Цикл «Идеальный мир»: Реквием по мечте (СИ)

Сам Стокер тоже безумно желал мирной жизни. Он мечтал о доме, о том, как к нему будут приезжать близкие. О том, что, возможно, дети Огонька будут звать его дедом. Он помнил, как однажды они с друзьями сидели за столом на заднем дворе у Модо, и делились тем, каким бы они хотели видеть Марс. Он внимательно вслушивался в слова, стараясь запомнить каждую фразу.
— Я хочу, чтоб мои дети могли выйти на улицу, а я был спокоен за их безопасность, — сказал Модо.
Он, Стокер, создал сильную полицию и армию, чтобы его друг мог не волноваться.
— Я хочу мир, в котором рейдеры не будут похищать мышей, — сказала Карабина.
Он, Стокер, сделал так, чтоб они не смогли.
— Я хочу, чтобы крысы не предали больше Марс, — сказал Огонек.
И этого он добился.
— Я хочу, чтобы на планете росли цветы, как на Земле, и я мог дарить их Чарли, — смущенно улыбаясь, сказал Винни, а потом поцеловал свою землянку.
Планета, даже после того, как ее снова изрядно разрушили, становилась все зеленее, и уже ничего не могло остановить процесс восстановления экологии.
— Я хочу, чтоб никто больше не мог вторгнуться к нам, подкупить наших чиновников, украсть ресурсы, — сказал Троттл.
И Стокер выдворил всех потенциальных агентов других правительств, оставив только мышей.
Миллионы мышей, которые живут в безопасном, справедливом, возрождающемся мире!
Он был уверен, что друзья поддержат его, разделят с ним ношу. Видит Фобос, он ненавидел власть и политику! Когда он оказывался рядом с плутаркийцем, Стокеру нестерпимо хотелось засунуть пальцы глубоко в его жабры и дернуть, что есть силы, заставляя рыбомордого подонка корчиться возле ног в агонии. Но он, как глава временного правительства, должен был улыбаться им и проявлять дипломатию. Он презирал галактический совет, который много лет закрывал глаза на то, как терзали его родную планету, но был вынужден действовать так, чтобы эти продажные ублюдки не могли ничего ему предъявить. Собирать доказательства и стоять перед ними, оправдываясь за каждый нанесенный удар мышиной авиации. И ждать, вашу мать, их решения, на которое старому воину было откровенно плевать!
Его вынудили возглавить Марс. Вынудили бездействием. Все они, его друзья и союзники, просто отступили, разбежавшись на гражданку и прикрывшись семьями. На деле же они все просто боялись ответственности, переложив ее на командира, привыкнув, что именно он принимает все трудные решения.
И тогда Стокер, в очередной раз стиснув зубы, взвалил на свои плечи, так жаждущие отдыха, ответственность за целый мир и его будущее, попрощавшись с мечтой о домике и приезжающих в гости внуках.
Он снова начал работать, не жалея себя. Изучал экономику, искал экспертов по социальному развитию, очень внимательно распределяя имеющиеся у него скудные ресурсы так, чтобы они принесли максимум пользы планете и ничего не пропало. Парочку чиновников, решивших, что выделенные средства можно присвоить, пришлось жестоко казнить, зато остальные предоставляли идеальные отчеты по выполненным и перевыполненным планам.
Рядом с ним остались двое. Те, которых он ценил выше других, которым он верил больше остальных и которым был предан всей душой. Он строил команду вокруг Карабины и Огонька, компенсируя ее нежелание пачкаться в грязи и его неопытность, подбирал тех, кто будет брать на себя постоянно или временно то, что не готовы взять они. И ему удалось. Скаббард со Стокером стали отличными наставниками Огоньку, и начальник его СБ прекрасно знал, что со временем встанет под командование молодого воина. Он же виртуозно выполнял приказы, о которых Карабине знать не следовало. Создание лагерей для тех, кто был не согласен, началось еще при ней. Карабине просто не показывали эти отчеты, ведение политическими заключенными Стокер оставил себе. Неприятная, мерзкая обязанность, но кто-то должен был этим заниматься! Допускать, чтобы отдельные выскочки подрывали доверие марсиан к его идеям, он не мог. Мышей осталось слишком мало, чтобы разделяться. Многие, побывав в трудовых лагерях, меняли свое мнение относительно правящего режима: там умели убеждать в том, что он идеален.
 
А потом Карабина пришла и, блестя глазами и глотая слезы счастья, вывалила ему на голову известие о том, что ждет третьего. Он был, конечно, по-дружески за нее счастлив, отмечая, как округлилась ее фигура, как красивы и плавны стали движения. Но он сразу понял: она уйдет, почувствовал это, как только она рассказала о пополнении. Он слушал ее, улыбался одними губами, а глазами молил: «Не оставляй меня! Отдохни, но пообещай, что вернешься! Я дождусь!» И уже в эти минуты его мозг стратега прикидывал, как закрыть дыру, что образуется после ее ухода. Огонек слишком неопытен и не справится. Еще хотя бы пять лет, и было бы возможно закрыть брешь им, но сейчас было рано!..
Стокер не ошибся: спустя несколько месяцев она подала в отставку. И ему не оставалось ничего иного, кроме как поставить на ее место Скаббарда — отличного солдата, прямого, исполнительного, верного, но не обладающего гибкостью мышления и дальновидностью истинного стратега.
То, что он совершил ошибку, Стокер понял очень быстро: его новый министр обороны проявил слишком много рвения и жесткости, разгоняя пикеты псов и крыс, требовавших расширения ограниченных прав. К несчастью, митингующие решили, что самое время заявить о себе как раз в тот момент, когда Лидер восстанавливался после операции на сердце. За три недели, которые ему пришлось провести в медикаментозном сне, приказы отдавал Скаббард по своему разумению, и ситуация успела принять самый серьезный оборот. Новый министр, вместо того, чтобы сесть за стол переговоров, арестовал половину зачинщиков и, не церемонясь, расстрелял их лидеров в духе военного времени. Рейдеры и крысы взвыли. Хорошо, что верная Стокеру PR-команда сориентировалась, и вся эта ситуация практически не просочилась в прессу. А Лидеру пришлось срочно возвращаться в строй до окончания лечения, проигнорировав угрозы Линка о том, что вся проделанная с его сердцем работа полетит псу под хвост.
Старик не винил Скаббарда: этот громила просто не подходил на этот пост, и только стечение обстоятельств позволило ему занять столь ответственную должность. Будь на его месте Карабина, она бы нашла слова, она бы применила женскую гибкость, но его лучший генерал нянчилась с годовалым младенцем и не видела ничего вокруг, кроме пеленок и подгузников. Конфликт разгорался быстро и жарко. Пролилась кровь, появились первые жертвы. Крысы и псы, впервые в истории сплотившись, покинули свои города и укрылись где-то в Элизии, начав оттуда совершать нападения на территории мышей.
Так началась война марсианских рас. Далеко не первая. Но самая жестокая и на этот раз последняя.
Стокер не стал решать конфликт миром. Он понял, что его можно обернуть на благо, навсегда обезопасив мышей от притязаний на Марс других видов. Когда в холодную, расчетливую голову стратега впервые пришел такой ход, старого воина затошнило и чуть не вырвало. Мысль о геноциде возникла так внезапно, будто в полутьме кабинета кто-то нашептал в ухо эту идею. Он в ужасе ее откинул, вспомнив, как рассказывал Огоньку, почему тот не должен ненавидеть крыс. Но мысль эта, раз поселившись в голове, посещала снова и снова. Незаметно подкрадывалась тогда, когда он был расслаблен, перед самым сном, на грани бодрствования врезалась в сознание и отпечатывала на мозге: «Безопасность миллионов! Они больше не смогут предать!». Казалось, что кто-то раз за разом проникал в его спальню и потусторонним шепотом в полусне рассказывал, как спасти родной мир. Сон мгновенно пропадал, и Стокер, распахнув глаза, долгие часы потом ворочался с боку на бок в постели, не имея возможности отвлечься или с кем-то поделиться. Он пару раз даже вставал и проверял, не спрятался ли кто под кроватью или за занавеской, ругаясь про себя на иррациональную дурость: все замки на дверях были надежно заперты. Но ощущение чужого присутствия появлялось все чаще. А вместе с ним — мысли о том, что Марс, на котором будут жить только мыши, станет идеальным домом.