До Гарри [ЛП]

Это было нереально.
— Мне придется отправить Вам эту информацию по электронной почте.
— Без проблем, — ответил Джеффри и улыбнулся.
Я отключилась на минуту или две, достаточно, чтобы позволить себе осознать величину того, что я унаследовала. Я вернулась в настоящее как раз в тот момент, когда Джеффри, разговаривавший с моей бабушкой, сказал: —… заставил меня составить это после того, как он узнал о своем сердечном заболевании.
— Подождите секунду, — вдруг выдохнула я. — Что Вы подразумеваете под «сердечным заболеванием»?
Я перевела взгляд с Джеффри на лица членов моей семьи.
— Он тебе не сказал? — мама, кажется, удивилась.
Я уставилась на нее.
— Ты думаешь, я бы держалась подальше, если бы знала, что у него больное сердце? Серьезно, мам? Неужели ты думаешь, что я настолько ничтожна, чтобы поверить, будто могу так пренебрежительно относиться к тому, кого так сильно люблю?
Мама покачала головой.
— Нет, конечно, нет. Я просто не могу в это поверить. Как он мог тебе не сказать?
Она посмотрела на моего отца так, словно он знал ответ.
Мы все посмотрели на Локлана, когда он заговорил.
— Разве это не очевидно?
— Не для меня, — съязвила я.
— Почему Кейл никому не позволил рассказать тебе о Кейдане, когда тот умер? — спросил брат.
Я сглотнула.
— Потому что он не хотел, чтобы я приезжала, если это не было моим решением.
Локлан кивнул.
— Дядя Гарри, очевидно, думал так же, как и Кейл. Он знал тебя лучше, чем кто-либо другой, и знал, что ты не готова вернуться домой, поэтому скрывал от тебя болезнь сердца.
Я была в ярости.
— Почему все думают, что знают, что для меня лучше? — огрызнулась я.
Отец вздохнул.
— Потому что ты не знаешь, что для тебя лучше, дорогая. Если мы наступаем тебе на пятки, то только потому, что хотим тебе помочь.
Я знала, что это правда, но это не делало ее менее неприятной.
— Что с ним было не так? — спросила я, мое сердце колотилось в груди.
Мне ответила мама.
— У него была ишемическая болезнь сердца.
Я сделала болезненный вдох.
— Вы… вы все знали, что он умрет?
Если бы они сказали «да» и до сих пор не связались со мной, я бы не знала, что делать.
— Нет, — ответил Лейтон. — Мы не знали. Мы все узнали об этом только несколько месяцев назад, потому что у него то тут, то там болела грудь. Он изменил свою диету, принимал разные лекарства, чтобы снизить риск сердечного приступа, но ничего из этого не сработало. Он отказался от процедур, потому что не хотел торчать в больнице. Ты же знаешь, как он их ненавидел.
— Поверить не могу, — пробормотала я. — Я понятия не имела.
— Это слишком много для тебя, Лэйн, — сказал Лейтон.
Бабушка положила свою руку на мою.
— С завещанием покончено. Ты сказала, что будешь соблюдать условие, чтобы сохранить все. Тебе не нужно беспокоиться о вещах, мы можем пойти и убрать все в любой момент. С этим нет никакой спешки.
— Если только, — пробормотал Локлан, — ты не собираешься продать дом и уехать в Америку.
Он не был груб, просто изложил один из моих вариантов.
— Вы все думаете, что Нью-Йорк — лучшее место для меня? — спросила я, мои глаза молили о честности. Мне нужно было какое-то руководство, и я обычно обращалась за ним к моему лучшему другу и дяде с одном лице, но его больше нет.
— Нет, не думаю, — ответила мама. — Я говорю это не только потому, что хочу, чтобы ты вернулась домой, но также и потому, что ты прожила там шесть лет, и в тот момент, когда ты посмотрела на Кейла в гостиной в тот вечер, когда вернулась домой, я поняла, что для тебя ничего не изменилось. Все, что ты думала решить переездом в Америку, не изменилось. Ты все еще его любишь.
 Она права. Я все еще люблю его.
— Я совсем запуталась и не знаю, что делать, — призналась я. — Ты права, мама: я все еще люблю Кейла, но сейчас все еще хуже, чем было раньше. Он потерял Кейдана и Дрю, и во многих отношениях он потерял и меня. Я изменилась, он изменился. Я не хочу причинять еще больше боли. Что, если пребывание здесь сделает все еще хуже?
 
— А если нет? — спросил Лейтон.
Мои плечи поникли.
— Это довольно большое «если», Лей.
Он кивнул.
— Да, но что ты теряешь?
— Ничего, — ответила я.
— Вот именно, — подтвердил он. — Если у тебя с Кейлом ничего не выйдет, то, по крайней мере, мы все будем здесь ради тебя. Ты больше не будешь одна, и тебе никогда не придется ложиться спать, сомневаясь, правильно ли ты поступила. Ты пыталась уйти, но это не помогло. Пришло время быть здесь и посмотреть, что произойдет.
Лейтон был прав. Но смогу ли я смириться с тем, что вернусь домой и снова стану просто друзьями с Кейлом? У меня не было ответа.
— Мне страшно, — прошептала я.
Отец присел передо мной на корточки и убрал с моего лица выбившиеся пряди волос.
— Ты должна быть храброй, ребенок.
Я кивнула.
— Ты действительно можешь представить свое возвращение в Нью-Йорк, зная все то, что теперь знаешь? — спросила меня бабушка.
Я представила, как возвращаюсь в Нью-Йорк к своей обычной рутине, зная, что Кейл нуждается в поддержке. Подумала о том, что больше никогда не получу от дяди ни телефонного звонка, ни приглашения по электронной почте или скайпу, и что всякий раз, когда буду скучать по нему, буду предоставлена сама себе. Я задавалась вопросом, смогу ли справиться только с разговорами со своей семьей по телефону или по скайпу, когда я чувствую себя такой любимой и поддерживаемой в их присутствии. Я задала себе один очень важный вопрос: смогу ли вернуться к ощущению пустоты и оцепенения?
— Нет, — сказала я вслух, отвечая на вопрос бабушки и на свой собственный.
Моя семья посмотрела на меня, и я увидела надежду в их глазах.
— О чем ты говоришь, Лэйн? — спросил отец. — Будь откровенна.
— Я не могу вернуться и не хочу возвращаться, — сказала я и поняла, что, произнося эти слова, я действительно имела их в виду.
— Лэйн, — прошептала мама, и ее голубые глаза наполнились слезами.
Я продолжила, прежде чем эмоции от моего решения обрушаться на меня.
— Я останусь здесь, — сказала я и почувствовала, как тяжесть мира спала с моих плеч. — Дом дяди Гарри будет моим домом. Я возвращаюсь сюда навсегда. Мне надоело быть вдали от вас всех. Кончина дяди Гарри показала мне, что здесь мое место. Со всеми вами. Мое место дома.
Множество рук обхватили меня, и я услышала тихие всхлипы радости и облегчения, которые, как я знала, исходили от моей матери. Я обняла каждого из членов своей семьи и заверила их, что говорю совершенно серьезно. Я возвращалась домой.
 Святое. Дерьмо.
Роман. Его красивое лицо было первым, что пришло мне в голову. Я не знала, почему желание поговорить с ним было так велико, но это было так. Мне так много нужно было ему рассказать, и мне вдруг не терпелось поговорить с ним.
— Роман, — выдохнула я, когда моя семья отпустила меня. — Все это очень тяжело воспринять, и я хочу поговорить со своим другом.
— Ты можешь воспользоваться соседним кабинетом, — предложил Джеффри, вставая из-за стола.
Я поблагодарила Джеффри и прошла в большую смежную комнату, где стояло несколько коробок. Я, не теряя времени, достала телефон и набрала номер Романа.
Он ответил после пятого гудка.
— Алло? — его голос звучал хрипло, и именно тогда я вспомнила, что в Нью-Йорке очень рано.
— Прости, Ро, — я поморщилась. — Я забыла о разнице во времени. Не хотела тебя будить.
— Не страшно, — заверил он меня после долгого зевка. — Я рад, что ты позвонила. Ты в порядке? — я уже собиралась ответить, как вдруг он резко вдохнул. — Черт, прости, — сказал на выдохе он. — Ты только что похоронила своего дядю. Конечно, ты не в порядке.
Я села на единственный стул у окна на другом конце комнаты.
— Я в порядке, но позвонила тебе не для того, чтобы говорить об этом, потому что я просто заплачу, а мне так надоело плакать.