Купец из будущего 2 (СИ)
Король, разгоряченный после охоты, пировал с герцогами Нейстрии. Огромный кабан, которого егеря загнали с собаками под его копье, был уже зажарен. Дымящееся мясо лежало на огромных серебряных блюдах, которые достали по такому случаю из казны. Кубки, впрочем, были оловянными или резаными из дерева. Местный казначей, юркий мужичок из грамотных римлян, герцогам не доверял, и имел для этого все основания.
Неотесанные горластые мужланы, то есть благородные франки из знатных родов, были уже изрядно навеселе. Вина, меды и настойки поглощались ими в неописуемых количествах, опустошая подвалы королевского дворца. Напоить полтора десятка франков было титанической задачей, и служанки метались между столом и подвалом, принося кувшин за кувшином. Его величество не отставал от своих герцогов, вливая в себя один кубок за другим.
Дворцовый граф, управляющий немалым хозяйством виллы, склонился к его уху. На лице короля появилась озабоченность, и он встал из-за стола, пройдя в соседние покои.
— Ваше преосвященство, — склонил голову король, получая благословение от того, кого сам и назначил когда-то епископом. — Что привело вас в такую даль?
— Дела государства, мой король, дела государства, — заявил Арнульф. — Молился я и было мне дано откровение, что начатая в этом году война будет пагубна для страны. Ибо в ней погибнет король. Глупая смерть, от случайной стрелы, пущенной рукой язычника. И воцарится смута в королевстве франков, и прольются реки крови! И вновь придет сюда голод, чума и смерть!
— Да что ж такое-то! — сказал расстроенный Хлотарь, который сел в кресло, утирая пот. Он уже был абсолютно трезв. — Третий епископ приезжает, и всех троих одно и то же видение посетило. Видно, надо отложить тот поход, не ко времени он. И церкви надо богато одарить, раз сам святой Мартин от меня беду отводит. Удивительные дела творятся, святой отец! Просто удивительные!
* * *Зима в мораванском городище была злым временем. Со страхом и ненавистью ждали ее люди, ведь она приносила только горе. Мороз, голод и падёж скота еще можно было пережить. Это дело привычное. Но хуже бескормицы и ледяного холода были хозяева, что приходили сюда зимовать. Обры, чтоб им пусто было.
Арат спрятал жену в малой деревушке, а сам с детьми покорно отдал знатному тархану свой дом. Тот и не вспомнил уже, с кем спал в прошлом году, ткнув пальцем в первую приглянувшуюся ему девчонку. Бедняжка, что только-только начала ронять женскую кровь, безропотно пошла в чужой дом. Там она будет служить самому тархану, пока не надоест ему. Ее отец, глотая бессильные слезы, с тоской смотрел, как его дочь, что вчера играла в куклы, пойдет наложницей к обрину. Такова судьба подданных великого кагана. Такова судьба слабых, кто не может защитить себя.
И только несмелые разговоры у очагов идут про земли хорутан и дулебов, над которыми нет власти авар. Странные вещи рассказывают торговцы, что ходили в те земли. Говорят они про то, как справедлив молодой князь, как богато живут под его рукой словене, и как красива княгиня, у которой серьги стоят больше, чем вся их деревня вместе с людьми. Не человек она, а германская богиня Фрейя в образе женщины. Это мнение от тамошних баварцев пошло, а теперь и сами хорутане так говорят. Да и как не поверить в это, когда за ней тенью следует великан Ётун, что несёт на плече огромную секиру. Дивятся родовичи, а то вранье идет из деревни в деревню, по дороге превращаясь во что-то и вовсе несусветное. А вот Арат верил. Он сам с торговцем из тех земель разговаривал, что не убоялся, и переплыл полноводную Влтаву с грузом соли в странных слитках. Плечистый белозубый парень с ухватками хорошего бойца торговался вяло, сбывая соль по той цене, что давали, и это удивило Арата не на шутку. Но вот разговор с ним сын благородного всадника запомнил навсегда.
— А чего вы власть авар над собой терпите? — спросил его тот парень.
— Да так от роду повелось, — осторожно ответил Арат. — Я сам сын всадника и женщины из мораванского племени. Вроде как старший тут.
— И как? — подмигнул парень, доставая корчагу с медом, что только что сменял на соль у Арата. — Нравится старейшиной быть?
— Шутишь? — набычился Арат. — С чего бы мы тогда жен по заимкам прятали?
— Так вы вроде бы в конном бою аварам не уступаете? — удивился торговец. — Так давно бы поднялись всеми. Вы многие сотни воинов собрать можете. Или копья затупились?
— У кагана сила великая, — поёжился арат. — Если он свое войско сюда двинет, тут один пепел останется.
— Да что он тут забыл? — захохотал торговец. — Войско сюда вести из-за мешка проса и трех битых горшков? Да у вас же нет ничего. А с такими гостями, как авары, скоро и вас самих не останется. С голоду передохнете.
— Тебе хорошо говорить, — насупился Арат. — У нас и оружия хорошего нет.
— Будет, — просто ответил торговец. — В конце весны, пока лед крепок, жди караван. Три тысячи копий привезу, пятьсот секир, сотню кожаных панцирей и шапок. Ну, и стрел полтысячи колчанов.
— А платить я тебе чем буду? — понуро ответил Арат.
— Ничем! — ответил белозубый парень. — Подарок это.
— Понял я, от кого подарок. Если оружие привезешь, — скрипнул зубами Арат, — я тебя с бочонком мёда и с отрезанной головой тархана Хайду встречу. И под руку твоего князя со своими людьми пойду. Нам бы только обров проклятых с шеи сбросить...
— Договорились! — протянул руку парень, сверкая белозубой улыбкой. — В конце месяца зимобора (март) жди. И не болтай об этом!
— А людей как собрать? — с недоумением спросил Арат. — Надо с другими старейшинами переговорить.
— Не надо! — отрезал торговец. — Продадут аварам. Людям вообще верить нельзя. Как только оружие придет, режьте обров, что у вас на постое, — и он добавил с хищной улыбкой: — Остальным деваться некуда будет. Если сюда тудун с войском мстить придет, он виновного искать не станет. Вы тут все виновны будете.
Глава 39
Добрята снова натянул свой лук, прицелившись в соломенную мишень. Сердце бьется ровно, а не трепыхается, как пойманный воробей. Не так, как раньше... Выстрел должен уйти в цель между двумя ударами сердца. И только тогда, когда ты уже ясно увидел, куда попадет стрела, нужно спустить тетиву. Он отрабатывает стрельбу по мишени, и в этом Добрята стал лучшим из всей Сиротской сотни. Там, где все делали десять выстрелов, он делал полсотни. Там, где урок был сто выстрелов, он делал полтораста. Дядька Хотислав гневался поначалу, да пришлый болгарин Удан, что в войске наставником служил, к нему подошел, и что-то негромко сказал, в сторону Добряты поглядывая. С тех пор дядька Хотислав сквозь пальцы смотрит, что Добрята на полигоне днюет и ночует, даже тогда, когда мальчишкам отдохнуть дают. Не знает дядька Хотислав про уговор Добряты с князем. А ведь Добрята даже к капищу сходил, и воинскому богу клятву дал, что лучшим из всех лучников станет. И вот что странно, перестали Добряту на рыбалку посылать, и на огород трудиться. Он так и работал на полигоне, куда наставник приходил, и помогал ему. А еще болгарин их на занятиях зачем-то языку степняков учил, и сейчас по-словенски с ними и разговаривать не хочет. Не понял — твоя беда. Не исполнил приказ — идешь вместо полигона репу чистить под смешки товарищей. Поневоле тот язык выучишь.
Дядька Удан еще и мануфактуру организовал, где хорошие луки делают. Он из простого степняка за год богатым человеком сделался. Сам князь ему благоволит. В той мастерской наемные работники день деньской трудятся, чтобы в тагмах сильные луки были. Да только непростая это работа. И дерево доброе нужно, и сухожилия, и рог... Хороший лук три золотых стоит, с коровой в одну цену. Так вот, седмицу назад болгарин ему небольшой лук подарил. И не взрослый, потому что не хватит сил у Добряты, чтобы его натянуть, но и не палка простая, как у остальных мальчишек. И после этого он совсем с полигона не вылезает, чувствуя, как хрустят до боли мышцы спины, что за последний год и вовсе как камень стали. Добрята из слабосильного трусливого мальчишки за это время сухим и поджарым крепышом стал. Потому что кормят сытно, и гоняют от зари до зари. А вот на кулаках он до сих пор плох. До того плох, что наставник морщится, и рукой машет. Но вот в остальном...