Тринадцать жертв (СИ)
Освалль помогал следить за сестрой с самого начала, он не ревновал, что родители стали уделять очень много внимания новому ребёнку. Она ведь постоянно болела! Освалль и сам чувствовал необходимость заботиться об этом слабом, хрупком создании. Казалось, что у неё даже кости лёгкие — словно птичьи.
Сам Освалль был магом, но слабым, а потому очень похожим на человека. Разве что цвет кожи казался не совсем здоровым, а руки — холодными. В их городке к магам относились спокойно, так что Освалль часто развлекал других детей магическими фокусами. Чего-то большего он всё равно не умел, ведь был самоучкой без доступа к магическим книгам или более опытным магам. Он мог запускать светляки, заставлять какие-то предметы летать, временно менять их цвет. Мог менять характеристики еды, создавать невидимые хлопушки. В общем, всякие мелочи, что годились только для шалостей.
Раньше Освалль любил играть с ребятнёй, был очень активным и проказливым ребёнком. Ввязывался в драки развлечения ради, по деревьям лазал, часто возвращался домой с ссадинами и синяками. Родители только улыбались и вздыхали. Если ребёнок бодрый и неприятностей не ищет — всё в порядке, это лучше, чем прикованное к постели дитя. Однако с возрастом он всё больше внимания уделял Гленде.
Та не могла играть с другими детьми. Слишком быстро утомлялась, от чего угодно могла снова заболеть. Поэтому либо читала, либо играла сама с собой, сидя дома, либо смотрела со стороны на чужие игры. И оттого выглядела покинутой, очень одинокой. Разобравшись с уроками, Освалль приходил к сестре и рассказывал, что интересного произошло в школе, читал вслух книжки или присоединялся к игре. Гленда была очень рада его компании, но чувствовала себя неловко, что брат столько времени тратил на неё. Он ведь не должен ограничивать свои возможности из-за того, что были ограничены её!
— Тебе, наверное, хочется выйти к друзьям, — вздыхала Гленда, с тоской смотря в окно. — Сегодня ведь такая хорошая погода.
— Ты хочешь погулять? — догадался брат.
Да, она хотела. Выйти, походить по городку или за ним, а не только сидеть возле дома. Но Гленде тогда было пять лет, у неё и кровь носом могла внезапно пойти, и сознание она могла потерять. А весь прошлый месяц она и вовсе пролежала, потому что очень часто сильно поднималась температура. Чтобы родители могли отдохнуть, Освалль то и дело тоже не спал ночами, следя за сестрой. Никто не говорил Гленде, что по прогнозам она могла не дожить до следующей весны. Духу не хватало сказать подобное ребёнку, который так верил, что новый день обязательно наступит. Вновь и вновь появлялась надежда, что для Гленды наступит не только следующая весна, но и многие-многие, что следовали за ней.
Освалль правильно понял молчание, поэтому сказал сестре переодеваться. Он просто вынес Гленду на руках. Она всё также была очень лёгкой, куда легче, чем казалась, поэтому носить её совсем нетрудно. На улице Гленда становилась гораздо счастливее, поэтому Освалль старался чаще гулять с ней.
Иногда они ходили до самого луга. Освалль садился на траву, а Гленду сажал себе на колени, чтобы ей было удобнее наблюдать за золотыми бабочками, которые водились в этом месте. Они и от других людей не торопились улетать, а к Гленде и вовсе тянулись.
— Какие же они красивые, — широко улыбалась Гленда, смотря на множество мерцающих бабочек, севших на тонкие руки.
— А ты красиво с ними смотришься, — смеялся Освалль и осторожно гладил сестру по голове.
Жалко, что всё равно нельзя было находиться на улице долго в солнечные дни, которые Гленда особенно любила. Её кожа и глаза эту любовь совсем не разделяли.
Той зимой Гленде было особенно плохо. Она неделю провела в кровати, почти не приходя в сознание, металась и корчилась от боли, словно что-то пыталось вырваться из тела. Сила, которую не могло выдержать такое слабое создание. И вместе с тем болело сердце, каждым ударом будто сопротивляясь той силе, стараясь заглушить её. Об этой внутренней борьбе знал только Освалль — как маг он ощущал силу древней волшебницы, а как дух — пробуждение осколка. Но повлиять на происходящее никак не мог, только наблюдать, сохраняя надежду, что сестра справится.
В редкие осознанные моменты, открыв глаза, Гленда обязательно видела рядом родителей или брата. Несмотря ни на что, ей было радостно, что она не одна. Только почему же все выглядели так, словно она уже умерла?
Однако, вопреки прогнозам, Гленда выжила. Всё ещё оставаясь слабой и болезненной, она потихоньку крепла. Удивительно быстро для девочки, которая иногда даже ложку удержать не могла — через год Гленда уже была способна гулять и немного играть с другими детьми. На фоне этого прекрасного изменения почти никто не обратил внимания, что глаза малышки постепенно становились ярко-зелёными.
Как-то раз Гленде довелось послушать разговор родителей после очередной встречи с врачом. Она притаилась за дверью, ведомая естественным для ребёнка любопытством.
— То, что она так быстро пошла на поправку, может быть только чудом, — послышался приглушённый голос отца.
— И всё же мы рано радуемся? — смиренно спросила мать.
— Ей лучше, чем раньше. Может, так она доживёт до десяти, но на большее сказали не надеяться.
— Но, может, есть надежда, что чудо случится ещё раз?..
Гленда тихонько отошла, чтобы не попасться. Для семилетнего ребёнка она слишком хорошо поняла смысл услышанного, но все мысли сводились к тому, что надо радоваться каждому прожитому дню. Коли это такое чудо. Коли каждый новый день, новый год — чудо. Так неплохо думать в старости, но грустно, когда о собственной смерти задумывается ребёнок.
Она вернулась к попытке шить платье для куклы. Хотя Гленда и могла теперь проводить время с другими детьми, пыталась завести первых друзей, за ней всегда пристально следили, чтобы не переутомилась. На долгие игры её не хватало. Зато Гленда поняла, что из спокойных занятий ей помимо чтения нравится шить и вышивать. Пока получалось не очень хорошо, обколотые пальцы, кривые стежки, но Гленда старалась. Ей очень хотелось самостоятельно украшать свою одежду.
Задумчивой и шьющей её обнаружил Освалль. Он подсел к сестре и сначала молча наблюдал за работой. Вместе с тем вспоминал о том, по какой ещё причине, кроме слабого здоровья, у Гленды почти не было друзей — доброта и чувствительность. Первая не позволяла ни на кого злиться или обижаться, поэтому Гленда не сторонилась явно неприятных людей. Вечно надеялась, что внутри все люди хорошие и что если дать достаточно времени, они покажут эту сторону.
Чувствительность же выражалась в том, что Гленда легко могла расплакаться, если была растрогана или расстроена. Да, она была той ещё плаксой, потому что не могла сдержать чувств. И конечно находились те, кто считал забавным доводить малышку до слёз, а поскольку Гленда не умела отгонять от себя задир, к ней не осмеливались приблизиться дети, с которыми было бы проще найти общий язык. Словно образцовому старшему брату, Осваллю приходилось объяснять, что сестру обижать нельзя, потому что уши за неё ой как надерут.
— Ос, как думаешь, я повзрослею? — спросила вдруг Гленда, не отрываясь от шитья.
— Все мы взрослеем, от этого не деться, — ответил он, не поняв сразу, к чему клонила сестра.
— Это если дожить. Я бы хотела стать взрослой, — вздохнула мечтательно. — Я понимаю, взрослым быть непросто. Даже у тебя хватает дел и ответственности, что уж говорить о родителях. Но всё же… Я бы хотела стать взрослой. Может даже старой. Хотя я и так словно седая, — хихикнула Гленда и перебросила за спину косичку. — Просто это значит, что я… Выжила? Дожила? Или это слишком смелая мечта?
Освалль промолчал. Как бы он ни надеялся, не желал для сестры лучшего, объективно такая естественная вещь, как взросление, была для Гленды несбыточной мечтой. Не только из-за слов врачей. Освалль чувствовал, что та сила, которая поддерживала в сестре жизнь, не приведёт ни к чему хорошему. Что это благословение являлось и приговором. А ещё ему иногда казалось, что он уже дорожил человеком, чьё время было сильно ограничено.