Соблазнить верную (СИ)

– Да, а потом – город, а потом – страну, а потом – всю жизнь. Меня будет преследовать это испытание до тех пор, пока я его не преодолею. Не в театре дело. В душе, ты ведь знаешь.
– Да измотанная она у тебя, душа твоя…
– Да-а-а, – с сарказмом пропела та, едва сдерживая в себе слезы, – грехами своими.
– Прекрати. Не только своими, но и чужими.
– Марина, ты ведь знаешь причины…
– Он тебе нравится? – прямолинейный вопрос сестры привел Аню в ступор.
– Я не знаю, – виновато склонив голову, ответила она.
– Не знаешь? – голос Марины напрягся, ибо она понимала, что это очень плохо.
– Нет. Мне тяжело думать, когда он рядом.
– Тяжело думать? А чувствуешь что?
– Страх.
– А когда его нет рядом?
– Тогда я хочу, чтоб он был.
Марина обомлела. Ответы сестры просто шокировали – совсем недавно Аня думать не хотела о ком-то другом. Она отвергала любые возможные неблагоприятные варианты исхода их с Володей отношений. И Анна обладала удивительной уверенностью в своих чувствах. Почему удивительной? Потому что ситуация в ее семье периодически накалялась до предела.
– И давно это у тебя?
– Не помню. Наверное, с тех пор, как перестала видеть в нем бабника… а увидела израненную душу.
– О Господи! Это грозит не просто интересом… или флиртом.
– Умоляю, молчи, сестра. Я сама не знаю, что за наваждение.
– Не могу понять, что ты в нем нашла? – Марина с удивлением пожала плечами. – Нервный какой-то, неискренний… жеманничает постоянно… Очень непривлекательный, как по мне.
– Восхищение Ковалевым исходит со сцены. И только после этого восторга начинается какой-то оживленный интерес. Берет своей самоуверенностью, иногда перерастающей в наглость и даже нахальность. Умеет заставить женщину чувствовать себя порхающей от красноречивой похвалы и тут же раздавленной собственной ревностью, ибо хвалит он не только тебя. Искусно играет словами, вызывая некое восхищение… причем, ты не сразу понимаешь, что млеешь от него, а спустя какое-то время, когда вернуть свою холодность по отношению к нему уже оказывается невозможным. И могу сказать точно, что им тоже владеет «темнота»… Его талантами обольстителя.
– Ты думаешь, он чем-то занимается? Колдовством?
– О нет! Зачем, дорогая? Таким «темные» силы и так помогают, одаривая мнимым успехом, кружа голову от признания собственной непревзойденности… Вадим Яковлевич сейчас впал в прелесть… от самого себя. И я даже не знаю, есть ли что-то хуже этого греха, потому как он ослепляет и способен привести к безумию.
– И, несмотря на все это, ты хочешь его, правильно я понимаю?
– О. Я прошу тебя… У меня мужчины не было год. Хотеть в этом случае, прости за подробности, можно каждого встречного. Это просто желание телесного удовлетворения, поэтому опираться на него нет смысла. В голове надо навести порядок. И в сердце. Да, когда женщина слишком долго находится без мужчины, она становится невменяемой, – это и есть причины моего желания. Все было бы ничего, если бы с Вовой у нас существовала ясность в отношениях.
– Но вы венчаны, Аня! Куда еще яснее? – Марина хотела достучаться до ослепленной сестры, но та игнорировала ее старания.
Помолчали. Потупленный взгляд Анечки лишь свидетельствовал о том, что отвечать ей не хочется.
– Хорошо, – Марина тяжело выдохнула. – Для успокоения… моего успокоения. Ответь на другой вопрос: где ты видишь Вову тогда, когда рядом Ковалёв?
Заметив страх во взгляде сестры, Аня задумалась.
– Вчера… когда Вадим находился здесь, на миг появилось чувство, что Вовы вообще в моей жизни никогда не было.
– Боже милостивый, – схватилась за голову та. – Аня! Что происходит? Ты ведь любила его!
– Да. Любила и, мне кажется, люблю! Но я ведь год его не видела. И что почувствую, когда увижу, не знаю.
– Для любви это не срок! Если ты любила его вообще…
– Так, Марина, угомонись! Не нужно делать преждевременных выводов! – раздраженно попросила Аня. – Все сказанное совершенно не значит, что я не люблю Вову или люблю Вадима. Нет. Здесь другое. Что-то более…
 
– Серьезное?
– Нет. Более сложное. Сейчас я чувствую свой мозг бесполезным мотком спутанных ниток. Будто кто-то хочет мне голову заморочить.
– А душу?
– Душа хочет, чтоб мозг оставил ее в покое. Как всегда, впрочем. Нужно время и самоанализ.
Решаясь сменить тему, Марина предложила:
– Конфеты?
Посмотрев на протянутую коробку, Аня облизнула пересохшие губы.
– Господи, сколько я вчера их съела?
– Да несколько штучек.
– А во сне целую коробку слопала…
На лице – бледность и ступор, глаза забегали по комнате в предположениях, и по их выражению можно было приблизительно угадать направление ее мыслей.
– Неужели и правда, Марин? – какое-то просветление во взгляде Анны порадовало сестру. – Неужели он что-то предпринимает?.. На всякий случай… прости…
Она схватила коробку и, выбросив ту в мусор, посмотрела в глаза сестре:
– Кажется, начинается война… Моя война, в которой я уже давно считала себя победителем. Пожелай мне удачи.
  
Глава 5. «А я – Ева, как и все женщины»
 
– Вадим Яковлевич, – её несмелый голос растворялся в гомоне собирающихся домой коллег, – я не смогу остаться завтра на банкет.
Отведя взгляд от монитора, режиссер сдержал осведомленную улыбку.
– Вот как? – наигранно удивился он. – По какой причине?
– Не с кем оставить дочь, – мямлила Анечка, а сама от стыда прятала глаза. Обманывать-то грех, небось, в соответствии с понятиями этих святош.
– Муж не приехал? – с притворной досадой спросил Вадим.
– Н-нет. Пока нет.
А тоска какая в голосе, когда речь о муже зашла!..
– А сестра?
– У сестры своя жизнь, она не обязана… Собственно, почему это я отчитываюсь? – последняя фраза звучала с нарастающим возмущением.
– Анна…
Он встал со своего кресла и заметил, как она втянула голову в плечи, будто готовясь к обороне. Хотел было подойти ближе, но остановился. Незачем ее запугивать. Но как же надоела эта роль робкой недотроги… Вадиму страстно хотелось видеть в Анне другого персонажа, всячески отвергаемого ею.
– Анечка, я к вам обращаюсь, – дождавшись, пока она поднимет на него рассеянный взгляд, Вадим продолжил: – Мероприятие рекламное – своего рода анонс для информационного представления пьесы потенциальному зрителю. Естественно, оно не обязывает вас пребывать до занавеса. Скажите гостям "здрасьте", а когда публика перестанет акцентировать внимание на причине события, можете уйти. Вы играете главную героиню пьесы, не забывайте, пожалуйста.
– Я не могу, – вдруг взмолилась она, глядя на него с надеждой на понимание.
Вадим четко уловил эту мольбу в потускневшем взгляде, давно не радовавшим его задорными искорками.
– Если бы ты сказала «не хочу», то я смирился бы с этим! – вдруг произнес он каким-то электронным голосом. – И, возможно, это меня остановило бы… Но «не могу» – это больше самооправдание!
Поднявшись со своего места, Вадим настолько приблизился к Анне, что она ощутила его горячее дыхание у собственного виска, и казалось, что касание его губ к ее коже неизбежно… однако он не торопился выполнять приказы собственного тела.
– От вас исходит энергетика дикой неудовлетворенности… – только прошептал он. – Женской неудовлетворенности. Я советую вам решить эту проблему.
– Верность для меня не проблема, – не шелохнувшись, ответила она, пытаясь усмирить сокрушение тела под собственным сердцебиением.
– Нет? А что же?
– Признак уважения и любви к мужу, которого я недостойна.
Кульминация в сюжете их отношений медленно нарастала, готовясь к феерическому исполнению финала. Это понимали они оба. И для откровенной сцены нужно было лишь устранить оставшиеся моральные барьеры… Этим-то и занимался Вадим Яковлевич.
 
Да, его глаза играли самонадеянностью. Не удавалось отойти от своей идеи завоевания этого трофея хотя бы потому, что господин Ковалев не умел проигрывать. Не имел права. Ибо считал, что один проигрыш – это начало общего и вечного падения в бездну поражения, откуда выбраться не представляется возможным. Поэтому он обязывал себя довести дело до конца.