Соблазнить верную (СИ)

Что-то щелкнуло и включился свет настольной лампы. Нет, Вадим не сиял от радости, к удивлению Анечки. Скорее, выглядел озадаченным и несколько измученным.
Пока он безрезультатно полчаса назад искал с ней встречи, его сердце устало от непрестанно сменяющих друг друга эмоций. И в определенный момент Вадим внутренне психанул: начинала надоедать эта игра в жмурки. Уже с трудом он настраивал себя на победу, убеждая свой разум, что до нее осталось пару шагов.
Тогда, решив немного отдохнуть от внимания публики, Ковалев вышел на балкон. Надежды на то, что они встретятся, не оставалось, мелькать в толпе народа более не хотелось. Выпив бокал коньяка, он решил вернуться в зал и открыл ближайшую к себе балконную дверь. Оказавшись во мгле, Вадим понял, что ошибся, но привлекшие его беззвучность и темнота комнаты убедили уединиться тут, дабы немного собраться с мыслями.
Все время, пока Аня вела разборки с абонентом по имени «муж», Вадим пытался понять, как случилось это совпадение и почему она его не замечает? Будто кто-то сделал его невидимкой!
Сейчас, глядя на нее, заплаканную и отчаявшуюся, ему хотелось ее утешить. Но и не хотелось пользоваться ситуацией в коварных целях. Потому что стало жаль ее. И сыграл свою роль давно замеченный им факт: нездоровая обстановка в семье способна привести женщину в состояние губительной депрессии, а это может отразиться на актерской работе.
Он решил отойти от темы, дабы немного позволить ей успокоиться.
– Искал вас весь вечер, чтобы отблагодарить за блестящее интервью и… хотелось бы признать, что исполнение роли вами значительно усовершенствовано. Вы растете, Анечка, – он заметил, как она застыла, опустив заплаканные ресницы. – Вы – талант. Вам удалось даже в нужный момент импровизировать.
– Благодарю. Мне кажется, я стала лучше чувствовать сцену, – улыбнулась она, вытирая слезы. – Возможно, еще не совсем профессионально, но мне открываются такие удивительные вещи, я доверяюсь им и следую…
– Вот-вот, – Вадим с улыбкой поднял указательный палец вверх, – послушание сцене очень важно. Чтобы сыграть должным образом, нужно вверить себя исполняемой роли.
– Да, – в ее улыбке он ощутил какое-то облегчение.
– Предлагаю по этому поводу пригубить шампанского.
Вадим протянул один из двух бокалов, и она с подозрением сощурилась. Как он это подстроил?
На самом деле эти бокалы здесь стояли и казались нетронутыми. Будто кто-то нарочно их оставил. И будто этот «кто-то» знал, что здесь напиток будет весьма кстати.
– О нет, – улыбнулась Аня. – Благодарю, я за рулем.
Неожиданно Вадима окатила волна ярости, тут же растворившая его настрой на доброжелательную беседу.
– Как? Кто на банкет отправляется своей машиной? – в горячке воскликнул он.
– Я ведь говорила вам, что мне нужно домой. Не хочу терять время. Дочь и так чувствует себя одинокой… простите, Вадим Яковлевич…
Это была хитрость! Она нарочно так поступила, чтобы не терять самообладания. Но он был уверен, что Анна возьмет такси – так сделала сегодня вся труппа. Ну почти вся.
– Аня, перестаньте, пожалуйста, – не выдержав овладевшего им негодования, порывисто выпалил Вадим.
Внезапно он подскочил с кресла и поспешно направился к ней. Аня в ожидании закрыла глаза, когда звук шагов прервался где-то рядом, в непосредственной близости от нее. Взглянув перед собой, она уже не смогла отвернуться.
Его глаза красноречиво взывали её быть честной с ним, и по участившемуся дыханию, которое актриса старательно пыталась усмирить, он понял, что прав в своих догадках.
– О чем вы? – настырно продолжала лицемерить она.
– О вашем ханжестве, – с гневом процедил он сквозь зубы.
– Не понимаю, – попытавшись шагнуть назад, в чем ей помешал стоящий позади диван, она остановилась. – Как ханжество соотносится с моим отказом принимать алкоголь?
– Не понимаете! – Ковалев едва сдерживал в себе крики, приближаясь к ее лицу, пронизывая импульсами хладнокровный взгляд. – Вы сейчас бездарно играете, моя дорогая! Прекратите немедленно!
 
Из приоткрытых губ раздался шумный выдох.
– Я продолжаю вас не понимать, Вадим Яковлевич!
– Вы продолжаете притворяться, что не понимаете! – он рассерженно повысил голос и тут же с опаской оглянулся.
– Чего вы от меня хотите? – не меняя холодного тона, спросила она.
– Вы сами прекрасно знаете чего! – затаив дыхание, он приблизился к ней, но она отпрянула. – Того же, чего и вы, в конце концов!
– Вы ошибаетесь, думая, что ваше желание взаимно, – внезапный смелый взгляд и ровное дыхание поразили его.
Ковалев опешил от такой перемены – перед ним вместо образа робкого ангела появилась железная леди, всем своим видом проявлявшая не собственное повиновение, а желание принудить к подчинению.
– Разве? – продолжал отчаянные попытки Вадим. – Ты, девочка моя, горишь, как спичка, думаешь, я не вижу? К тому же не забывай, что я слышал твою беседу с мужем.
И снова в ее реакции – только томный вздох, тут же подавленный напускным хладнокровием.
– Спичка быстро перегорает, – процедила она сквозь зубы.
– Если не бросить ее в гору приготовленных поленьев, – добавил он.
– Я прошу вас избавить меня от своего присутствия… – она выдавливала из себя слова, будто отдавая приказы против воли.
– Ты просишь о том, чего на самом деле не хочешь, и это очевидно, – перебил он.
– Мы находимся в центре всеобщего внимания и…
– Плевать!
– Вам на свою жизнь – да. А мне на свою – нет. Просто не подходите ко мне.
– Интересно, как ты себе это представляешь? Мы работаем вместе, попрошу не забывать.
– Значит, мне придется покинуть театр, – спокойно проговорила она и попыталась отойти, но он ее остановил, властно схватив за руку.
– Аня! Не иди против себя, не делай глупостей! Твоя борьба с собой трагична. И перестань врать. Поверь, я могу отличить холодность от страсти.
– Правда? А уверенность в себе от самоуверенности вы умеете различать? – это едкое и четкое замечание на мгновенье сбавило обороты его напористости. – Глупостью станет подчинение не сцене, а вам, – ее холодный взгляд сжигал все надежды, которые все еще в нем пылали. – Оставьте меня! Я требую!
– Оставить?! – он вновь схватил ее за кисть и властно приблизил к себе. Она смотрела на него ледяным взглядом, но он все же сумел заметить в нем страсть, полыхающую где-то глубоко на дне замерзших голубых озер, которыми виделись ему эти глаза. Вадим приблизился губами к ее ушку и сладострастно выдохнул: – Анечка, теперь я тебя хочу еще больше! Теперь, когда знаю, что на самом деле ты одинока, хоть и замужем.
– Вам сильно хочется, чтобы я вас внесла в свой черный список? – ответив на это сближение королевской сдержанностью, она смело дерзила только благодаря тому, что сумела совладать со своими эмоциями.
– Интересно… что за список? – стервозно спросил он. – Кого ты жаждешь, но отвергаешь под видом целомудренной дамы?
– Нет. Список не видящих, не слышащих и не понимающих моих просьб. Список равнодушных к моему сердцу людей. Список не уважающих меня и мою семью.
– О! Избавь меня от этого, прошу! – театрально молил он. – Я вижу твое сердце! И в нем много страсти! Будет глупостью ее игнорировать…
– Будет глупостью следовать ей! – выпалила она, но не сумела проконтролировать дрожь в голосе, тут же уличенную им. Это заставило нахально обхватить ее за талию и прижать к себе так, чтобы видеть малейший блик ее блуждающих глаз.
– Отпустите же меня! – воскликнула она, попытавшись высвободиться из этих тисков, которыми сделались сейчас его руки.
– Нравится быть рабой Божьей? – с издевкой выпалил он, пытаясь укротить ее намерения вырваться.
 
Этого вопроса она не ожидала, поэтому застыла в изумлении. Откуда ему известно о ее духовной жизни? Неважно откуда! Важно поставить его сию минуту на место! Резко оттолкнув Вадима от себя (что получилось только благодаря собственной решительности и оскорбительного тона в сторону того, что было крайне дорогим ее душе), она презрительно воскликнула: