Клёст - птица горная (СИ)

Мастерская, штаб, стоянка — всё обнесено проволокой в два ряда, на которую подвешивались гремучие жестянки для ночной сигнализации. И это — помимо обязательного ограждения из частокола! Я, прикидывая так и эдак, никак не смогсообразить, как можно было бы организовать внезапную атаку: есть смотровые вышки, есть «музыкальная проволока», есть постоянные патрули.
И всё это, прошу заметить, ради защиты ОДНОГО аэроплана — последнего из трёх уцелевших.
Десяток, что мне поручили, состоял исключительно и только из солдат, проверенных боями и соблюдавших воинскую дисциплину. Шпынять таких — только портить.
Собственно, не успел я как следует освоиться на новом месте, как поступил приказ сворачиваться и возвращаться домой: Ледогория капитулировала. Я, узнавший множество секретных новинок и побывавший в брюхе «дракона», стал уверен в том, что полученных знаний за глаза хватило бы для восстановления в правах, всерьёз начал планировать побег со службы, но только в конечно успехе был не уверен. Вернее, был уверен в неуспехе: если в горных лесах я ещё надеялся выжить на подножном корму, то в Божегории шла полоса «лысых» гор, где тебя любой джигит видит издалека, как орёл суслика, и как обойти такую проблему пешком — никак не представлял.
А тут вопрос решился сам собою…
Обратная дорого прошла не в пример легче: и «черные» на нас не нападали, и снабжение оказалось хорошо продуманным. Только пришли мы не в окрестности Славгорода, а в научный городок Божегории, запрятанный в горах. И не в тот, знакомый мне, где колдовали огненные химики, а в другой, где занимались авиацией. Мы к нему шли вообще по другой дороге, а не по той, по которой шёл на войну 5-й легион. Спасший жизнь королевского авиатора, к слову. И за это начисливший мне разовую премию в размере двух окладов. Жмоты.
Моя должность выглядела скромной: всего лишь один из многих десятников охраны. Но порядок есть порядок: каждый новый командир в обязательном порядке обязан ознакомиться со всем учёным и обслуживающим персоналом. Вот и меня тоже повели на смотрины…
Знакомство началось с женской обслуги: горничными и прачками, обязанными убираться в комнатах учёных и стирать их бельё — даже у женатых. Дородная тётка с могучим голосом завела меня в комнату, где девицы в возрасте от 18 до 40 лет кое-как выстроились в линию и кое-как пытались держать серьёзный вид. Всех одели в единую форму, словно легионеров: чёрные платья и белоснежные накрахмаленные фартучки. Только вели они себя по разному, не по военному: одни опускали глазки, другие — стреляли глазками, а третьи и вовсе дрожали от еле-еле сдерживаемого хихиканья. Если кто-то не сдерживался и позволял себе прыснуть в кулачок, то гарде-маман за моей спиной показывала такой профурсетке свой кулак размером в половину моей головы.
В нашем научном городке я знакомился иначе: новых сотрудников подводилико мне по одному. Никогда ранее мне не приходилось попадать на подобный показ с большим изобилием женских фигур, и поэтому я растерялся, словно новобранец, угодивший в комнату, где находился десяток генералов, и плохо запоминал имена, что называла мне маман. Зато мои глаза помимо моей воли обшаривали контуры тел моих охраняемых: я, мама дорогая, два с лишним месяца женщин как следует не видел, а, если кого и замечал, то только старух по деревням; если и примечал молодуху, то лишь издалека и бегущую прятаться от солдатни. А тут стоит столько красавиц, и они не прячутся!!! Вот мой взгляд сам собой и опускался ниже уровня их плеч…
Вдруг одна из девиц сорвалась с места и с визгом повисла на моей шее, заболтав в воздухе ногами от избытка переполнявших её чувств. Я совсем обалдел и растерялся; гарде-маман, похоже, и вовсе потеряла дар речи.
Кое-как сосредоточившись, я рассмотрел ту, что прижалась ко мне всеми своими мягкими прелестями…
— Синичка?!! Откуда?..
Окаянная засранка вовсю щебетала направо-налево о том, что я — её давний хороший знакомый, — большой герой, спасавший разные страны, и её заодно уж. Всеобщее смущение оказалось разрушено, и дальнейшее знакомство прошло легче.
 
Синичка, не обращая внимания на злобные жесты гарде-маман, ухватила меня за руку и потащила в свою комнату, устроив мне там форменный допрос о том, как я воевал, а заодно рассказав о своей жизни.
Выяснилось, что наше посольство разыскало её родственников, но те, понятное дело, не жаждали принимать обратно в семью заблудшую душу — даже те, кого Синичка помнила достаточно хорошо. Однако, они занимали в обществе достаточно высокое положение и не желали дворянского скандала, поверх которого наложился бы и международный. Поэтому удалось найти приемлемый для всех вариант: девушку устроили горничной в научный городок. С одной стороны, она оказалась далеко от высшего света, но можно было всем отвечать: «Ах, наша родственница работает среди учёных! Она такая занятая!», не уточняя именно, на какой должности. С другой стороны, оказалась довольна и Синичка: от неё не требовали заниматься с мужчинами чёрт те чем, при этом дали нетяжёлую, невредную работу и платили гораздо больше, чем в столице. Надеюсь, мои уважаемые читатели понимают, что в ТАКОЕ место работников не нанимают по объявлению на заборе, а берут только среди своих, причём проверенных?
— Ты, это, нашла себе тут кого-нибудь? — спросил я, ни в малейшей мере не рассчитывая на её ласки, ибо совесть меня пока ещё не покинула.
Девица засмущалась и покраснела (! — бывшая работница «Сладких кошечек»!):
— Есть тут один парень… учёный человек! Да разве он будет с такой, как я? Ему же из благородных надо…
— Ты, извини меня, и сама — дворянка! В отличие от меня, кстати.
— Эх, дворянка… ты и сам всё знаешь! У него жена должна быть приличной девушкой, с богатым приданым, и чтобы по театрам с ним ходить…
— Ну, не знаю, не знаю… А ты сама-то у него спрашивала, что ему самому надо? — я вспомнил урок от Деляги: сначала спроси, а не занимайся фантазиями.
— Ну-у-у-у-у… как я, горничная, вот так подойду к ТАКОМУ учёному и спрошу?
— Давай так: ты мне сначала его покажи, а я что-нибудь придумаю. Обещаю. Договорились?
Она снова взвизгнула и кинулась мне на шею, едва не задушив:
— Да, да, да! Помоги, пожалуйста! Я знаю: ты ВСЁ-ВСЁ можешь!
«Вот, блин, только сводничеством я ещё не занимался!»
Но моя натура говорила мне: помогай своим где можешь, как можешь и чем можешь. Ладно, как-нибудь сложится…
Механикуса я теперь видел почти каждый день. Иной раз он крутился возле мастерской, перепачканный вонючими мазями с ног до головы. Бывало, ходил чистенький в компании с учёными, отвечая на их вопросы. А официально меня с ним «знакомили» всоставе, конечно же, авиаторов: он стоял, одетый, как все они, в чёрный облегающий костюм, только немного в стороне. Ну, дело ясное: он-то повыше их рангом будет, и не ему тянуться передо мной по струнке, а, пожалуй что, — мне перед ним.
Летать Механикус любил, это да. Когда приходил его черёд садиться за штурвал «дракона», то он весь прямо-таки сиял, что твой золотой. А, когда начинал хандрить, то подходил ко мне и предлагал напиться.
— Нет, каково, а? — жаловался он мне. — До сих пор мне по мозгам долбят, что мой химик мог попасть в плен, мог остаться в живых, был вывезен из того города, и сейчас, возможно, даёт показания безопасникам Ледогории!
— Бред, — я, соглашаясь, отхлёбывал вино.
— Мол, тело не нашли, а, значит, надо предполагать самое худшее!
— Кто бы его нашёл? — я пожимал плечами. — После боя пленных заставляют быстро-быстро хоронить всех убитых без разбору, тысячами. Если случайно рядом окажется тот, кто знает покойника, то это — невероятное счастье. А так всех подряд пишут пропавшими без вести.
 
— И ещё пытаются обвинить в потере двух аэропланов…
— О, вот это — серьёзно! Сразу говорю: посылай всех подальше! Ты кто? — ну, начальник авиаторов. Ты же не стратег, блин! Пускай среди генералов виноватых ищут! Ты пойми: если ИХ не посылать, то они сразу начинают думать, что ты вину за собой чувствуешь, и бросаются долбить тебя ещё больше!