Тринадцать жертв (СИ)

— Вряд ли дядя успел вернуться назад, даже если выехал сразу после того, как узнал. Соседи должны были сказать, что мы отправились к нему, так что он будет думать, что встретится с нами у него дома. Потом, конечно, поймёт, что мы не добрались, — Ирма отложила в сторону травинку и сорвала новую, — наверное, попытается поискать. Но в лес он вряд ли сунется, он же у нас жуть какой суеверный!
Камилла усмехнулась. Да уж, их дядя и на километр к лесу не приблизится, даже если от этого будет зависеть его жизнь. Все паранормальные истории, будь это передаваемое из поколения в поколение придание или детская выдумка, он тут же принимал на веру, иногда это доходило до абсурда. Было весело наблюдать подобное, но через некоторое время становилось не до смеха, так как дядя начинал говорить о религии, что затягивалось надолго и было очень и очень скучно. К счастью, что мама сильно от него отличалась: не верила и детей приучала не доверять всякого рода россказням, воспринимать их как интересные — или не очень интересные — выдуманные истории.
Медленно тянулось время. Сёстры иногда обменивались несколькими фразами, потом надолго замолкали, после кто-нибудь снова начинал разговор о том, как всё было, и что могло бы быть, происходи оно так, как задумано, а не как получилось. Солнце неумолимо двигалось в сторону горизонта, пробуждая беспокойство, но пока ещё несильное.
Родственники родственниками, а вот в замке пропажу наверняка уже заметили и обеспокоились по этому поводу. Общая проблема сближала, превратила всех обитателей замка в одну большую семью, члены которой были друг другу ближе, чем некоторые люди, которых связывало только кровное родство. Даже сёстры, прибывшие позже всех, ощущали себя частью этого семейства проклятых.
Камилла чихнула, когда ей на нос села бабочка, та тут же рассыпалась множеством золотых искр. Послышалась довольно громкая ругань, которую, кажется, просто невозможно не узнать, потом чьё-то недовольное ворчание, всё это происходило под шорохи и хруст веток. Радостный вскрик сопровождался выбежавшей к озеру Глендой, которая кинулась по очереди обнимать, не успевших хоть как-то среагировать, сестёр. Следом показались Фрейя и Эгиль.
— В замке расскажете, что вы тут забыли, нам надо торопиться назад, — довольно резко произнёс хранитель, хмуро глянув на Камиллу, которую, судя по выражению лица, случившееся совсем не волновало. Он уже и не сомневался, из-за кого именно пришлось отправляться в лес, потому что из этих двоих только одно создание так и не выросло из нежелания сначала думать, а потом делать.
Назад они возвращались чуть ли не бегом, из-за чего по лицу, рукам и ногам то и дело били ветки, обещая оставить на память немало царапин. Камилла старалась как можно осторожнее нести цветок, чтобы тот смог дожить до возвращения, иначе получится, что они даже в её понимании зря сошли с пути, а ведь эту красоту хотелось поставить у себя в комнате.
Уже около замка пришлось замедлиться, так как Гленда, непривычная к продолжительным физическим нагрузкам, начала выдыхаться, рискуя в любой момент упасть, запутавшись в собственных ногах, да так и остаться лежать.
Поравнявшись с Глендой, Камилла поинтересовалась, как брат отпустил её, на что хранительница улыбнулась и развела руками, ответив, что никак её не отпускали, так что, возможно, Эрл окажется ещё более недовольный и раздражённым, чем мог бы быть. Ответ этот вызвал нервное хихиканье, так как после объяснения причины поводов для недовольства станет ещё больше. Немного подумав, Камилла передала цветок Гленде, попросив по возвращении отнести в комнату и поставить в вазу.
Уже на пороге почему-то стало страшно и захотелось убежать обратно в лес, но Эгиль с мрачным видом подтолкнул замешкавшуюся Камиллу, дабы та не мешала пройти остальным. Споткнувшись о порог, она чуть ли не влетела в вестибюль, еле остановившись в какой-то паре шагов от ожидавшего их Эрланна и чудом в него не врезавшись. С кривой ухмылкой и готовым задёргаться глазом она подняла голову, встретившись со строгим взглядом, который из-за непонятного цвета глаз и вертикального зрачка сейчас меньше всего походил на человеческий. Такой больше подошёл бы какому-нибудь чудищу-стражу, что охранял вход в древний храм, полный сокровищ и магии. С другой стороны, что-то общее у этих мест всё же было.
 
— И что же случилось? — холодно спросил Мастер, отмечая, что напуганными и пострадавшими сёстры не выглядят, если не брать в расчёт странное выражение лица младшей.
Камилла замешкалась. Как часто такое бывало, от нервов слова застряли в горле, да и в мыслях не торопились складываться в ровные и ясные фразы.
— Мы сошли с тропы, — спокойно ответила Ирмелин, подходя к сестре и хлопая ту по пояснице, дабы она наконец выпрямилась и перестала держать руки слегка расставленными в стороны.
— Ну, это само собой разумеется, иначе бы Элеонора вас встретила, когда возвращалась, — он скрестил руки на груди, — я спрашиваю о том, почему именно вы это сделали.
— Это я, — буркнула Камилла, поднимая с пола упавшую шляпу. — Там в стороне цветок красивый был, и мне захотелось его сорвать. Вот я и уговорила Ирму сойти.
Кажется, это было сказано зря. Иногда лучше придумать какую-то правдоподобную историю, чем выдавать глупую правду, от укрытия которой никому бы не стало хуже.
— Цветок. Цветок! — Эрл вскинул руки, закатив глаза. Нет, конечно, он предполагал разные глупости, но подобное… Взять и придушить — меньшее из того, чего ему сейчас хотелось. Но убивать жертв собственными руками в его планы не входило. — Из-за какого-то идиотского цветка, она вздумала переться не пойми куда, несмотря на то, что сотню раз повторяли этого не делать!
Камилла молча смотрела вниз, разглядывая белые разводы на тёмной плитке. Можно было бы возразить, но это будет смотреться глупо. Ирмелин изучала потолок, понимая, что и её вина в этом тоже есть.
— Что младшая, что старшая — обе хороши. Одна на цветочки западает, напрочь переставая думать, вторая не додумалась отговорить. Неужели так хочется поскорее помереть?! — Эрланн, сам того не замечая, начал повышать голос.
Увы, подобное было красной тряпкой для Камиллы. Она могла терпеливо и без пререканий выслушивать многое, даже если это были неоправданные обвинения, последняя глупость или просто необходимость найти виноватого, но только если это говорилось с обычной громкостью. Услышав же, что на неё повышают голос, она начинала неосознанно огрызаться. Слушая возмущения Эрла, которые в основном своём были направлены на неё, она, конечно, старалась себя контролировать, ведь нельзя всегда идти на поводу у эмоций, потакать им, но всё равно не выдержала.
— Да захлопнись ты, баран! — вскрикнула Камилла, кинув в него шляпу. — Чего расшумелся? Сидишь тут в замке целыми днями и только и думаешь, а что, а как, а если!.. — она начала усиленно жестикулировать, из-за чего сестре пришлось сделать несколько шагов назад. — Уже, небось, мозги заплесневели, оставив только способность нервничать и считать всех за беспомощных детишек. Умник, я не вчера родилась. Сошли и сошли! — Ками топнула ногой, зло посмотрев Эрланну в глаза. — Как видишь, ничего не случилось, так что уйми свой комплекс мамочки.
Ирмелин, отойдя в сторону, устало прикрыла глаза рукой и покачала головой. От поднятого шума у неё только сильнее болела голова. Да и сестре она сколько раз повторяла, не шуметь и не огрызаться в ответ — это ничем не поможет и правой её уж точно не сделает, только усугубит ситуацию. В детстве Ирма была такой же, а потому знала, что при желании можно научиться держать себя в руках и отвечать на крики спокойствием. Эрланн, конечно, тоже зря начал говорить на повышенных тонах. Но это дома все знали, к чему приводят крики, а потому старались, как бы странно это не звучало, ругаться тихо. Он же, наверное, и не предполагал подобного, потому что до ссор дела пока ещё не доходили.
Хранители разошлись почти сразу, потому как им не было причин оставаться и наблюдать за творившимся цирком. Услышали причину — можно идти к остальным, дабы рассказать, что все вернулись, все живы, и что, собственно, произошло.