Любовь в объективе (СИ)

О пробах на роль попаданки узнала из интернета — новость наделала столько шума, что не знать об этих пробах не мог только слепой и глухой одновременной человек. Я возлагала на эту роль такие надежды. Думала, что вот он — шанс, которого я ждала всю жизнь. Пришла на эти дурацкие пробы, даже, кажется, понравилась комиссии, но всё обломал он! Этот урод, что взбесил меня! Этот урод, который испортил мне жизнь одним своим появлением! Теперь у меня одна мечта — испортить жизнь ему! Если уж я профукала возможность сыграть главную роль в крупнобюджетном блокбастере, то я просто не имею морального права оставить этого извращенца в покое!
Наша встреча произошла три дня назад, но меня до сих пор трясёт от одной мысли о нём! Одно только воспоминание о его мерзкой ухмылке заставляет меня трястись о злости! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Я просто обязана найти его и каким бы то ни было образом подпортить ему жизнь!
Я сижу на кухне, делаю глоток из кружки, пытаюсь успокоиться, как вдруг телефон содрогается от звонка. Я чуть не проливаю чай на себя. Ставлю кружку на стол, тянусь к телефону и понимаю, что звонят с неизвестного номера. Думаю, стоит ли принимать звонок. Но всё же решаюсь. Отвечаю.
— Алло, — говорю я.
— Ну привет, красотка! — издевательски звучит из трубки. Я знаю этот голос. Стоит только вспомнить про экскременты, как они всплывают. Голос извращенца Ламбера в трубке прекрасно это доказывает.
— Ну привет, извращенец, — натягивая недовольную улыбку как можно милее пытаюсь ответить я.
  
Глава 8
 
Кристоф.
— Мне удалось её уговорить, — хвастаюсь я Майку, сидя в его кабинете. — А это значит что?
— Что? — не понимает он.
— Сам не знаю, что это значит. Но скучно точно не будет.
— Ты же понимаешь, что ей предстоят ещё и основные пробы, — пытается испортить настроение он.
— Всё я прекрасно понимаю! А ещё я понимаю, что именно для этого ты мне и нужен. Разве это не твоя работа?
— Что? Удовлетворять любые твои потребности?
— Вот именно! — взрываюсь я. — Загугли значение слова «менеджер»!
— И что там будет? — спокойно спрашивает Майк.
Я киваю головой, ухмыляюсь.
— Там будет что-то вроде того, что ты грёбанный раб! Если я тебе плачу, ты делаешь всё!
— Боже, — вздыхает он, — а я только подумал, что ты начал меняться. Всё же так хорошо начиналось.
Я отмахиваюсь.
— Ладно, задолбал уже ныть. — Щёлкаю пальцами. — У тебя есть номер этого автора. Он же, вроде, тоже будет на финальных прослушиваниях. Хочу поговорить с ним. Надавлю, чтобы принял эту бестию.
Майк опускает голову, мотает ей.
— Крис, ты тоже там будешь… Потому что им в любом случае будет нужно посмотреть, как вы сработаетесь.
— Может тогда сразу их ко мне в спальню? Ну чтобы посмотрели, как я хорошо умею срабатываться с горячими дамочками.
Майк осуждающе смотрит на меня.
— У тебя только одно на уме.
Я тыкаю в него пальцем.
— Что я тебе говорил. Не смотри на меня так, — цежу сквозь зубы как можно злее. — Не смотри на меня так, не говори мне, что я не прав и даже не думай об этом. Понял?!
— Тогда кто тебе будет об этом говорить? — разводит он руками. — Если не я, то ты совсем забудешься, сопьёшься и не видать тебе как актёрской карьеры, так и твоих половых экспериментов. Я же о тебе забочусь. Не о себе.
Недовольно хмыкаю. То же мне, заботливый нашёлся!
— Разве не в этом заключается жизнь кинозвезды? Разве это не то, к чему стремится девяносто процентов населения этой грёбаной страны? Бухло, тёлки и веселье.
— Не думаю, что тёлки мечтают о тёлках, — бурчит Майк под нос. Он смотрит на меня и говорит уже во весь голос: — Да, Крис, наверное ты прав. Об этом все и мечтают. Только вот никто из них ни хрена в итоге не добивается. А те, кто мечтает именно о ролях, живёт искусством, кого интересуют персонажи, которых приходится отыгрывать и те, кто учатся вживаться в роль, вот те люди действительно чего-то добиваются.
Я хмыкаю снова.
— Ну так я ничего такого не делал и прекрасно обошелся без всей этой ерунды. Главное — харизма, Майк, — бью себя в грудь.
 
Он закрывает глаза. Открывает. Кивает.
— Да, ты поднялся на харизме. Но что сейчас? Сколько уже можно повторять, что всё, чего ты добился за пять лет, медленно но верно уходит. И виноват в этом только ты.
— До пошёл ты, — говорю я, поднимаюсь со стула и выхожу из офиса.
Я знаю, что он всё равно сделает, что я сказал. А если не сделает, придётся пригрозить ему увольнением.
Спускаюсь на парковку, сажусь в свой ахеренный спорткар, завожу двигатель. Мотор рычит на всю парковку. О да! Обожаю этот звук. Не то, что эти грёбанные электрокары. Я люблю, чтобы было слышно. Чтобы ты знал, с чем имеешь дело. С машинами — как с девушками. Ты должен знать с чем имеешь дело и на что способна эта малышка. Идеально, когда малышка породистая и дерзкая. Чтобы можно было приручить её, если вдруг эта сучка решит повыпендриваться на поворотах. Кладу руки на руль, вдыхаю запах дорогого салона. Это то, что осталось от моей прежней, шикарной, жизни.
Что делать дальше? Какие планы на день? Передо мной всегда стоит два выбора: либо пойти в клубешник, либо пойти в казино. На казино нынче денег нет. А вот с клубешником уже можно что-то придумать… Но сегодня есть вариант получше.
Беру телефон, ищу номер под незамысловатым именем «стерва», набираю. Жду. Слушаю гудки. Начинаю раздражаться. Не берёт! Вот ведь! Стерва! Сбрасываю звонок, откидываю телефон. Хватаюсь за руль, переключаю передачу и жму на газ.
Я выезжаю на улицу. Мне плевать на правила. Правила для лохов. Я умею ездить, так зачем мне тогда эти грёбаные знаки и светофоры? То, что я кому-то там мешаю, это их проблемы. Я пролетаю на красный, огибая впереди стоящий авто и смеюсь, глядя в зеркало заднего вида. Через несколько минут таких покатушек, подъезжаю к парку. Торможу. Глушу двигатель. Нужно подышать. Было бы отлично, если бы я мог выбраться на природу. Но с этим грёбаным фильмом нужно ждать, пока не найдут исполнительницу главной роли. Так сказали студийные боссы. Майк передал мне их пожелания. Раньше я мог позволить себе не слушать каких-то жирдяев в пиджаках. Теперь приходится делать всё, как говорит Майк. Я никогда ему об этом не скажу. Если я облажался, если я вляпался в дерьмо — его работа вытащить меня. Не стоит мешать ему работать. Мы с ним с самого начала. Не важно, как сильно я на него злюсь. Не важно, что почти каждый грёбанный день я готов его уволить, я знаю, что никогда этого не сделаю. Этот засранец — единственный, кто остался со мной сейчас, когда я стал никому не нужен. Этот засранец — единственный, кто был со мной до того, как я стал известным.
Я родился в богатой семье. Я с пелёнок на «ты» с тусовками и красивыми девочками. У меня всегда было всё, чего я желал. Но, как только я изъявил отцу желание стать киноактёром, он пригрозил:
— Если не откажешься от этой идеи, можешь забыть о наследстве.
Я не отказался. Он сам научил меня брать от жизни всё, чего хочешь. Нет, он не научил — он приучил. Если я чего-то хотел, он давал. Но взамен он хотел одного — чтобы я унаследовал его империю. Хрен знает, чем он там управляет и чем владеет. Проще сказать, чем он не владеет. У него есть всё — начиная с нефтедобывающих кампаний, заканчивая несколькими сетями грёбанных супермаркетов. Но ведь я далёк от всей этой бизнес-рутины, папочка. Когда мне впервые пришлось изучать грёбанные квартальные отчеты, у меня заболела голова от этих сраных цифр. Нет, я серьёзно! Настоящая мигрень ударила в башку. Поэтому я раз и навсегда решил, что продолжу жить так, как привык. Вариантов было несколько — рок-звезда, рэп-звезда и киноактёр. Ну, может ещё вариант с футбольной карьерой рассматривал. А что? В качалку я ходил, и хожу до сих пор. Только вот ну его на хрен. На кой мне эти физические перегрузки, постоянные тренировки? Вот и я так думаю — на хрен они не нужны.