Одержимость (ЛП)

— Ты пытаешься напоить меня, чтобы воспользоваться?
Кадер не ответил, но взгляд, который он бросил в мою сторону, сказал мне, что это не выходило за рамки возможного. Я могла бы сказать ему, что поить меня не обязательно. Вместо этого я усмехнулась и произнесла:
— Ну, это лучше, чем снотворное.
— Не волнуйся. Я больше не буду тебя усыплять лекарством.
— Я и сама не выпью его. — Я подняла вилку и съела кусочек салата. — Чем мы займемся после еды?
— Мы проверим последние сообщения из университета, твоего дома, дома Картрайта и все, что сможем найти. Проверим местные выпуски новостей и поспим. В течение следующих нескольких дней наша задача — наблюдать. Будет эффективнее, если мы будем действовать по принципу «разделяй и властвуй».
— Мои родители, сестра и племянница? — снова спросила я. — Я не хочу зацикливаться на них, но, Кадер, ты должен понять, они моя семья.
— Логически я понимаю. Будучи сам без семьи, думаю, что твое беспокойство необоснованно, несвоевременно и эмоционально предвзято.
Мои глаза расширились.
— Я эмоциональна, потому что волнуюсь? — Я склонила голову набок. — Скажи мне, что заставляет тебя испытывать эмоции?
Кадер опустил вилку на стол.
— Ты опять это делаешь.
— Что?
— Анализируешь. — Кадер поднял руку, отчего около запястья под рукавом показался кусочек цветной татуировки. — Возвращаясь к семье, я думал о твоей просьбе — по логическим причинам. Есть ли у них какие-либо установленные графики или процедуры?
Прикусив нижнюю губу, когда я задумалась над его вопросом, желая быть ближе к ним.
— Точно не знаю, но подумаю. А что?
— Чтобы не оставлять тебя, чего я не сделаю, и своими глазами убедиться, что они в безопасности, у меня возникла идея взломать камеры слежения за дорожным движением, систему охраны магазинов, школы… черт, дверные звонки или системы домашней безопасности, все, что может найти их и успокоить тебя, что они в порядке.
Я покачала головой.
— Да, — взволнованно ответила я. — У моего отца на участке есть камеры. Это странно, потому что он всегда говорит о том, как безопасна Айова, и именно поэтому они переехали туда. Он утверждает, что камеры предназначены не для охраны, а для наблюдения за дикой природой. — Я склонила голову набок. — Он увлекается птицами.
— Почему ты ходила в школу в Индиане, если выросла в Айове? — спросил Кадер, когда мы продолжили трапезу.
— Я выросла не в Айове. Я никогда там не жила. — Прищуриваюсь: — Я думала, ты знаешь обо мне все.
— Все для задания. По большей части совсем недавнее. Где ты выросла?
— В пригороде Чикаго и переехала учиться в Индиану. Там предложили стипендию лучше. Потом мои оценки и учеба стали финансировать мое образование.
— Впечатляет. В каком районе Чикаго?
— Уикер-Парк.
— Высокая арендная плата, — сказал Кадер, отрезая еще один кусок бифштекса.
Я пожала плечами.
— Мои родители работали психиатрами. У них была небольшая практика в Уикер-парке. Мама также имела привилегии в больнице в центре города, а папа работал волонтером в нескольких некоммерческих организациях. Иногда мне казалось, что ему больше нравится жертвовать своим временем, чем заниматься практикой.
— Почему ты с семьей уехала из Чикаго?
— Это было странно и неожиданно. Честно говоря, не думаю, что мне рассказали настоящую историю.
— Что это значит?
Я вспомнила то время, когда училась в аспирантуре.
— Мы с сестрой уже уехали. Я училась в аспирантуре. Элли закончила учебу и недавно вышла замуж. Ни с того ни с сего мои родители продали свой дом, оставили практику и переехали в Айову. Это было после смерти дяди. Он был братом моего отца. Это было странно, потому что мой дядя был совсем немного старше, чем папа. — Я пожала плечами. — Они никогда не были близки. Мы ведь не ходили в гости к ним, а они — к нам. Мама всегда говорила, это потому, что у них никогда не было детей. — Я пожала плечами. — Мама даже сказала нам с Элли, чтобы мы не беспокоились о его похоронах. — Я немного подумала. — Да, мы не были близки. Я уже много лет не разговаривала с тетей.
 
Поев, мы отнесли тарелки в раковину.
— А посуду дом моет? — спросила я, немного вина и вкусной еды стерли мое прежнее недовольство мужчиной рядом.
— После того, как я положу ее в посудомоечную машину.
— Если это поможет, я положу ее в посудомоечную машину. Тогда скажи мне, где мы встретимся, чтобы начать наблюдение.
Он глубоко вздохнул.
— В моем кабинете, но только в моем присутствии. Я установлю другую компьютерную систему, но на моей их слишком много. Ты нажмешь на неправильную вкладку или значок, и, скажем так, увидишь то, что не видела раньше.
Мои глаза широко раскрылись, когда мысль о том, что он мог иметь на своем компьютере, скрутила мой теперь удовлетворенный желудок.
— Обещаю. В моей памяти слишком много ужасных образов. Я не хочу больше.
Кадер шагнул ко мне и провел пальцем по щеке. Подхватив большим пальцем мой подбородок, он поднял его выше, привлекая взгляд к себе.
— Лорел, мне очень жаль. И знай, что я не извиняюсь…никогда.
Я потянулась к его руке.
— Знаю, ты не хотел, чтобы я видела его, и что ты пытался остановить меня.
Мгновение мы стояли молча, возможно, продолжая наш предыдущий спор, а может, двигаясь вперед. Я не была уверена. Наконец я отпустила его руку.
— Я все уберу. Где находится кабинет?
Он наклонил голову в сторону арки, в которую я вошла.
— Через гостиную пройдешь в коридор, а там слева от камина.
— Ладно.
Поставив посуду в посудомоечную машину, вытерев стол на кухне и убрав остатки салата в холодильник, я выключила свет и последовала его указаниям. Путь передо мной был освещен золотистым светом. В большой гостиной было больше окон с видом на кружащийся снег. На мгновение я подумала о своем доме, о том, как мои старые окна дребезжат от ветра. Хотя снег кружился возле окон, не было слышно ни звука.
Камин там был больше, чем в кухне, и сделан из камней песочного цвета разных размеров, дымоход уходил в высь. Посмотрев вверх, я заметила, что потолок был высоким. Если бы могла угадать, я бы сказала, что двадцать футов или больше.
Как только я вошла в коридор слева, в поле моего зрения появилась приоткрытая дверь и донеслись щелчки клавиатуры. Я нашла его.
Хотя я была босиком и мои шаги были бесшумными, Кадер, казалось, был предупрежден о моем приближении. Может, это дом сказал ему. Теперь, подумав об этом, я, вероятно, была виновата в том, что он нашел меня в своей спальне. Большое спасибо, Мисси.
Голос был только в моей голове. Мне было трудно расстраиваться из-за дома с тем же именем, что и у девушки, которую я когда-то считала другом, той, которая познакомила меня со своим братом, моей детской любовью.
Кадер перевел взгляд с многочисленных экранов на меня, пригвоздив меня своими зелеными глазами, немного напомнив того старшего брата.
Это было просто смешно.
Я не видела этого мальчика с тех пор, как мы были подростками, и он ушел служить нашей стране, а я отправилась в колледж. Мы договорились поддерживать связь, но после того, как мои письма остались без ответа, я перестала их отправлять. Я все еще писала письма, но вместо того, чтобы отправлять, я выбрасывала их, пока в конце концов даже писать перестала.
Мои губы сжались, на ум пришел образ подростка, совсем не похожего на мужчину передо мной. Тело моей первой любви все еще было телом мальчика, худым. Борьба за еду днем и ночью для него и его сестер, тогда у него было две сестры, не допускала избытка калорий.
Я вспомнила печаль, когда получила письмо от его сестры, в котором говорилось, что он погиб. Я никогда не знала, как она нашла меня и почему, и не было ни обратного адреса, ни способа связаться с ней.
Сглотнув, я сделала глубокий вдох и постаралась отогнать воспоминания.
Может, именно разговор о моем детстве с Кадером пробудил эти грустные воспоминания. Сейчас было не время. Моя жизнь шла по откос и нуждалась в полном внимании.