Месть со вкусом мяты (СИ)
— Миледи Йена Кир-Илна!
Божечки! Надо же было так извратить её имя! Она вошла и встала, неприлично округлив глаза. А что она ожидала увидеть? Кухню по типу “хрущовки”? Где начало и где конец, она не поняла. Света было столько, что она не сразу и стол-то увидела. Гордо задрав подбородок, прошла к нему и остановилась.
Но обалдевшей была не только она. Видимо, её вид привёл в ступор всех, кто сидел за столом, неприлично длинным. Куда садиться? Повернув голову, увидела слева графа. Одет, как… граф, разумеется. Конечно, не в камзоле со шпагой, но и не менее помпезно. Он вскочил и смотрел на неё, хоть и в своей манере — хмуро, но видно было, что впечатлён, так и сверлил глазюками, какими-то оранжевыми, что ли. Свет от свечей что только не покажет! Она отвернулась от него, фыркнув, и посмотрела, куда можно сесть. Но к ней уже вышагивал сам граф “Бонифаций”, и, взяв под локоток, препроводил к столу. Отодвинул стул, усадил, задвинул и, нагнувшись к уху, сказал негромко:
— Приятного аппетита. Надеюсь, вам всё понравится.
Она кивнула:
— Я тоже надеюсь, — и, наконец, обратила внимание, куда её усадили. Напротив неё сидели дети и напряжённо смотрели ей прямо в глаза, не прикасаясь к еде. Она не поняла сначала, что их так волнует, а потом вспомнила — скорее всего, они боятся, что она на них наябедничает. Хм, чтобы такого придумать… Эх, как она в этот раз пожалела о своей немагичности! Хоть чуточку бы… Но на нет и суда нет, надо кумекать что-то такое без неё.
— Итак, я гувернантка… С ума сойти… Кому сказать — не поверят же… А ваш дядя, — она ткнула в близнецов пальцем, — будет ржать, как конь Пржевальского, однозначно. Жаль, что он не подготовил меня к этой встрече с вами. Я бы уж подготовилась заранее, и очень основательно… — последнее она произнесла со зловещим подтекстом. — Промолчал, гадский дядя… ну, ничего, с ним справилась, и с вами справлюсь, — Клубничкина смотрела на них по очереди, то на девочку, то на мальчика в упор, не мигая.
И они не выдержали. Первым вскочил пацан и, кинув салфетку, бросился вон из столовой, и тут же выползла Лониэлла, быстро присела и засеменила следом. Отец сих деток просто глаза вытаращил — дети без спросу вышли из-за стола!
— Что это? — повернул он голову к Ене. — Опять уже что-то натворили?
— Нууу… Ничего такого, с чем бы я не справилась. Не переживайте.
— Боюсь, что уже начал. Если раньше я переживал за гувернанток и преподавателей, то теперь начинаю бояться за них. У меня вопрос… Вы не едите детей, случайно?
Конечно, вопрос прозвучал более чем иронично, но Ена не стала останавливаться и произнесла зловеще:
— Хаха, смешно! Ага, исключительно на ужин. Приятного аппетита, граф… — чуть не сказала — Бонифаций, и приступила к трапезе. Она не была обучена правилам пользования разными вилочками, ножичками, которые лежали вокруг тарелок, и решила, что одной вилки и одного ножа ей вполне хватит. Но ими она орудовала виртуозно и ела с большим аппетитом, больше не обращая внимания на графа Петруса. Оттопырив мизинчики, она изящно нарезАла на маленькие кусочки вкусное мясо и, наколов вилкой, отправляла в рот, и потом, пережёвывая их, оттопыривала губки. Она не смотрела на папашу, но чувствовала его прожигающий взгляд. Пф! Работая на его брата, и не к таким взглядам привыкла, так что… Увидела кувшин с тонким горлышком и затычкой в виде морды дракона.
— Что там? — поинтересовалась она.
— Вино. Лёгкое. Специально для вас просил принести.
Он протянул руку и, взяв кувшин, откупорил его. “Голова” отвалилась в сторону, но не упала, оказалось, она прикреплена сбоку. Ене это понравилось, и она улыбнулась.
- “Надо будет попросить его в виде сувенира, когда домой поеду”, - подумала она, — “симпатичный какой”. Слуга за её спиной дёрнулся было, но граф привстал и сам налил в ближайший к ней бокал рубиновое вино. Оно лилось и переливалось искрами. Клубничкина невольно облизнулась и втянула носом запах — пахло вино… мятой и ещё чем-то грейфутово-цитрусовым и коричным, что ли. Мужчина завис с кувшином в руках, глядя на её губы в красной помаде. Она ела, во-первых, аккуратно, во-вторых, помада была долгоиграющая и не “съедалась” так уж быстро. Граф забыл про кувшин в руках и вино полилось на скатерть. Люсьена взвизгнула — ручей потёк в её сторону:
— Осторожно! Вы своё вино расплёскиваете! Этак и вам не останется ничего!
Петрус очнулся и поставил кувшин на стол, кивнув лакею. Длинный, как жердь, лакей, согнувшись пополам, налил остатки вина графу и унёс кувшин, скорее всего, на кухню. Другой, что стоял за её стулом, на пятно положил квадратный кусок то ли бумаги, то ли твёрдой ткани и он сразу пропитался красным. Через минуту “бумага” была убрана и скатерть оказалась девственно чистой. Упс… Опять эти их фокусы! Но она даже бровью не повела, сдержала свои эмоции, как будто каждый день такое видит. Взяла бокал и, подняв на уровне своих глаз, покрутила его, любуясь цветом на фоне светильников. Оно очаровательно искрилось и, отсалютовав хозяину замка, произнесла тут же сочинённый тост:
— За наши краткосрочные деловые отношения, за подписанный договор!
Граф поднял свой бокал, крутить не стал, но, отзеркалив последний её жест, тоже поднёс к губам. Он пил и смотрел на неё сквозь стекло бокала, а она вот на него даже не взглянула больше, отпила пару глотков и вернулась к трапезе. Ела очень вкусно: все движения были выверены и она явно знала, что это заводит мужчин. Даже испачканный в креме палец, поднесённый, как бы невзначай, к губам, но потом, всё же, вытертый салфеткой, играл свою роль. А он наблюдал и думал:
- “Играет или она на самом деле такая?”
Понимал, что, скорее всего, кокетство всё это, но ничего не мог поделать с собой. Что-то сдвинулось в душе, его ледяной айсберг на сердце пошёл трещинами и, кажется, начал подтаивать.
- “Хмурься, не хмурься, злись, не злись, но она тебе нравится и сильно. Признайся уж…” — сказал он сам себе. Хотя… Кажется, эта Йена была девушкой его брата… Зная характер старшего, знал, что ни одна особь женского пола не устоит перед ним, перед его ухаживаниями, обаянием, да и просто харизмой. Начиная с… пятнадцатилетних и заканчивая тётками за пятьдесят.
Петрус вдруг обратил внимание, что девушка уже давно не ест и смотрит на него выжидательно, чуть приподняв бровь. А он понял, что смотрит на неё, не отрываясь.
— Простите, задумался. Вы уже всё или ещё что-то хотите?
— О, нет, благодарю. Я бы хотела уже приступить к своим обязанностям. Кстати, не помню пункта о зарплате… Вы его внесли или забыли?
Да, не зря она говорила, что финансист. Он кивнул:
— Да, спасибо, что напомнили. Зарплата, конечно, будет. Но расчёт, если не возражаете, в последний день вашего пребывания в замке.
— Нет. Я бы хотела иметь наличные всё время. Поэтому, если не трудно, выдайте мне аванс. Мало ли какая мелочь мне потребуется. Я — девушка, а это значит, что я непременно захочу новые духи, помаду, тушь… хотя, есть ли всё это у вас? — она вздохнула.
— Я к вам пришлю нашу модистку, она всё расскажет и покажет. Хорошо, я выдам аванс.
Она повеселела:
— Спасибо! С вами приятно иметь дело! Не то, что с… некоторыми, — скривила губы в презрительной гримасе. — Пойду, с вашего позволения. Пора приступать к своим обязанностям. Детки ждут-недождутся, наверное, когда я к ним приду.
Он кивнул, удивляясь, откуда такая перемена в поведении? Или в настроении? Поднялся и помог ей выйти из-за стола, отодвинув стул. Взял пальчики и поднёс к губам.
— Благодарю за приятную компанию.
Она вскинула на него свои невозможные глаза и сделала лёгкий реверанс, кстати, очень милый:
— И мне было приятно ваше общество.
С этими словами девушка, виляя своими прекрасными… формами, вышла из обеденной залы.
Он долго ещё сидел, совсем не по-графски выставив локти на стол и уперевшись своим квадратным подбородком в кулаки. Глаза были бессмысленными, но излучали какой-то свет, что ли… Мысли, как таковые улетучились. Или, вернее, они витали обрывками, клочками, кусочками, как угодно, только не как обычно — страницами, строчками, абзацами. Вдобавок, они шли с образами. То глаза, то губы… губы, да… Хм… То… Тут он прервал сам себя и вскочил на ноги. Петрус выскочил из залы и почти бегом спустился в холл.