Колхозное строительство 5 (СИ)

Урал преодолел водный рубеж. Покушали хлеба соли. Пошли к коровнику. Встали. Опять грязь по колено.
— Ты, Петро, парень хороший, конечно, но ведь всему предел есть. Самую захудалую деревню выбрал? — Брежнев желваками играет. Это нормально, как сказал бы герой Бушкова, который «Пиранья». Ещё ведь одна точно такая в семнадцати верстах, не в километрах же эти колеи и буераки считать. И это всего в часе езды от столицы. 
— Нет, Леонид Ильич, самая захудалая следующая, — всегда нужно говорить правду.
— Ты, думаешь, я не знаю! Где столько денег, чтобы к каждой деревне…
— Леонид Ильич, можно я в конце поездки про деньги? — сейчас взбрыкнёт.
— Озвучишь? — улыбнулся краешком рта.
— Непременно.
— Хрен с тобой. Вези в следующую. 
Колхоз «Заветы Ильича» отличался от «Стахановца» только тем, что коровника было два, а дивчули вышли встречать в белых халатах. Это что, у них даже сарафанов нет, или это они из себя доярок изображали. Да в таком халатике не дойти до коровы. Сразу зелёным станет. Брежнев хмурился, сопровождающие шипели на Петра, он даже сам подумал, а не переборщил ли. Целый час по почти хорошей дороге возвращались в сторону Москвы. Ехали в Захарьинские дворики. Пётр сидел на сидении рядом с Брежневым и молчал. Тот тоже сидел молча, достал блокнотик и биковской шариковой ручкой, что-то каракулил. И так почерк у Генсека не очень, а тут ещё рытвины на дорогах объезжать. Самое интересное, что их недавно заделывали. Видны чёрные заплатки. Вопрос, а почему не все, как-то получается, что через одну. Мало асфальта, или слепые автодорожники? Кроты! Вон, ям понарыли.
За пару километров от «Верного Ленинца» начались улучшения. За ремонтниками стали присматривать. Ямы исчезли, перестали пропускать. Очками обзавелись. Рассмотрели. 
Свернули. Остановились. Брежнев приказал. А что молодец Зарипов. Плакат на дороге: «Дорогой Леонид Ильич! Спасибо вам»! И сразу за плакатом начинается небывальщина. Стоит улица из теремов. В прямом смысле. Купили оборудование и стали сами делать оцилиндрованные брёвна. И из них полутораэтажные дома (с мансардой). И под черепичными крышами. И с резным крыльцом. И между домом и дорогой тротуар из бехатона. Двуцветный. Кирпично-жёлтый. И кедры, молоденькие, человеку по грудь, через пятнадцать метров в специальных приливах к тротуару. А с другой стороны бехатоновой дорожки из арматуры сделаны нависающие над тротуаром конструкции оплетённые девичьим виноградом. Сейчас в сентябре красные огромные резные листья прямо горят на солнце. 
— Это твоя потёмкинская деревня? — Брежнев стал выбираться из машины.
— Это улица молодожёнов. Село чуть дальше. Всем, кто женится, выдаётся вот такой дом. Канализация, отопление, горячая вода. Вон, котельня, на холме. 
— А там чего дымит? — рядом с котельной и правда из высокой трубы валил дым.
— Мастерская по изготовлению люстр. Художник один построил. 
— Ты, думаешь, Пётр, мне не докладывали об этой мастерской твоей. Ещё Семичастный всё выложил. 
— Лучше бы искал, кто Суслова застрелил, — пнул дохлую собаку Пётр. Точно знал, что это замечание Генсеку понравится.
— Я ему слово в слово сказал. Пусть работают. Покажешь?
— Для того и приехали. 
Сели в машины поехали дальше.
— А чего это за люки стеклянные? — Ткнул пальцем, на блестевшие в лучах солнца, конструкции, расположенные, казалось, прямо на земле, вождь.
— Теплицы. Давайте осмотрим, интересно ребята придумали. 
— Так, может, пусть председатель покажет? — хмыкнул Брежнев.
— Конечно, Леонид Ильич. Волнуюсь. Хочется, чтобы вам понравилось. 
— Считай, уже нравится. Не «Стахановец».
Марсель Тимурович не подвёл. Тоже дивчуль выстроил с хлебом. Только другой коленкор. Вместо хлеба узбекские лепёшки из тандыра, а вместо блондинок в сарафанах, чернокосые красавицы в полосатых штанах и платьях. 
— Сироты? — понял Ильич.
Пётр как-то рассказывал, что завозит из Ташкента выпускников детского дома.
— Бывшие. Сейчас вон с пузиками некоторые, сами скоро детей нарожают. Для них улица. 
 
— А джигиты где? Почему не встречают?
— В теплицах может быть, или вон слышите, топоры стучат. Вторую улицу делают. Бывшие их товарищи по несчастью сюда просятся. Сто с лишним семей в этом году хотим из Узбекистана забрать. 
Попробовали лепёшки, Брежнев перецеловался с красавицами и Зариповым. Потом узбечек пустили по кругу. Нет, только зацеловали всей делегацией. Ну, и Марселя тоже. По кругу. 
Теплицы высоких гостей впечатлили. В марте Пётр заезжал в подшефный колхоз и поинтересовался, продают ли уже зелень. 
— Нет, это не окупится, подсчитали. На отопление больше денег уйдёт, — вона чё, даже деньги считать научились.
— Точно. Вот я дурак. Давай карандаш и бумагу. 
Как-то давно был у родственников на Украине Штелле и поразился видом теплицы. У нас их строят даже стараясь оторвать от земли, а там с точностью до наоборот. Вырыта в земле трёхметровой глубины ямы. Стены забетонированы. Проложены трубы на 57 по дну, для горячей воды, а на них установлены ящики из железа тройки. Верх же только и торчит из земли на полтора метра. Обычная двухскатная крыша. Затраты на обогрев минимальные, и можно даже зимой всё выращивать. Томаты и огурцы, конечно, не стоит, а вот зелень. Точно окупится. 
Вот за полгода Марсель Тимурович и узбекские ребята уже сорок таких теплиц сделали. 
— А почему, Пётр Миронович, в других колхозах нет таких теплиц? — задал вовремя вопрос Косыгин.
— Есть в нескольких. Зимой будут в Москве на рынках продавать зелень. Только ведь нужны не малые деньги сначала. Я посылал вам проект о создании «Сельхозбанка». 
— Читал. На днях вынесу этот вопрос на Политбюро. Думаю, теперь одобрят. Так, Леонид Ильич?
— Если вот сюда деньги пойдут. У иностранцев подсмотрел, Пётр?
— Нет. На Украине видел, — ляпнул правду и тут только сообразил, что это ещё только через несколько десятков лет произойдёт.
— То есть и сами можем. Утрём нос капиталистам.
— Не поможет. Чего бы мы ни сделали, они всё равно будут уверены, что у нас летом снег метровой толщины на улицах и медведи пляшут "Камаринского", распивая самогон из самоваров, прямо в городе на центральной площади.
— Самогон из самоваров! Хорошо сказал. Как анекдот.
— А хотите анекдот про медведя? — вспомнил неплохую шутку Штелле.
— Ховори.
— Шёл медведь по лесу, нёс мешок с пирогами, а в том мешке сидела Машенька, тихо — тихо… В каждом пирожке.
— От, ты, гусь, Петро. Сказанёшь, так сказанёшь. Ох, уморил, — Брежнев даже платок достал слёзы вытереть. 
— Можно и про гуся. Охотник возвращается с охоты — с одной стороны гусь, с другой — ружье. А сам весь побитый, на лбу большая шишка. Сосед спрашивает: 
— Ты откуда, Вася? 
— С охоты. 
— Гусь, что ли, дикий попался? 
— Да нет, гусь не дикий, хозяин вот у него точно дикий. 
После смотрели новый коровник, с тележкой-дрезиной на электрическом ходу, для вывоза навоза и завоза кормов. 
— Опять твоя идея? — повернулся Косыгин к Тишкову.
— Бик оборудование купил. Поилки, тележку, вентиляцию. И коров вот этих тоже. Какая-то Голштинская помесь. Если всё время держать в коровнике и не гонять на пастбище, то обещают до двадцати тысяч литров в год с одной коровы надой. В среднем по стране около пяти. 
— Врёшь!? — влез опять Черненко. Не много на себя берёт? На место что ли поставить? Друг Брежнева. Пусть живёт.
— Нет, Константин Устинович. Если экстраполировать те результаты, что имеем сейчас на весь год, то даже больше получится. Только скоро зима. Чуть снизится надой. Потому, как раз двадцать и получится, — это не Пётр сказал, это Зарипов. Слова-то какие знает. «Экстраполировать»! Вообще, необычный персонаж. Вон, как всё раскрутил. Кризисный менеджер. И всего-то надо было под ж… пятую точку пнуть. И чуть деньжат на раскрутку выдать. 
 
Пошли дальше, и вот тут Пётр, каждый раз проходя мимом, даже сам собой гордился. Ровными рядами расположены несколько сотен виноградных лоз. В основном, все однолетние — небольшие, но есть несколько четырёхлеток и они все усыпаны тёмно-фиолетовыми спелыми гроздями винограда.