько очевидно – все её существо торжествовало и трепетало… О чем тогда он, Вадим Ковалев, думал, когда так настырно пытался сломить ее верность? Да, очевидно, есть вещи, не поддающиеся никакой логике и объяснениям. И это не совсем вещи, это чувства… истинные и глубокие.
Вернув свое уплывшее внимание в реальность, он сосредоточился на ее словах:
– Все мы верим, скажем так, «немножко». И почти все мы маловеры. Потому что обрести веру – это значит твердо знать, что «на все воля Бога», а то есть не унывать, если что не по-вашему; не ждать, что все будет по-вашему; не гордиться, если случилось по-вашему, – потому что всему хозяин Бог: Он дает, Он же и отбирает. Только человек превознес себя, как тут же шмяк… плашмя на землю.
– И долго так будет Бог с нами беспощадно? – глаза Вадима вдруг забегали по комнате и изредка с каким-то страхом и недоумением посматривали на собеседников.
– Столько, сколько нужно для очищения души и нашего вразумления, – продолжала умиротворенно Аня. – Мы ведь в Его глазах дети несмышленые. Но Его дети, если сами не отдаем себя в руки своего врага. Притчу «Блудный сын» знаете? Она про каждого из нас.
– Ну хорошо, – видно было, что Вадим всеми силами старался понять то, о чем идет речь. – Вы говорите, в храм ходить надо. В церкви все ответы. А почему бы не попробовать восточные практики, например? И бить шишки поклонами не надо… И рабом себя признавать…
Господи, как же тяжело-то с этими атеистами!